Город-крепость (ЛП)

— Ничего, — невозмутимо продолжает мужчина, — вот именно это ты и должен делать. Оставайся здесь. Постарайся остаться в живых. Если Лонгвей узнает, кто ты на самом деле...

Дей смотрит на мужчину в капюшоне и прижатый к его груди пакет. Его взгляд окидывает улицу. Темный лабиринт безмолвных дверей. Глаза скользят по месту, где я прячусь. Сердце бешено колотится в груди.

— Где твоя куртка? Ты все еще живешь в квартире?

Дей пожимает плечами, но смотрит при этом в землю, а не на посетителя. Разглядывает осколки разбитых бутылок, остатки строительного раствора и грязь. Мой же взгляд сосредоточен на нем. Я пытаюсь ответить на все те вопросы, что муссоном проносятся у меня в голове.

Кто этот человек? Кто такая "она", о которой он говорит? Кто такой Дей?

— Она переживает за тебя. Я беспокоюсь. Мы уже потеряли...

— Не надо! — огрызается Дей. Напряженная челюсть. Острый подбородок. — Не говори о нем.

Какая-то договоренность, которой я не знаю, пролетает между ними. Руки Дея скрещиваются на груди, прижимая сверток, словно ребенка. Так, как я держу Кма.

— Тебя мы не потеряем. Это все закончится, — говорит мужчина. — Обещаю.

— Какое тебе вообще до этого дело?

— Ты знаешь какое, — говорит мужчина.

Дей не улыбается, но и не хмурится. У него совершенно спокойное выражение лица, когда он отворачивается и уходит.

Отшатываюсь назад, но Дей не смотрит в сторону моего убежища. Он проходит мимо, полный ярости. У него есть цель. Дей смотрит прямо перед собой, словно очень хочет убраться отсюда подальше. Мужчина-тень стоит на границе Дальнего города и наблюдает за каждым шагом Дея.

Потом они оба исчезают. Через щель, которую они оставили, тоскливо воет ветер. Он врезается мне в кости. Пробивает дырку в моей груди. Мой кулак крепко сжимается, отзываясь болью под повязкой.

В свертке, которым человек-тень тыкал Дея в грудь, вероятно, лежали деньги. Как иначе он смог бы позволить себе иметь квартиру или пистолет, что лежит в кармане целеньких джинсов? Но с чего бы это человеку-тени давать ему деньги? К тому же, если у Дея есть деньги, зачем он работает на Лонгвея? Если мужик хочет, чтобы Дей сидел тише воды, ниже травы, почему же он порхает прямо перед носом Братства? Что такое отдел по обеспечению безопасности? Что именно делает для них Дей?

И самый большой вопрос: почему он не уходит?

Похоже, у Дея секретов больше, чем шрамов. Секреты, которые включают в себя Лонгвея и то, ради чего рискует своей шеей Дей. А это значит, все это время он рисковал и моей.

С Куеном и его ножами я справлюсь. Увиливать, нырять, прятаться. Это все, что требуется. Но Дей... это опасность другого рода. Постеленная мягкая соломка. Опасность, что подкрадывается, пока ты спишь. Бьет тебя в спину.

Мне не следовало нарушать второе правило. Никогда не следовало позволить ему закрывать меня в четырех стенах. Место, откуда невозможно сбежать. Какой смысл в запертой двери, если опасность притаилась внутри?

Мне удалось выжить на протяжении последних двух лет, проведенных на этих улицах. Мне не нужна ничья защита.

Мей Юи

Каждый день стены становятся все меньше, меньше, меньше. Даже разглядывание переулка их не сдерживает. На подоконнике лежит ракушка — напоминание о парне и его обещании. Напоминание о том, что он там, а я здесь.

Звезды на моем потолке нарисованы давно. Но я в любом случае впитываю их. Вбираю каждое пятнышко в том месте, где дрогнула рука художника. Я закрываю глаза, пытаясь представить, как она держит, словно палочки, кисть в руке. Почему-то я решила, что создателем этой росписи была девушка. Хозяин со своими людьми никогда не смогли бы создать чего-то столь отчаянного и красивого.

Пока я разглядываю звезды, задумаюсь над тем, какой она была. Как ее звали? Откуда она родом? О чем она думала, когда рисовала звезды на потолке? Хватило ли ей мужества и надежды загадывать желание для каждой из них?

