Звездолет с перебитым крылом

— Что-то у меня колесо стало спускать, — сказал Дюшка. — Ниппель сифонит, кажется, резинка вконцы растянулась.

Дюшка присел и стал проверять ниппель.

Все у него с ниппелем в порядке — больше чем уверен. Просто Дюшка перестарался со своими фильмами и книгами и сам себя напугал. В лесу и так всегда что-то чувствуешь постороннее, а после таких рассказов… Никакого полснаряда пороха ему уже не нужно, теперь повод ищет, чтобы не ехать.

— Не знаю… — Дюшка с сомнением тыкал пальцем в покрышку. — У меня камера клеена четыре раза, сопрела, наверное…

Не хочет дальше ехать, подумал я, придумывает, как лучше назад вернуться. Чтобы не стыдно. Нет уж. Проснулись чуть свет, десять километров по лесу тащились, теперь назад?

— Добрались почти, — сказал я. — Чего поворачивать?

— А если грыжа сядет? Придется пешком. Домой только под вечер вернемся, а то и затемно…

— Ничего, — успокоил я. — У меня аптечка есть, я ее всегда с собой вожу.

С этим спорить было сложно.

Километра через два прибыли на место.

Подрывное поле узнать легко: лес тут другой. Вот идут вполне себе обычные сосны по голубоватому мху, а потом раз — и все поменялось. Деревца хоть и высокие, но худые и какие-то временные, что ли. А мох растет клоками, и не синий он совсем, а белый.

И заблудиться тут легко, потому что лес одинаковый, так что я сразу заметил, где солнце, — на всякий случай. Мы углубились в подрывное поле, а потом повернули к северу и с километр тащились по лесу. Велосипеды катили рядом с собой. Дюшка вздыхал, озирался, сверялся с компасом и то и дело говорил, что мы, кажется, заблудились, а он вот-вот вывихнет ногу, потому что у него с детства был подвывих. Но довывихнуть ногу ему не удалось, вышли к реке.

Сендега неширокая, но дно торфянистое. И шишек много на дне, сучков разных, поэтому приходится в броднях переходить. Дюшка трусил и искал причины вернуться, мне это надоело, я натянул бродни и перебрался на другой берег. Сапоги снял и перебросил Дюшке. Теперь у него выбора не оставалось: одному возвращаться домой страшно. Дюшка перебрался следом, конечно же, оступился, зачерпнул воды, запричитал.

Никаких снарядных гильз, заполненных порохом, мы не нашли, хотя лес на другом берегу Сендеги рос точно такой же, невысокий и кривой. И мох такой же. Ну разве что кочки чуть повыше и позапинучее. Мы бродили между кочками, высматривая снаряды, только все зря. Не было тут ничего. А если и залетало, то собрали до нас.

Дюшка тоже это понимал и несколько раз вздыхал, что погода портится, хотя она на самом деле ничуть не портилась.

— Портится-портится, — настаивал Дюшка. — Это с виду ясно, а тучи собираются в верхних слоях атмосферы. Я прогноз слышал — гроза сегодня вполне возможна.

Но я решил Дюшку проучить. Чтобы больше снарядов искать не хотелось да по лесам шастать.

— Надо получше проверить, — сказал я. — Снаряды могли и дальше улететь, туда, к болоту. Давай сходим.

— Заблудиться можно…

— У тебя же компас, — напомнил я.

— Ладно, сходим. Только к Сендеге надо сначала вернуться.

— Зачем? — не понял я.

— Велики проверить, — продолжал юлить Дюшка. — А то мало ли.

— Так здесь нет никого. А спрятали мы хорошо…

— Все равно, надо посмотреть.

— Хватит, а! — Я поглядел на Дюшку злобно. — Кто твой «Салют» украдет? У нас в городе таких два всего, если и украдешь, все равно не покатаешься. Так что пойдем снаряды искать.

Дюшка не стал спорить в этот раз, и мы отправились дальше. Шагали в направлении болота. Молчали, слушали лес. Лес как лес. Потом Дюшка остановился. А я еще шагал. Наткнулся на него, но мы не упали.

— Что это? — спросил я.

— Не знаю…

Голос его дрогнул. Было отчего, если честно. У нас под ногами лежала широкая, метра в полтора выжженная полоса.

— Пожар, что ли? — предположил я и сразу понял, что это глупо, никакой пожар не горит так.

Ровно.

