Хороший, плохой, Рамси (СИ)

– Сладкое не забудь, в кормежке самовольства не велено, – бросил Тормунд, стоявший у двери, скрестив руки.

– Да пусть подавится, – едва слышно сказал Атлас, снова направляясь к стоявшей за дверью тележке. Он принес сухую постную коврижку и положил ее на тарелку, шмякнув прямо в склизкую капусту, но Рамси позже, уже закутавшись в одеяла и устроившись на ящиках, просто обтер ее об колено перед тем, как съесть вприкуску с чаем. В принципе, условия были вполне терпимыми, не считая завтрашнего расстрела. Но по этому поводу Рамси никак не волновался.

На завтрашний день к нему опять пришли Эммет и Гренн, все так же молча сопроводившие его в общую гостиную. Руки уже не заламывали, но винтовки все еще были при них – Рамси даже в одних кальсонах и футболке не выглядел безобидно.

В гостиной Джон сидел на диване, озабоченно проглядывая какие-то бланки в прозрачной желтой папке. Судя по халату, нерасчесанным волосам и явно подсунутой под правую руку кружке кофе, он пришел сюда прямо из лаборатории и туда же направится сразу после. Мелисандры нигде рядом не было, по той или иной причине, и вообще только один Сигорн сидел на соседнем диване с ногами, тоже попивая кофе и закусывая его ржаным хлебом. На его плечи, как и у Джона, был накинут халат, и Рамси еще подумал, как иронично, что Гренн, получивший полное образование, так и не продвинулся никуда выше лаборанта и, по сути, теперь выполнял одну и ту же работу со случайным вольным тенном, ловко нахватавшимся за несколько месяцев практических знаний от своей заумной женушки и самого Джона Сноу.

Джон тем временем оторвался от бланков, как только Эммет кашлянул от двери, и положил папку на стол. По краю усталых серых глаз расплылись ярко-розовые пятна от лопнувших сосудов, как будто Джон не ложился всю ночь.

– Рамси… – он начал хрипло, и Сигорн молча потянулся, двигая кружку ему поближе. Джон коротко поблагодарил его и отпил. – Рамси, я не хочу вести долгие разговоры, поэтому скажу так. Мы немного пересмотрели условия, в которых сейчас находимся, и решили, что ты чуть более полезный член общества, чем это казалось вчера. Так что я хочу предложить тебе выбор. Ты можешь остаться с нами, как и Мелисандра, но условия, хочу предупредить сразу, не будут мягкими. Тебе вернут большую часть вещей, но у тебя больше не будет никакого доступа к оружию. Также ты будешь постоянно находиться под наблюдением, это подразумевает то, что тебе придется посещать любые места, включая уборную, с тем, кто согласится тебя сопровождать. И спать ты будешь под замком, в ту комнату, где ты был, перенесут какую-нибудь койку. И еще, очевидно, тебе будет запрещено как-либо контактировать с Джейни Пуль или другими людьми, которые изъявят такое желание. В остальном ты не будешь ограничен, в работе, во всем необходимом для нее и потребной помощи. И если с этим будут какие-то проблемы – ты всегда сможешь обратиться к Эдду, и он разрешит ситуацию. Или, – он сделал положенную на обдумывание паузу, – ты можешь уйти прямо сейчас. Вещи и паек на пару дней тебе принесут сюда, оружие вернут на выходе. Доступ сюда в дальнейшем, разумеется, будет для тебя закрыт.

Рамси задумчиво покачнулся на носках, убрав опять выпавшую из-за уха прядь обратно. Он смотрел на Джона внимательно, но видел только очень уставшего человека с опухшими глазами и кружкой кофе в подрагивавших от тремора пальцах.

– То есть если я сейчас приму душ, то сразу после могу приступить к работе?

Это было единственным, что спросил Рамси Болтон, и Джон только кивнул, сразу поднимаясь и подбирая папку. Он прошел мимо, больше не заинтересованный в Рамси; Сигорн, неспешно всунув ноги в шлепанцы, прихватил обе кружки кофе и направился за ним.

Рамси остался с Гренном и Эмметом, а потом с одним Гренном, когда Эммет отправился за его вещами. Он вернул Рамси все, даже серьгу, все, кроме ножа, пистолета и опасной бритвы. И Рамси еще задумался, стоит ли вдевать серьгу обратно – он действительно собирался снять ее после смерти Русе, да как-то забыл, – но все-таки надел, просто чтобы не просрать где-нибудь.