Над моей кроватью их несколько десятков. Но у меня в душе все равно гораздо больше желаний, чем звезд на потолке.

Как бы мне хотелось держать руку Джин Линь в своей.

Как бы мне хотелось, чтобы Синь никогда не пыталась сбежать.

Как бы мне хотелось, чтобы из-за парня так не жгло в груди, чтобы мысли мои не парили, словно феникс.

Как бы мне хотелось, чтобы девочки в этом борделе были счастливы.

Как бы мне хотелось, как и тому парню, оказаться в другом месте. Быть кем-то другим.

И так далее и тому подобное.

* * *

Время, которое дал мне парень из окна, прошло уже наполовину, когда приходит посол. Два дня я просто таращилась в окно, беспокойно ходя туда-сюда у двери. Когда она, наконец, открывается, сердце готово выпрыгнуть из груди, словно тигр из бамбуковой клетки. Оно отдается болью, тяжелой и раздутой. Эта боль возникла с появлением парня за окном. Боль такая глубокая, что даже цветы посла не могут меня отвлечь. У них такие яркие желтые и оранжевые лепестки, что я не могу долго на них смотреть. Цвета такие гипертрофированные, что кажутся ненастоящими.

Сегодня его плащ тяжелее, а кожа похожа на мрамор, настолько она холодна. Он тоже это замечает, но на иной манер.

— Ты такая теплая.

Посол вытягивает тепло из моего тела. Его руки погружаются в мое платье, мои волосы, но все, что я ощущаю, — окно за моей спиной. Тонкую вуаль занавески и наутилус позади нее. Дразнит и искушает, но не обещает ничего больше.

А потом мне приходит идея, как заставить мама-сан открыть мою дверь, если отважусь на это и рискну.

Посол — вот мой ключик. Его деньги гораздо могущественнее, чем ярость мама-сан или равнодушие хозяина.

— Ты очень холодный, — говорю я, когда он закончив перекатывается на шелковые, волнистые простыни. Когда его рука обвивается вокруг меня, словно орденская лента.

— Прости, — его медовый голос вливается в мое ухо. Тягучий от наступающего сна.

Я отодвигаюсь и поворачиваюсь так, что мы оказываемся лицом к лицу.

Не знаю, дело в свете моих алых фонарей или это из-за навязчивого лица юноши в окне, но сегодня я замечаю, что посол носит на лице свои прожитые годы: паутинки на веках, пигментные пятна цвета опаленного хлеба, вены, словно угри, вздувшиеся на обратной стороне голени. Я всегда знала, что он стар, но сегодня мне впервые от этого неловко.

Сердце бешено бьется в груди. Вперед, назад. Вперед-назад. Беспокойный зверь.

Я больше не могу здесь оставаться.

— Мама-сан запирает нас в комнатах.

— Что? — словно медведь рычит он. Все в нем становится резким, насквозь пропитанным яростью и обязанностью. Эта его сторона заставляет мои пальцы дрожать. — Зачем она это делает?

— Она приказала мне не говорить. У меня будут неприятности. — Я сглатываю. Мой рот полон соли и желчи. — Пожалуйста, не говори ей о том, что я сказала.

Он ничего не отвечает на мою мольбу.

— Она заперла тебя в этой комнате? И как долго уже?

— Я не знаю. Все, что я хочу, просто разговаривать с другими девушками. Мне здесь так одиноко и совершенно нечем заняться!

За исключением того, чтобы пялиться на звезды и ракушку да разговаривать с таинственным парнем.

Посол садится. Он оглядывает комнату, в его глазах отражается каждый дюйм, каждый уголок моей клетки. Мне кажется, это первый раз, когда он по-настоящему ее разглядывает. Замечает скол на моей цветочной вазе, небольшую гвоздику на краю гобелена. Каждый мускул моего тела напрягается, когда его взгляд скользит мимо окна.

— Мей Юи... я тут подумал о том дне, когда подарил тебе шоколад.

День, когда я впервые увидела того парня. "Перестань, — говорю я себе. — Не думай о нем. Не сейчас".

Посол смотрит на меня, склонив голову.

— Что, если я заберу тебя отсюда?

По какой-то причине его акцент становится более выраженным. Я не могу поверить в то, что слышу.

— Заберешь?

— Ты уже больше года встречаешь только меня. Не думаю, что нужна еще какая-то причина, чтобы заключить сделку с Лонгвеем.