Истории СССР

Валентин Алексеевич Булки был человек замечательный. Но я долго не мог понять, когда заканчивались шутки и начиналась серьёзная работа. Вот как то на сборах в Сочи вечером уехали в горы на шашлыки, а приползли уже ночью. Ну, думаю, всё. Суши вёсла. А утром Булкин стучит в номер. Сам — как стекло. Глаза прямые, брови строгие.

— Ты что, Николай, чего разлёгся. Нас олимпийский чемпион Валерий Борзов на стадионе ждёт. Я с его тренером Пиотровским вчера договорился об эксперименте.

— Когда договорился, о каком эксперименте? Валентин Алексеевич, у меня ж голова болит!

Долго я обретал в отношениях с Булкиным самостоятельность и ответственность за свои действия, за умение поставить, сформулировать и решить научную задачу. Я всё ждал, что он мне диссертацию продиктует, а я её начисто перепишу. Потом понял, что это он ждёт, когда я ему продиктую результаты своих исследований, а он уж подумает, вставить их в свою докторскую или выкинуть в мусорное ведро. Как то говорю ему, что у меня отрицательный результат получается.

— Хорошо — говорит Булкин. Молодец, Николай. Только жаль за это учёной степени в СССР не присуждают.

Перед Учёным советом института тему диссертации новобранцев утверждали на заседании сектора высшего спортивного мастерства. Ерунда какая-то, думаю опрометчиво, все же свои. Ну, пожурят немного. Собрались ленинградские аспиранты Саша Шехтель, Валера Костюченко, Игорь Потапченко, Володя Копысов, Саша Бакуменко, Володя Уманский, Володя Медведев. С других секторов пришли научные сотрудники. Я спокойно рассказываю свои мысли, так мол и так, докажу всем, что земля не круглая, а люди должны по потолку бегать. Ну и началось тут. Бой в Крыму, всё в дыму, ничего не видно. Нет, думаю. Нельзя всех людей за дураков принимать. Это они только в коридоре шлангами прикидываются. Даже Ленка из сектора Игоря Ивановича Комарова из французского журнала процитировала тему аналогичную моей. Убили меня сослуживцы наповал.

Зато на Учёном совете разговор был общим, на одном научном языке. Тему мою утвердили, не смотря на длинное, но точное название «Разработка и экспериментальное обоснование метода диагностики состояния технической готовности высококвалифицированных спортсменов на заключительном этапе подготовки к ответственным соревнованиям».

В октябре Булкин на съёмки «Легенды о Тиле» в Ригу меня отпустил. Признался я ему и в том, что после аспирантуры и защиты диссертации хочу пойти работать в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии совершенно по другой тематике. Он воспринял это спокойно, с пониманием. Только просил серьёзно отнестись к диссертации. Тема не простая, да и олимпийский заказ. Или точнее сказать — очень сложная. Если хотеть не отрицательного результата. Первый год я просидел в библиотеках, выискивал соратников в подходах к проблеме оценки техники движений. Узнал об исследованиях Сеченова, Марея, Бернштейна, Далькроза, Волконского, Дъячкова, Бальсевича, Верхошанского, Зациорского. Дошёл даже до Галины Сергеевны Улановой. Оказалось, что в балете к проблеме оценки движений давно и серьёзно относятся. Движения в танцах записывать не могут, а оценивать объективно никто и не пытался. Всё на глазок, на чей то авторитетный вкус. На первом курсе много на симпозиумы ездил, слушал доклады учёных, выступал в дискуссиях. За год написал сорок страниц литературного обзора, сформулировал проблему, обозначил пути её решения. Сослался на сотню литературных источников.

Институт закупил для моей методики аппаратуру, в университете на матмехе разработали программу для компьютера.

Я помогал старшему сотруднику нашего сектора Кате Ершовой проводить измерения для Владимира Петровича Кондрашина в баскетбольном клубе «Спартак», не отказывал Ю.В. и А.И. в своём родном ЛИАПе. Булкин меня похвалил, Учёный совет одобрил. Решили, что критерий оценки техники движений спортсменов должен быть найден.

