Судья

Не разумнее ли уничтожить молоток сейчас? Разрубить топором на мелкие щепочки? Быстров понял, что не хочет. Не может причинить ему вред. В конце концов, он слишком мелкая персона, чтобы решать проблемы вселенского значения.

Зимин, набычившись, сидел в наручниках за столом для допросов. С другой стороны стола сидел усталый следователь, измученный бессонной ночью. Быстров кивнул ему.

Следователь, поднявшись, вышел, оставив на столе папку с делом Зимина. Быстров мысленно пожелал ему выспаться.

Он подошел к столу, бегло просмотрел материалы. Зимин засопел.

— Ну че, начальник? Пришел по мою душу?

— Обязательно. Это моя работа.

— А не боишься? За мной большие люди стоят. Ты Серегу Беса знаешь?

— Да, к сожалению.

Быстров подошел к окну. Сложил руки на груди. Глядя на родной город, погрязший во грехе, тихо сказал:

— Тебе лучше написать чистосердечное, Зимин. Так будет лучше для всех. Признайся, что ты выгнал порядочную женщину из собственной квартиры, а ее маленькую дочь подвесил за ноги к потолку. Тогда тебе срежут срок, и у тебя появится шанс. Шанс зажить по-новому. Тебя ждет новая жизнь… — он на миг задумался. На губах появилась печальная улыбка. Быстров тряхнул головой.

— Новая жизнь… Да, так и будет, — он сглотнул. — Я уверен.

Глава 49. Путь вниз

В декабре отца Вити Королева застрелили в собственной машине. Рядом с телом на сиденье лежал деревянный молоток.

Об этом говорили некоторое время, но быстро забыли. В город ворвалась зима — ужасающая русская зима, не знающая жалости. Жестокая вьюга укрыла Высокие Холмы белым саваном, поднимая в воздух столбы снега. Дороги сковало льдом. Люди старались не выходить из дома, но даже там их настигал невыносимый холод — в бедных районах часто отключали отопление, а многие котельные были закрыты.

Снег укрыл следы преступлений. Зима похоронила своих мертвецов.

Когда вернулась зеленая весна, снег растаял, как и страшные воспоминания. Забылось то, что произошло в парке в прошлом году.

Инна с Павлом часто навещали Иру. У нее жизнь шла своим чередом. Андрюша уже ползал по гостиной, издавая радостные гукающие звуки.

В апреле Инна и Павел пришли на могилу Ильи. Инна снова была беременна.

Вероника пустым взглядом смотрела на надгробную плиту. Из-за спрятанных под черный платок волос и морщин у глаз она выглядела старой.

— Здравствуй, — тихо сказала Инна, вставая рядом с ней.

Ника повернула голову — странное безжизненное движение живого мертвеца. Равнодушно оглядела Инну с головы до ног. Взгляд на секунду остановился на выпуклости живота под платьем.

— Какого черта ты здесь? — холодно сказала Ника. — Ты не имеешь никакого права приходить на его могилу.

— Я пришла, потому что любила его.

Ника криво усмехнулась.

— Уж не думаешь ли ты, что Ильюша тебя любил? Не обольщайся. Ты для него была просто шлюхой! Знаешь, как он называл тебя за глаза? «Сука ебанутая»!

Инна с жалостью смотрела на соперницу.

Лицо Ники исказилось.

— Он не любил тебя! Он тебя пре-зи-рал! Он любил только меня, меня!

Вероника, выплюнув эти слова, надеялась увидеть на лице Инны обиду или гнев. Инна, спокойно глядя ей в глаза, сказала:

— Ты не хуже меня знаешь, что Илья не любил ни одну из нас.

Ника побелела. Поджав губы, влепила Инне пощечину.

Инна, схватившись за щеку, с болью и сожалением смотрела на Нику.

— Бедняжка…

Она наклонилась, чтобы положить на могилу три белые розы. Ника вырвала у нее цветы, сломала стебли, отшвырнула букет в сторону.

— Убирайся! Тебя сюда никто не звал!

Она безумным взглядом смотрела на Инну. Та подошла, взяла Нику за руку.

— Ты шипами поранилась. У тебя кровь, видишь?

Ника оттолкнула ее.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — прокричала девушка. Рыдая, пошла прочь.

Павел, который на протяжении всей пьесы стоял в стороне с сигаретой, подошел к Инне. Затянулся, выдохнул дым и изрек:

— Сумасшедший дом.

