Четвертая Беты

— Могучая промышленность, — пробормотал Дан с оттенком осуждения.

Его соседи не уловили или сделали вид, что не уловили этот оттенок, но Маран живо обернулся.

— Тебя что-то не устраивает?

— Испоганили воздух. Неужели у вас нет очистных сооружений?

— Здесь?

— Здесь и вообще. В принципе.

— В принципе есть. Но нет денег. Нам еле хватает на суть. Не до украшений.

— Очистка не украшение, — возмутился Дан. — Это здоровье. Здоровье земли, здоровье воздуха, здоровье людей…

Маран насмешливо сощурился.

— Не забудь сказать про отдых у моря, сытную еду… что там еще?

— А что?

— Объясни ему, Мит, — сказал Маран вместо ответа и отвернулся.

Мит обратил к Дану честное молодое лицо.

— Мы отдали борьбе наше счастье, наше здоровье, саму нашу жизнь, — раздельно проговорил он. — Мы отреклись от настоящего во имя будущего, от себя — во имя других.

Дан промолчал. Мир, где он родился и вырос, не знал слепой веры, язык лозунгов, на котором говорили здесь, был знаком Дану только по сатирическим и историческим книгам, но эти убежденные молодые люди с суровыми лицами не смогли б понять его скепсиса, и он промолчал, только окинул взглядом сидевших в машине. И неожиданно увидел в зеркальце лицо Марана. По губам того скользнула ироническая усмешка. Скользнула и пропала. Дан снова отвернулся к окну.

Заводы кончились, кончился город, мобиль выехал на трассу, залитую чем-то вроде бетона или цемента и понесся, как ветер, Дан даже удивился, он не мог и предполагать, что у здешних машин столь мощные двигатели. Не снижая скорости, проехали несколько небольших поселков, таких же безлюдных, как Бакна, и столь же малопривлекательных, сколь ее предместья. Словно чума прокатилась по этой стране… Дан уже знал, что Государство насчитывает больше сорока миллионов жителей, но ощущение было именно такое — чума… или техногенное заражение местности…

Вдали показалась слитная масса строений, над которой, прилепившись к грузному телу длинного холма, нависала черная зубчатая громада, уменьшенная копия Крепости Бакна.

— И тут есть Крепость? — спросил Дан.

— Крепости есть во всех древних городах Бакнии. В темные века на Бакнию часто нападали северные и западные варвары. В Крепостях пряталось порой население целого города, а то и окрестных деревень. Они строились очень прочно, и все уцелели, хотя им по нескольку сот лет.

Крепостей они не взрывали, подумал Дан язвительно.

Машина, даже не притормозив у открытых ворот, въехала во двор Крепости и подкатила прямо к Центральному зданию.

— Давайте, — сказал Маран, не повернув головы, — тащите сюда эту компанию. Мит, ты иди за Главой Лиги, а ты, Навер, за Начальником Охраны. Стоп!.. Вента, иди с Митом, — добавил он, обращаясь к водителю.

Хотя Дан твердо решил не задавать вопросов, все же, оставшись наедине с Мараном, не удержался.

— Из-за чего сыр-бор?

— Утайка зерна, — коротко ответил Маран.

— Как? — не понял Дан.

— Сиди и смотри.

По выражению лица Марана Дан вдруг понял, что их слушают. Кто? Он оглядел салон. Подслушивающее устройство? Где? И почему Маран раньше его не обрывал? Может, эта штука на ходу не работает, мешает шум двигателя? Или?.. Ну не прослушивается же весь двор!.. Чертовщина!

Маран усмехнулся его растерянности, выражение надменной холодности сползло с его лица.

— Там, за тобой, лежит фляга с карной, — сказал он почти весело. — Давай выпьем по глоточку.

Глава Вагринского отделения Лиги выглядел озабоченным, но не напуганным, в отличие от Начальника Охраны, который, видимо, боялся Марана до судорог. Пока они влезали в машину, пока Мит и Навер устраивались на откидных сидениях, Маран молчал, и только когда мобиль тронулся, небрежно бросил:

— Говори!

— Кто, я? — дрожащим голосом вопросил Начальник Охраны.

— Кто сообщил в Бакну, ты?

— Ну я, — выдавил из себя тот.

Что-то, очень похожее на ненависть, мелькнуло на одутловатом, с мешками под глазами, лице Главы Лиги.

