Рыцари былого и грядущего. Том II(СИ)

Сергей Юрьевич Катканов

Рыцари былого и грядущего

Том II

Книга первая

Кааба Христа

Почему так грустно читать рассказы, написанные друзьями? Потому что они всегда грустные, эти рассказы. А если тебе довелось стать первым читателем рассказа, который написал друг, тогда тем более можешь быть уверен — не развеселит. И всё-таки такой рассказ предвкушаешь, как долгожданную встречу, словно надеясь на то, что теперь у тебя будет два друга. А, может быть, ни одного? Волнующий вопрос, не правда ли?

Андрей Сиверцев с замирающим сердцем взял в руки рукопись, которую передал ему друг.

Советский солдат перешёл на сторону душманов и принял ислам. Не в плен попал — добровольно переметнулся. Принимать ислам его тоже никто не заставлял. У майора КГБ Дмитрия Князева это не укладывалось в голове. Сей небывалый факт мучил майора, терзал ему душу, мешал работать.

Князев служил в Афгане советником в ХАДа [2] уже третий год, но ни о чём подобном ни разу не слышал. Были, конечно, случаи, когда наши солдаты попадали в плен и принимали ислам под дулом автомата. Этих шельмецов по крайней мере можно понять — шкуру свою спасали. А Сашка? Ну вот что у него в голове? Ходил в такую же советскую школу, как и все пацаны. Пел те же песни под гитару, пил тот же портвейн. И вдруг решил не возвращаться, а это значит — стереть самого себя, как какую-то формулу мокрой тряпкой со школьной доски. Никогда не гулять по лесу, не купаться в речке, не ходить на танцы, не видеть нормальных девчонок, не говоря уже по папу с мамой. И русские лица видеть только на мушке автомата.

Князева почему-то даже не очень удивляло, что Сашка решил убивать своих. Наверное, потому что это укладывалось в обычную схему предательства — если переметнулся к врагам, так что же ещё делать? Но вот то, что он сам себя обрёк на добровольные мучения до самой смерти. Любого европейца от одной только мысли о том, что он навсегда останется в этой стране, поразит отчаянье, парализующее душу. Постоянно видеть вокруг себя только эти дикие рожи со звериным оскалом и чувствовать при этом, что ты среди своих? Ведь надо полностью погрузится во мрак средневековых религиозных предрассудков, из цивилизованного человека превратиться в отсталого и дремучего. Душманы-то ничего другого и не видели в своей несчастной жизни. А русский пацан.

Бегут оттуда, где плохо туда, где хорошо. А в Союзе по сравнению с Афганом — просто замечательно. Конечно, многое на Родине не нравилось и самому Князеву, но, как говорят — своё дерьмо не пахнет. Где родился, там и пригодился. Тьфу. Князеву стало противно оттого, что его мозг фонтанировал одними только прописными истинами, банальными и примитивными.

Самым непонятным было то, как мог русскому парню понравится ислам. Наши ребята, попадая в Афган, вскоре начинают ненавидеть ислам всеми силами души. Для них это религия зверства. Все тут знают, как беспредельно жестоки «войны Аллаха». И вот пацаны, ни в Бога, ни в чёрта никогда не верившие, вдруг начинают называть себя христианами, а про Аллаха говорят исключительно матерно и грязно. Князев всегда одёргивал их: «Афганский народ только начинает строить новую, современную жизнь, афганцы ещё погружены в средневековье. Нельзя оскорблять их религиозные чувства, иначе они за нами не пойдут. Поможем им построить новое общество, научим радоваться жизни, так они и сами от ислама откажутся, религиозные предрассудки постепенно отойдут».

Этот подход казался Князеву гибким, мудрым и гуманным. В глубине души он очень уважал себя за свою терпимость и деликатность. И вот теперь этот засранец, Сашка, добровольно отказался от всех благ современного общества ради мрака средневековья. Этого просто не могло быть. Псевдохристиан, ненавидевших ислам, майор хорошо понимал, хотя и не одобрял, а Сашку он не просто не понимал — этот пацан казался ему несуществующим фантомом. Князев вдруг понял, в чём тут заноза. Сашка лишил его самоуважения. Оказалось, что он — майор КГБ — представитель элиты, такой образованный, культурный, знающий всегда больше всех, на самом деле ничего не понимает в жизни.

Служба Князева была в значительной степени секретной. Всем было положено думать, что он не более чем просто помогает афганцам создать свою службу безопасности, да так оно и было, но основной его работой являлась разведка. Естественно, в каждой банде у майора была своя агентура. Ему не составило большого труда сделать так, чтобы Сашку выследили, повязали и доставили к нему живым и здоровым. Майор не торопился встречаться с предателем, он решил пока узнать про него как можно больше. Листал личное дело, надеясь обнаружить в нём ну хоть какие-нибудь зацепки, которые помогли бы понять его поступок. Тогда-то он и начал про себя называть его Сашкой.

В личном деле не было ни-че-го… Стандартная и весьма короткая биография советского мальчишки. Родился, учился, не привлекался, увлекался. Всё как у всех. Да ерунда эти биографии. Больше надежд Князев возлагал на беседу с ротным командиром.

— Повспоминай, капитан, чем этот гусь отличался от других солдат? — спросил Князев ротного.

— Да вроде бы ничем особенным, товарищ майор. Саша был хороший солдат. Дисциплинированный. Наркотой никогда не увлекался. Отношения с сослуживцами — ровные, никаких конфликтов. Впрочем, было что-то немного не такое, он как-то отстранённо себя держал.

— Примеры?

— Да какие примеры. Если бы он подрался с кем — вот был бы пример. А он — нет. Свободное время старался проводить один. Пацаны в казарме ржут, анекдоты травят, про баб рассказывают — чего было и чего не было. Чтобы он с ними — никогда. Я один раз заглянул к ним, они там как раз расхохатывают, а он идёт на выход, навстречу мне попался. И лицо такое, серьёзное, сосредоточенное.

— Над такими обычно издеваются. Было?

— Ну, я не могу знать всё, но, вряд ли. Саша физически очень хорошо развит. Трёх-четырёх обычных пацанов уложит, не напрягаясь. Его уважали, прощали странности. На переходах он очень выносливый. В бою — совершенно хладнокровный. Не отчаянный, нет, на рожон никогда не лез. Иногда, знаете, от страха такими смелыми становятся, что смотреть противно. Раскисают потом очень быстро, рыдают после боя, как младенцы. Саша — нет. Он, кажется, действительно ничего не боялся, — капитан замолчал несколько растерянно, как будто вдруг сделал для себя весьма неожиданное открытие.

Князев начинал понемногу закипать:

— Так. Понятно. Смелый парень. А странности-то его в чём всё-таки проявлялись?

— Да вроде и ни в чём. — выдохнул капитан ещё более растеряно. — А как-то было — стоит в стороне от всех и смотрит, в пустыню. И лицо у него какое-то, как будто он в церкви молится.

— Да откуда ты знаешь, как в церкви молятся?

— Не знаю. Правда, не бывал. Но, наверное, так и молятся.

— Капитан, я начинаю уставать. Ты по делу что-нибудь вспомнишь? Выражал ли он, например, как-нибудь своё отношение к исламу?

— Никак не выражал, — капитан стал заметно потеть. Заметив это, Князев как-то сразу успокоился, раздражение схлынуло. Ротный — не офицер разведки, не психолог. Зачем ему замечать то, что не имеет отношения к службе? Если солдат исправно тянет лямку, если нет нарушений дисциплины, так чего же ещё? Сухо и казённо майор спросил: