Чертоги Казад-Дума (СИ)

♦♦♦♦♦

Ничего хорошего в будущем не предугадывалось, однако душа пела и жаждала битвы. Именно так и никак иначе. Прощаясь с Тауриэль, Феанор почувствовал присутствие недруга рядом. Взгляд исподтишка загадочного соглядатая взбудоражил в эльфе давно забытые воспоминания о битвах и побоищах. Ранее не до конца понимавший свою страсть к кровавым расправам, нолдо услышал в себе нарастающий голод буйства. Ему не терпелось встретиться со своими врагами лицом к лицу и неожиданное внимание неприятеля лишь усилило пожар воинственного настроя.

Сдерживая в себе желание разодрать орка в клочья, Феанор обошел Больга стороной. Бедняга бродил по южной окраине Чернолесья в поисках пищи. Одичавший, худой, как щепка, чернокровый со страхом поглядывал в разные стороны. Его вороватый взгляд выдергивал из темноты то шелохнувшую ветку, то заскрипевший ствол дерева. Наблюдая столь жалкое зрелище, Верховный Король Нолдор мыслями постоянно возвращался к Тауриэль. Эльфийка должна была уже найти Гэндальфа среди поросшей мхом рытвины. Сам Феанор прознал о беде Олорина благодаря любезно предоставленным ему шпионам – мелкие орки, находившиеся в подчинении у Сарумана, с удовольствием направились к Лихолесью. Сперва не хотевший помогать Майа, Феанор сменил гнев на милость тогда, когда понял, что из ситуации может извлечь приличную выгоду. Манипуляция чужим мнением не входила в его планы, но делать нечего – без армии идти против рыцарей Ангбанда просто безрассудно.

По той же самой причине Король Нолдор не лишил жизни чернокрового ублюдка. Загнать орка в ловушку оказалось делом крайне не хитрым. Явно обезумевший приспешник Саурона даже не понял, что произошло. Налетев на силки, урук практически тут же свалился наземь, пытаясь освободиться от пут. Поджидавший свою добычу Феанор не стал медлить – вынув из ножен крепкий меч, приставил лезвие к горлу чернокрового и объяснил, что происходит и почему.

Надо признать, орк речь эльфа выслушал до конца, с ошеломительным вниманием и почтением. Кивая головой, уродец прищуривал свои белесые глазки и тряс кулаками тогда, когда речь свою кузнец заводил о Миас. Добравшись до той части беседы, в которой следовало перейти к делам более насущным, нолдо поинтересовался у Больга, на что последний способен пойти, дабы сохранить свою жизнь. Ответ оказался ожидаемым и вполне удовлетворительным. Улыбаясь, Феанор потер ладони и высказал орку свое поручение. Верить в его безукоризненное исполнение кузнец не верил, однако с удовольствием потешил самолюбие, представляя осуществление собственных помыслов.

— Иди прямо по этой тропе, она выведет тебя к Дол Гулдуру, — Король Нолдор указал ладонью на тонкую петлистую дорожку, напрочь заросшую плющом. Больг, глядя в сторону, поежился. Высокий и тучный, как великан, для чернокрового воина он обладал чересчур трусоватой натурой. Поморщившись, Феанор прищелкнул языком. — И не сворачивай, иначе выйдешь к болотам. А от старой крепости, я полагаю, ты сможешь найти известный путь к Мордору. Когда попадешь туда, поведай Саурону те вещи, на которых мы с тобой условились. И не напутай ничего, болван.

— Все будет передано Владыке слово в слово, — заверил эльфа Больг на корявом вестроне. Одутловатое лицо чернокрового исказила омерзительная усмешка. Перебарывая отвращение, Феанор подошел к своему посыльному ближе. Никак не изменившись в лице, кузнец сложил руки на груди. Истолковав молчание бессмертного как проявление крайней терпимости, урук вновь закивал головой и опрометью бросился в лесную чащу. Скрывшись в темени, Больг растворился в дымчатой завесе Чернолесья уже спустя пару секунд.

Довольный собой, Феанор неспешно развернулся. Продолжая улыбаться, окинул долгим взглядом крохотную лужайку. Опутанная серебристой паутинкой, она все же продолжала жить своей чистой, дикой жизнью: птицы пели в густых переплетениях ветвей; мелкие животные пробегали то тут, то там; даже бабочки пестрили своим роскошным одеянием под сводами деревьев-великанов. Конечно, смрад разложения и забвения витал над отравленными землями Лихолесья, но ничто не могло истребить его первобытной красоты. Прикрыв веки, Феанор позволил себе насладиться моментом идиллии.

В последнее время кузнецу благоволила сама судьба. Кто его знает, может быть провидение вдруг решило занять его сторону, а может быть свет Амана вновь вернулся на его дорогу жизни, но факт оставался фактом: задуманное осуществлялось, завесы тайн приоткрывались, а в сердце вновь пела забытая песнь азарта. Король пока не торопился щебетать дифирамбы и уж точно пока не мог отпраздновать победы, однако что-то подсказывало нолдо, что в будущем следует ожидать только светлых вестей.

Такова была его правда, и таким он видел окружающий мир. И в уверенности своей он оставался достойным защитником земель Эннората.

♦♦♦♦♦

Такова была его правда, и таким он видел окружающий мир. И в уверенности своей он оставался достойным защитником земель Эннората. Серый Странник, такой мудрый и всегда улыбающийся старик, таящий за напускной добротой ум удивительной проницательности. Тауриэль, сглотнув, отступила на шаг от замершей в путах фигуры Гэндальфа. Глотку сдавили тиски, и воздуха вдруг стало не хватать. Тяжело вдыхая и выдыхая, эльфийка вспомнила своего провожатого с ранее никогда не испытываемым ужасом.

Смертный оказался прав. Лесная стражница действительно нашла в лесу спящего беспробудным сном Митрандира. Найти его оказалось непросто – все тело чародея покрыл густой плющ и мох, скрывая от чужих взглядов свою великую добычу. Медленно продвигаясь вдоль тракта, Тауриэль чуть не наступила на Олорина. Благо, острый эльфийский взгляд успел выхватить из темноты едва различимый силуэт бледного, осунувшегося лица. Испугавшись, Тауриэль долго выравнивала дыхание прежде, чем взяться за освобождение незадачливого путешественника. Ослабить путы бессмертной удалось, но растения Лихолесья сопротивлялись каленой стали – их плотные, как бритва острые стебли вряд ли мог разрезать даже самый острый клинок Гондолина. Убедившись в тщетности своих стараний, Тауриэль решила попробовать Гэндальфа разбудить. Нашептав ему заклинание на ушко, замерла в ожидании. К сожалению, ничего не произошло. Сковывающая мага сила оказалась могущественнее чар. Испробовав еще пару заклятий, лесная стражница окончательно потеряла надежду самостоятельно освободить Серого Странника. Устало осев на поваленный ствол дерева, Тауриэль принялась обдумывать произошедшие с ней чудеса.

До самого последнего момента она не верила своему спасителю. Даже тогда, когда человек привел ее к Лихолесью, эльфийка не сомневалась в своей правоте: смертный был не глуп, но болен. Разве станет кто в здравом уме присваивать себе имя Короля Нолдор и грозить появлением в Средиземье Великих Врагов? Вряд ли. Даже Трандуил, привыкший видеть даже в малейшей опасности крупицу всеобщего заговора, не смог бы воспринять речь смертного серьезно.

Но теперь все изменилось. Слова человека оказались правдивыми. Во всяком случае, на счет Гэндальфа. Несчастного заколдовали и оставили на съедение диким тварям. Кто мог поступить так со старым волшебником? Митрандир, по словам Леголаса, отличался несгибаемым норовом и властью над светом. Тот, кто повстречался Гэндальфу на забытом гномьем тракте, обладал большей силой, чем бравый заступник Эндора.

Волей не волей, но Тауриэль начала задумываться над предостережением своего спасителя всерьез. И даже на какой-то миг допустила, что говоривший действительно был Феанором. Да только нолдо умер давным-давно, и вернуться к жизни не мог. Если только кто-то достаточно могущественный и достаточно разумный не возвратил его к жизни. Нахмурившись, эльфийка оглядела лицо Митрандира.

Для магии пробуждения, о которой сама стражница знала слишком мало, была необходима тьма. Добрыми мольбами мертвые к жизни просто так не возвращались. Феанор же, как часть легенд ее народа и неотъемлемая часть ее истории, не был однозначно хорошим персонажем, и многие братья осуждали сделанный им выбор. Так или иначе, но старому Королю доверять не стоило, ибо многое светлое таковым только кажется. Сглотнув, бессмертная стремительно поднялась на ноги. Разболевшаяся голова гудела от разгоряченных, оплавленных мыслей. Постояв с минуту без дела, Тауриэль решила оставить все рассуждения до более спокойных времен. Сейчас у нее имелась гораздо более пугающая и гораздо более реальная проблема.