G.O.G.R. (СИ)

- Эх, – вздохнул Пётр Иванович, положив протокол в папку «Дело № 37».

Маргарита Садальская дошла до остановки «Улица Разенкова». Покрутившись там немного, пропустив несколько маршруток и проигнорировав два троллейбуса, киевская «колдунья» огляделась так, будто бы что-то у кого-то украла, а потом – пошла по снегу вдоль проспекта Ильича в сторону школы номер девяносто пять. Погода была неважная, небо бросалась снежком. Солнце давно уже отправилось спать, переложив свою обязанность светить и освещать на «плечи» уличных фонарей. Дойдя до школы, Маргарита Садальская остановилась под ярким оранжевым фонарём. В школьном дворе было людно: недавно закончилась вторая смена, и родители забирали домой детей-семиклассников. Поглазев немного, как мамы и папы выводят из школьного вестибюля и уводят своих «двоечников и отличниц» по домам, Маргарита Садальская совершила крутой поворот на девяносто градусов и бодро зашагала по улице Восточной к парку. Но до парка Маргарита Садальская не дошла. Пройдя где-то половину улицы, она завернула в пустынный тёмный двор. Потом – подобралась к одному из подъездов. Железная дверь оказалась заперта. Кодовый замок остановил её движение, Маргарита Садальская приблизилась к микрофону домофона и нажала кнопки «1» и «3», то бишь, собиралась прорваться в тринадцатую квартиру. Домофон испускал монотонные отупляющие гудки, а снежок постепенно заносил Садальской воротник и шапку. Наконец, кто-то внял её «мольбам», и микрофон забурчал недовольным голосом, не поздоровавшись:

- Тебя что, впустить?

- А ты как думаешь? – угрюмо огрызнулась «доктор медицинских наук профессор психиатрии», отряхивая с шапки снежную пыль.

- Я думаю оставить тебя на улице, – невозмутимо отпарировал житель тринадцатой квартиры. – Выроешь себе в снегу берлогу, и будешь там спать, как полярный медведь.

- Ещё одно слово и считай, что отправился кое-куда и безвозвратно… – змеёй зашипела Маргарита Садальская, заставив обитателя тринадцатой квартиры быстренько вжать в корпус внутреннего домофона кнопку «Open», и открыть ей дверь.

Маргарита Садальская взлетела вверх по лестнице и ворвалась в квартиру, словно некое стихийное бедствие, грубо спихнув с дороги неказистую коричневую дверь. Она набросилась на хозяина, который вышел к ней в прихожую в халате и в домашних шаркающих тапочках. За рабочий день у Маргариты Садальской накопились тонны негатива. Вот она и принялась выплёскивать его, пытаясь поколотить хозяина тринадцатой квартиры кулаками.

- На кой чёрт тебе понадобилось влезать в сейф Серёгина?!! – вопила Маргарита Садальская, стараясь прорваться сквозь глухую боксёрскую оборону человека в тапочках и подбить ему глаз.

В пылу отчаянной схватки с Садальской слетел парик и упал на пол. Под париком у неё оказались невыразительные и тусклые рыжеватые волосики. Она замахнулась, совершив очередную попытку залепить хозяину тринадцатой квартиры оплеуху. Но человек в тапочках, видимо, наевшись её свирепыми выпадами, умело блокировал нацеленный ему в челюсть хук слева и опрокинул разъярённую и потерявшую волосы Садальскую на потёртый линолеум пола. Она сидела на полу, запыханно дышала и пыхтела, отплёвываясь от лезущих в рот волос, а хозяин квартиры взирал на неё сверху вниз, а потом потребовал:

- Хватит тут мельтешить, лучше вываливай, что ты нарыла в их полиции?

Маргарита Садальская рыкнула слово «чёрт» – кажется, это её любимое слово – выплюнула волосы, взяла себя в руки и проговорила:

- Этот тупачок Интермеццо ничего мне не выболтал. Когда я ввожу его в транс – он блеет, как какая-то коза драная… и всё! Эти ихние менты ржут, как ненормальные… я ничего не смогла от них добиться!

- Эх, зря я тебя впустил к себе в квартиру! – буркнул хозяин и ушаркал в своих тапочках на кухню.

Он там что-то куда-то наливал и, кажется, разлил. Чертыхнувшись, он продолжил свой выговор Садальской:

- От тебя я вижу, толку, как от козла молока. Зря приобретал тебе все эти новые тряпки и парик. Давай, компенсируй и выметайся. Твою драную шубку я тебе верну.