В душевую его сопровождал вечно бывший не при деле Гренн, а вот на рабочем месте встретил уже переодетый Эммет. С ним Рамси работал в тот день, с ним же и Сигорном – все последующие. С Джоном он почти не пересекался все эти недели, у того был какой-то талант не замечать тех, кто ему не нравился. А с остальными, включая больше не добродушного Хобба и испытывавшего искреннее отвращение Атласа, Рамси не хотелось заново налаживать контакт.

Зато с Сигорном дело пошло на лад – его откровенно не смущало ничего из того, что раньше делал Рамси, лишь бы тот хорошо выполнял свою работу. Так что он изредка, не слишком часто, но трепался с Рамси о том о сем в курилке, угощал его сигаретами и без проблем таскался с ним до сортира. И, возможно, дело было действительно в том, что Сигорн не был лицемером, а, возможно, и в том, что его собственное положение не то что сильно отличалось от положения Рамси. Даже выбившись из общего строя деревенщин-вольных, он все равно оставался парнем больше на подхвате, чем на самом деле на что-то способным. И хотя, как понял Рамси, после Зимы он, проникшийся цивилизованной жизнью, планировал переехать из общины и начать какое-то серьезное дело к югу отсюда, а то и получить какое образование, сейчас он, и без того замкнутый, смурый и грубый, чувствовал себя не слишком уютно. Но именно это делало его неплохим собеседником и приятелем для Рамси Болтона, тем, для кого возьмешь тарелку в столовой и с кем задержишься на лишнюю сигарету. И, несмотря на то, что все это длилось только часть рабочего времени и еще в сумме меньше часа в день, это сильно скрашивало времяпрепровождение Рамси все те два месяца. И, конечно, помогло ему в свое время.

Когда они закончили работу, то отметили это с тем размахом, который можно было себе позволить посреди Зимы. Хобб чуть не надорвался, но накрытый стол обеспечил – что и само по себе было праздником. Но тут были и нежная свинина с грибами и медом, такая, какую подают разве что на юге, и ароматная говяжья печень с жареным луком, и настрелянные вольными кролики в вине и жирном соусе, и румяные, масляные утки, и жареные размороженные овощи – даже они отливали золотом сладкой корочки, – и крендели с сахарными булочками, и маринованные сливы. И, конечно, на каждом из столов стояли графины со сливовым компотом и по бутылке крепкого самогона. И вдобавок – энергию все еще экономили предельно – среди чьих-то вещей были найдены предусмотрительно сбереженные патефон и старые свинговые пластинки, и между раздвинутыми к стенам столами в общей гостиной были устроены танцы.

Джон Сноу, впрочем, так особо и не поев, не танцевал. Он только опустошил пару рюмок и что-то негромко обсуждал с Мелисандрой и Эддом над расстеленной на столе картой, то и дело водя по ней пальцем и изредка ставя жирные точки карандашом. Мелисандра все нервно поправляла надетый поверх платья толстый свитер; ее лицо было строгим и будто настороженным, она была напряжена и вполголоса спорила с Джоном, хотя тот только прохладно отмахивался, продолжая явственно гнуть свою линию. Эдд же выглядел сегодня особенно скорбно, кутался в свой мешковатый бомбер и все мял в руке какую-то салфетку, почти ничего не говоря.

Зато вот Сигорн живо отплясывал босиком, с полупустой бутылкой в левой руке и талией Алис – под правой, и они где-то по дороге, сбивая других танцующих, потеряли ее косынку, и строгая коса совсем растрепалась; даже Тормунд, неодобрительно относившийся к этой механической музыке, после короткой перебранки вышел с красавицей Вель, то с безобидным ядком смеявшейся над ним, то по-сестрински хлопавшей в ладони. А уж когда Атлас в застегнутой под горло черной рубашке начал плясать, сцепившись локтями с все хохотавшим уборщиком Оуэном, даже самые стеснительные опустошили свои рюмки и наскоро разбились по каким-никаким парам, кто больше для смеха, а кто и всерьез. Только некоторые, и Рамси в их числе, остались потягивать сладкую самогонку из рюмок, то и дело выкрикивая что-то одобрительное. Впрочем, Рамси как раз ничего не кричал, это все – и крики, и танцы – было не для него. Никогда не для него. Но это никак его не огорчало, особенно когда во рту так и таяли кисловатые сливы.