— Что молчишь? — возвысил голос Маран. — Дело делать не умеешь, сразу кинулся стучать в Бакну. Говорить хоть умеешь?

— Старейшина Четвертого земельного объединения Ила Лес… — начал тот.

— Как? С ведома Илы Леса? — несколько деланно удивился Маран.

— Не с ведома, а по прямому распоряжению. Ила Лес велел часть собранного зерна задержать, а потом, после окончания сдачи, раздал его крестьянам.

— Всем?

— Всем. Но не поровну. Одному двору мешок, другому пять, третьему еще больше.

— А по какому принципу он распределял зерно? — с неожиданным любопытством спросил Маран.

— Кто лучше работал, тот больше получил. Якобы. — Начальник постарался вложить в свой голос максимум сарказма.

Маран недовольно хмыкнул.

— Ты говоришь, что я дела не делаю, — снова с отчаянием заговорил Начальник Охраны. — Но что я мог сделать? Ходить по дворам и собирать зерно? Как? Разве его найдешь теперь? И как отличить это зерно от того?

— Ты не сейчас должен ходить, — отрубил Маран. — Ты должен был вмешаться вовремя — тогда, когда это зерно отделили и припрятали. Еще до сдачи.

— Так я же не знал!

— А зачем ты там сидишь? Не знал. А теперь узнал? От кого?

— По своим каналам.

— По своим каналам! Ну да, конечно, до твоих доносчиков только дошло, что к чему. Они просто водят тебя за нос… Или такие же болваны, как ты… — он сердито махнул рукой. — Где у него контора, у Илы Леса, на старом месте?

Старейшина Ила Лес имел внешность примечательную. Низкорослый — даже по бакнианским меркам, он был настолько широкоплеч, что казался квадратным. Длинные руки, огромные кисти и ступни — тело питекантропа, и на этом теле вдруг, резким диссонансом, голова мыслителя: высокий скульптурный лоб, большие умные глаза, тонкий нос…

Увидев в дверях Марана, он не растерялся и не смутился, даже не встал из-за стола, на котором стояла тарелка с остатками ужина, а только произнес, насмешливо кривя рот:

— Ба! Светлейший Маран!

Насколько это обращение задело Марана, Дан понял по тому, как раздулись ноздри его изящного носа и напряглись губы. Впрочем, он сразу овладел собой и ответил в таком же тоне:

— Мое почтение высокому Иле Лесу! Разрешите войти?

На явление Дана и охранников Ила Лес не отреагировал, увидев Главу Лиги, помрачнел, а при виде Начальника Охраны пренебрежительно усмехнулся.

— Донес?

— Не донес, а сообщил, — поправил Маран, но в его глазах мелькнули веселые искорки.

— Опять ты за свое, Ила, — сказал он почти дружелюбно, садясь на широкий табурет у дощатого стола.

Ила не ответил. После короткой паузы Маран положил на стол небольшой зеленый конверт.

— Я привез приказ о твоем аресте.

— Подписанный?..

— Изием Гранитом, в Крепости Бакна, сегодня, в два часа пополудни.

Ила усмехнулся с откровенным презрением.

— Еще бы! Нас осталось — по пальцам можно пересчитать, и все же мы застим ему небо. В чем меня обвиняют? Кого я тайно отравил, с кем вступил в сговор, на кого работал, Дернию или Латанию?

— Тебя обвиняют в извращении идей Лиги.

Ила Лес невесело рассмеялся.

— В извращении идей Лиги! Твой Изий слыхом не слыхивал о Лиге, когда мы ее идеи обдумывали и обосновывали, когда доводили эти идеи до людей. Я участвовал в Учредительном Собрании Лиги, тогда нас было всего сорок восемь, десятки раз я встречался с Роном Львом еще до того, как в Лигу вступил Изий… я уже не говорю о молокососах вроде тебя!.. Они, видишь ли, меня обвиняют — да это я вас обвиняю, это вы извратили идеи Лиги, и не только идеи, во что вы превратили саму Лигу? Во времена Рона Льва она объединяла самых честных людей страны, главным в нашей жизни была верность долгу, а долгом нашим было служение Бакнии. А вы? Вы превратили Лигу в сборище беспринципных карьеристов, вы поставили ее над народом…

— Отличная речь, — заметил Маран спокойно. — Тебе надо было произнести ее на Большом Собрании.