- Что?? – подскочила Маргарита Садальская, и тоже побежала на кухню, где её визави переливал из кастрюли в банку кипячёное молоко.

Сбросив парик, «доктор медицинских наук профессор психиатрии» превратилась в бывшую горничную Кашалота, наглую шпионку Эммочку. А хозяином квартиры был неудачник Муравьед, или Грегор Филлипс.

- Ведь это тебе дали задание уничтожить результат эксперимента «Густые облака – 1»! – зашипела Эммочка, толкая Филлипса в бок и мешая переливать молоко – он из-за неё уже на стол набрызгал. – А ты даже палец о палец не ударишь, а только всё портишь! На кой чёрт тебе понадобилось влезать в сейф Серёгина, а? Я у тебя спрашиваю, или у колоды?! – она пнула ногой стол, от чего банка с молоком улеглась на бок, выплеснув на пол всё содержимое. По полу потекли молочные реки.

- Что ты наделала?! – взвизгнул Филлипс, отставив кастрюлю в сторону. – Убирай теперь, если ты такая умная! И вообще, я думал, что должен буду пристрелить гориллу, а не гоняться за Генрихом Артерраном!

- Гориллу они и сами пристрелили! – фыркнула Эммочка, и прямо в сапогах, потопала в комнату. – Пойду, поглазею на телек! – бросила она на ходу. – А ты, жук навозный, если хочешь, сам убирай!

- Э-эй! – крикнул Филлипс вслед Эммочке, которая затоптала ему ковёр и залила пол.

А она не ответила: включила телевизор и поддала громкости. Пришлось Грегору Филлипсу сжимать волю в кулак, приносить из ванной тряпку и самому стирать с линолеума бестолково пропавшее молоко.

В сейфе Серёгина Филлипс искал документы с базы «Наташенька», которые Чеснок бесплатно «продал» Мильтону. Он не знал, что документы проданы, и «Казак» Чеснока и Сумчатого заграбастан неким Тенью. Филлипс думал, что Серёгин обыскивал офис «Казака» и нашёл там нужные ему документы – вот и полез в сейф, надеясь их там отыскать. Выдав себя за гипнотизёра, Эммочка получила электронный пропуск и могла беспрепятственно проникать в здание Калининского РОВД. Она-то и провела «медвежатника» Филлипса внутрь, а Пётр Иванович решил, что он «материализовался», или «возник».

Эммочка смотрела телевизор Филлипса краем глаза – там показывали скучные «Звёздные танцы» – нечего смотреть, чушь полная. Однако, сидя у телевизора, она успокаивалась и начинала припоминать, какие же зёрна истины удалось ей выскрести из бессвязной болтовни тех несчастных, кто подвергся чудовищному гипнозу Генриха Артеррана. Завшивленный бомж Грибок, у которого нашлись следы личности якобы убитого следователя Кораблинского, проболтался, что его возили в какие-то Верхние Лягуши… Уж не там ли находится то, что они с Филлипсом ищут? Ещё Эммочка вспомнила, каким образом у Грибка нарушилось наведённое Артерраном состояние выборочного гипноза – его побили. И у неё родился коварный план: уж не залепить ли ей парочку зуботычин Интермеццо, пока Муравьёв не видит? А как? В крайнем случае, можно загипнотизировать самого Муравьёва!

- Эй, Жук! – крикнула она из комнаты возящемуся на полу кухни Филлипсу.

Тот молчал: не терпел, когда кто-либо обзывал его «Жуком», особенно эта Эммочка.

- Филлипс! – гаркнула Эммочка, перекричав музыку из телевизора.

- Чего? – неохотно отозвался Филлипс, выкручивая тряпку.

- Сюда иди! – потребовала Эммочка, не желая отрываться от дивана

- Ещё чего! – огрызнулся Филлипс и взялся за пылесос – чистить затоптанные Эммочкой ковры.

Эммочка же не пожелала сползать с дивана и принялась орать на всю квартиру, перекрывая рёв несовременного и нефункционального пылесоса «Витязь»:

- Узнай, что это за место такое – Верхние Лягуши!! И побыстрее – я уже хочу уволиться и не слушать, как эти идиоты в их ментуре ржут и блеют!!

Филлипс пылесосил в прихожей и молчал. Сначала его пылесос мерно гудел, но потом начал как-то натужно выть и кашлять. Эммочка слышала, как Филлипс, чертыхаясь, проделывает ему «искусственное дыхание», отчего несчастный прибор ещё более натужно выл и кашлял совсем как умирающий туберкулёзник. Потом вой пылесоса стих, и Филлипс вырос на пороге той комнаты, где Эммочка смотрела телевизор.