За этот год в нашей семье родился сынок. Назвали мы его Тимофеем. Жена сидела с ребёнком дома. По вечерам мы катали его в коляске по набережной Невы. В Театральном институте создавать программу трюковой подготовки помогал Кирилл Чернозёмов. Он собирался взять курс актёров пантомимы и наши поиски обрели одно русло. На кафедре сценического движения осталось много материалов о программе занятий по биомеханике у Мейерхольда и в ФЭКСе Козинцева, где преподавал знаменитый французский боксёр и фехтовальщик Эрнесто Лусталло. Мы часто встречались с Кириллом на уроках Ивана Эдмундовича Коха, которые в те времена он проводил прямо в театрах тех мастров, на курсе которых проводил занятие. Кирилл помогал мне освоить историческое фехтование, в котором преуспел со времён «Гамлета». Часто мы сталкивались с Кириллом в Театральной библиотеке у Пушкинского театра. Приезжал он и на тренировки студии каскадёров, которую я вёл по вечерам в спортивном зале института на улице Опочинина. А по воскресениям мы собирались на конные тренировки в парке Дубки у Юрия Сергеевича Смыслова.

Летом 1975 года я последний раз поехал на сборы по дзюдо в Молдавию. Мотивацию в спорте я потерял после того, как не попал на Олимпиаду в Мюнхне в 1972 году. Выступать за команду в тяжёлом весе в Кишинёв поехал Боря Каплан. В ЛНИИФКе мне дали характеристику и в Районном комитете КПСС разрешили выехать на съёмки фильма «Стрелы Робин Гуда» в Польшу. Это для меня было теперь интереснее.

Работа была интересная, но я неудачно упал с лошади, травмировал позвоночник и решил оставить выступления в спорте. Но денег на прокорм семьи заработал достаточно. Хватило даже на однокомнатную квартиру на Светлановском проспекте, куда мы по осени и переехали.

Второй год в аспирантуре считается самым сложным. Результаты экспериментов должны определить суть научной работы. Баскетбол, футбол, дзюдо отпали из-за многофакторности влияния на результат спортсменов. То есть техника на результат их действий влияла не однозначно. Я оставил для своей работы спринтерский бег и прыжки в длину. Экспериментальная базу организовали в легкоатлетическом манеже Виктора Ильича Алексеева и на Зимнем стадионе. Там я размещал свою аппаратуру и проводил измерения параметров движений спортсменов в процессе тренировок. Тренеры и спортсмены относились к научным исследованиям благожелательно, надеясь на обоснованные и объективные подсказки в их работе. Все параметры движений в основном упражнении (а замерял я их радиотелеметрическим способом) и его результат обсчитывались на компьютере с использованием статистических методов. Таким образом, были найдены те параметры движений, которые теснее всего были связаны с достижением результата. Построив статистическую модель для спортсмена по этим параметрам можно было давать объективную оценку состояния его техники в другие временные этапы тренировочного процесса, особенно в период подготовки к Олимпийским играм. А по этому критерию в сборной команде СССР из четырёх претендентов можно отобрать на Олимпиаду лучшего. Вот и весь научный труд. Его участниками стали великолепные спортсмены спринтеры Валерий Борзов, Александр Корнелюк, прыгуны в длину Евгений Шубин, Игорь Тер-Ованесян, Сергей Сидоренко и многие другие замечательные спортсмены. Все они готовились к Олимпиаде 1976 года в Монреале. Моё исследование тоже было приурочено к этому событию. Осень и весну я провёл на сборах в Сочи и Кярику, а после Олимпиады уже докладывал результаты своих исследований на конференциях и симпозиумах, публиковал статьи в научных журналах.

Двухмесячные каникулы я всегда проводил в работе на съёмочной площадке. Летом 1976 года Андрей Кончаловский пригласил меня постановщиком трюков на четырёх серийную киноэпопею «СИБИРИАДА». Я с радостью подписал контракт и впрягся в многолетнюю, но к счастью не постоянную, работу. За четыре года мне предстояло участвовать в съёмках четырёх эпизодов. Третий год обучения в аспирантуре связан с подготовкой к защите диссертации и докладами на научных конференциях результатов своих исследований. Они обязательно должны стать публичными и получить оценку научного сообщества. Оформление диссертации тоже отнимало много сил и времени. Особенно трудно было найти машинистку, которая грамотно и красиво напечатает четыре экземпляра сто двадцати страничного труда.