Очень ровно, границы этой полосы были аккуратные и точные, словно их прочертили по линейке или, вернее, по трафарету. Рубеж.

За черной границей лес продолжался и продолжался мох, все как обычно.

Дюшка потрогал черную полосу носком ботинка.

— Похоже, оно… вымерзло, — сказал Дюшка.

А я не знал, что сказать. Такого я раньше не видел. Года два назад в конце июля случился настоящий заморозок, утром проснулись, а весь огород повял — и морковь, и свекла, и капуста. Морковь и свеклу собрали какую есть, а капусту всю на выкид. Но тут все было по-другому.

Я говорил, что черная полоса была очень ровной, но когда я рассмотрел ее поближе, то обнаружил, что она более чем ровная. По земле рассыпалась брусника, плоские кустики с темно-зелеными листочками, и в некоторых местах граница черноты проходила как раз по листьям, деля их на живую зеленую половину и мертвую черную.

— Не похоже на заморозок, — возразил я. — Слишком четкие границы. Точно ножом срезали.

— Это шаровая молния, — неожиданно уверенно заявил Дюшка. — У шаровых молний как раз такие острые края. В этом году много шаровых молний, в газете об этом писали.

— Пойдем, посмотрим, — предложил я.

— Зачем? — тут же спросил Дюшка. — И так все понятно, шаровая. Чего там смотреть…

Но я не стал слушать, я перешагнул черную полосу.

Дюшка ойкнул.

Ничего не случилось. Мох так же хрустел под ногами, земля та же. Я оглянулся. Дюшка мялся, потом все-таки переступил.

— Похоже на НЛО, — сказал он.

— Какое еще НЛО? — не понял я.

— Неопознанный летающий объект, — пояснил Дюшка.

Я бы посмеялся, честное слово, посмеялся бы, да вот мне не смешно совсем было.

— Есть одна книжка… — прошептал Дюшка.

Ну вот, началось. То есть продолжилось. «Есть одна книжка». «Один чувак в поезде рассказал». «Одной женщине пришло странное письмо». «Об этом не принято говорить». Нет, Дюшку не исправить. Слишком широкий кругозор тоже ни до чего хорошего не доводит.

— Ее сразу запретили, как она вышла…

— А ты как ее тогда прочитал? — перебил я.

— Случайно совершенно, — тут же ответил Дюшка. — Мы в Свердловск в прошлом августе ездили, к маминой однокласснице. Две недели жили, делать нечего было, в кино сходил, заглянул в библиотеку…

Очень много историй Дюшки начинается с того, что он отправился в библиотеку.

Отправился в библиотеку — и его покусала собака.

Отправился в библиотеку — а там Георгий Гречко.

Отправился в библиотеку — и ему выдали там запрещенную книгу.

— Я заглянул в библиотеку, говорю, дайте-ка мне что-нибудь такое. Чтобы летало. Ну, «Лунную радугу» хотя бы, она как раз вышла, мне один филателист из Минска рассказывал, четкая книжка. А тетка говорит, что на «Лунную радугу» на два года вперед запись, иди отсюда, мальчик…

Дюшка ухмыльнулся, так что сразу стало ясно, что мальчик отсюда не ушел.

— Так вот, — продолжал Дюшка, — я ей и говорю, жаль, что нет «Лунной радуги». Ну, если ее нет, то давайте «Детские годы Багрова-внука». Библиотекарша на меня посмотрела с интересом, а я и спрашиваю — что, Аксакова тоже нет? Жаль… Тогда «Господа Головлевы», мне учительница советовала почитать.

Дюшка рассмеялся. «Господ Головлевых» я пробовал от тоски в осенние каникулы. Дождь три дня подряд, решил помучиться. Четыре страницы осилил, лучше уж в дождь смотреть.

Дюшка рассказывал дальше:

— Библиотекарша как услышала про «Головлевых», так на меня сразу как на человека посмотрела. Пошла в хранилище, выносит книжку. На, говорит, посмотри, может, понравится. Я взял, пошел в парк… — Дюшка закрыл глаза. — Пока не прочитал, со скамейки не слез, — сказал он. — Там вот как раз про это.

— Про что?

— Про вторжение, — спокойно ответил Дюшка.

— Американское, что ли?

— Инопланетное. Вот представь: маленький городок, население двадцать тысяч, железнодорожный вокзал, река, сплавная, все как обычно. Летняя скучная жизнь, вот как у нас, делать нечего, вторая программа не работает. А потом один пацан замечает странную штуку…