Он увидел в глазах Инны слезы. Положил ладонь ей на плечо.

— Забудь все, что эта дура здесь наговорила. Она не в себе. Тебе сейчас нельзя волноваться.

— Нет, нет, — сказала Инна, шмыгая носом. — Просто… это все так ужасно. Бедный Илья! Бедная Ника!

Лицо Павла окаменело. Он убрал руку.

— Ах, вот оно что. Жалко этого мерзавца?

Инна с недоумением смотрела на него. Павел отбросил сигарету.

— Я сдохну, ты слезинки не прольешь.

Отвернувшись, Павел пошел прочь по грязи, смешанной с талым снегом.

Инна догнала его.

— Постой! Куда ты?

— Я? Домой. Тошно смотреть на тебя.

— Боже, Павел, как можно быть таким черствым? Ты думаешь только о себе!

— А о ком я должен думать?

— Обо мне хотя бы! Я…

Инна осеклась. Павел упал на колени, сжав голову ладонями.

— Паша… что…

Он страшно закричал — так, что птицы испуганной стаей слетели с кладбищенских деревьев. Упал на спину и снова закричал, извиваясь в конвульсиях. Его ноги били по земле.

— «Скорую»! — закричала Инна, забыв о том, что на кладбище, кроме них, никого. — Скорее врача!

Инна сидела в коридоре больницы, глядя на собственные побелевшие пальцы, стиснувшие коленки. Боже, только этих волнений мне не хватало. Кончится это когда-нибудь?

Павел, слабо улыбаясь, вышел из врачебного кабинета. Девушка поднялась ему навстречу.

— Ну, что сказал врач?

— Все в порядке, — Павел попытался обнять ее. Инна отстранилась.

— В порядке?

— Дома поговорим.

К ним подошел врач — высокий лысый мужчина в круглых очках.

— Больному нужно ехать домой, — весело, как на детском утреннике, объявил он. — Больному нужен отдых.

Врач излучал позитив, но Инну охватил ужас. Его веселье выглядело насквозь фальшивым.

Врач взглянул на нее.

— Вы родственница?

— Невеста.

— Зайдите ко мне. Нам надо поговорить.

Что-то промелькнуло в его глазах. Или просто свет блеснул в стеклах очков? Инна нерешительно взглянула на Павла. Тот кивнул.

— Я поеду домой. Когда ты приедешь, обед будет уже готов.

На ослабевших от страха ногах Инна последовала за врачом. Села на стул. Врач, сняв очки, посмотрел ей в глаза. Наигранное веселье исчезло. На Инну смотрели настоящие глаза врача — суровые, холодные, видевшие смерть стольких хороших людей, что их трупами можно наполнить Зимний дворец. Эти глаза видели слезы их близких, отчаяние, безнадежность, покорность судьбе и готовность к неравной борьбе. Эти глаза видели, как подонки здоровыми и полными сил вставали с больничной койки, чтобы продолжать уничтожать мир.

То были глаза самой Смерти. Их взгляд скальпелем резал в самое сердце.

И эти глаза смотрели на нее.

— У вашего жениха опухоль мозга.

Инна молча смотрела на него, не в силах сказать ни слова. Наконец, еле слышно спросила:

— Что же делать?

— Нужна операция. Но даже, если она пройдет успешно, я не гарантирую положительный результат.

Он выжидающе уставился на Инну. Девушка, не зная, что ответить, нервно кивнула.

— Я поняла.

В дверях он спросил:

— С этим все хорошо?

Инна посмотрела на свой выпуклый живот.

— Да, спасибо.

— Поздравляю.

Она улыбнулась.

Остановилась на пороге кухни. Павел, снимая передник, оживленным голосом сказал:

— Инна, а давай жить весело! В ресторан закатимся. Мы давно никуда не ходили. Давай?

— Не сейчас, милый, — сказала Инна, с тревогой вглядываясь в его слишком радостное лицо. Она не стала напоминать, что они почти на всем протяжении их романа не вылезали из постели, и торчали у него, либо у нее дома, трясясь в страхе перед жизнью.

— Паша. Скажи, у тебя еще осталось что-то от денег жены?

Расставляя на столе тарелки, он сказал:

— Самая малость. А что?

Инна не понимала: он знает или нет? Знает, что может умереть? Девушка понимала, что нужно заговорить об этом, но малодушно промолчала. В ее чреве росла новая жизнь, и меньше всего ей хотелось говорить или думать о смерти.