Кроманьонец (СИ)

- Покажи! - Лют ткнул указательным пальцем в рисунок.

Около получаса я пытался показать, как вижу процесс построения станка и его работу. Рисовал на песке наконечник для протяжки горизонтальной нити и гребень, для подбивки и выравнивания полотна. Когда мое вдохновение исчерпалось, и я замолчал, Лют, наконец, кивнул.

- Сделаешь? - спросил я.

- Буду, - Лют снова кивнул и в задумчивости направился к своему жилищу.

Я смотрел ему в след и внутренне усмехался: "покажи" и "буду" - немногословие моих соплеменников отнюдь не означало, что дело не будет сделано! И Тиба обязательно поймет, что к чему в том приспособлении, что сделает Лют. Но ей лучше показать уже готовое изделие - размышлял я тогда, хоть и терзали меня сомнения.

Вспомнилось, как в начале нулевых в прошлом-будущем сын-бизнесмен дал разрешение установить в своем офисе кофе-автомат. Ну, и назначил паренька на испытательном сроке, уж и не припомню сейчас, кем именно он должен был работать у сына - ответственным за размен купюр на монеты. Прошел с того момента день или два тот паренек пришел к сыну просить мелочь, мол монеты уже закончились. Сын позвал секретаря, дал ей ключ от автомата, а когда та принесла банку с монетами, выяснилось, что купюр на обмен у того парня и нет. Сын, естественно ждал, что тот вот-вот достанет кассу и отдаст в обмен на монеты. А парнишка смотрел, хлопал ресницами, не понимая, чего от него хочет босс. Мы (я и моя жена) тоже не сразу поняли, когда сын рассказывал нам эту историю, что сотрудник тот решил будто фирма таким образом предоставила ему что-то вроде социального пакета. Не мудрствуя лукаво он "прокофеманил" весь разменный фонд. Тогда я надеялся, что "буду" сказанное Лютом, я все же понял правильно. Хе-хе...

Снова посмотрев на воду реки, увидел, что голубое наваждение исчезло, пропало чудесное ощущение подвешенности в центре необъятного шара: небо уже не отражалось в ставшей серой воде. Солнышко скрылось за горизонтом, но еще светило и воздух загудел от вибрации тысяч крылышек мошкары. Захотелось скорее перебраться к весело стреляющему искрами костру не потому, что замерз, а для защиты от поднявшегося с травы гнуса...

***

Быстро пролетали дни, опушенные беловатым пухом, когда жаворонки с утра до вечера висели в воздухе над поселком, мелькали разноцветные бабочки и выползали на свет божие коровки и все букашки, жужжали шмели, когда в воде движение, на земле шум, в воздухе трепет. Погода переменилась, заряди дожди. Правда, Люта они не остановили. Мастер под крышей сенника творил, а я, поглядывая на скудные запасы шерстяных ниток, раздумывал о новых источниках сырья для ткацкого производства. Крапива, крапива и только она! Как-то больше ничего в голову не приходило. Думал, конечно, и о льне и о хлопке, но, сколько ни говори "халва"- во рту слаще не станет.

"Кудель из крапивы..."

Когда решился попробовать, не знал сколько "велосипедов" мне предстоит изобрести. Не стану, мой друг, утомлять тебя пересказом моих изысканий, скажу, что если рвать крапиву у корня, где нет листьев и снизу вверх по стволу срывать их, зажав в ладони, то крапива не жалит, только руки красит. Настоящая, тонкая, как шелк кудель получилась из сердцевины. И годился для этого не весь крапивный ствол, а те части, что между почками - уплотнениями на стволе. Мои соплеменницы-озерянки, правда, освоили витье веревок и из других волокон, что получались у нас в процессе экспериментов - крапивной шкурки. Позже женщины под руководством Утаре научились и прядению кудели. Пришлось тогда отвлечь Люта от основной работы. Потребовались гребни для вычесывания высушенных крапивных волокон. Сам я тоже не бездельничал - лепил и обжигал грузики.

Когда Лют приступил к нанесению какого-то орнамента на дерево готового к работе станка, мое терпение лопнуло. Не по шамански, конечно, лишать мастера творческой магии, но вначале нужно было убедиться, что у нас получиться выткать полотно.

Под недобрыми взглядами Люта мы с Тиба, которая присоединилась к нашему дружному коллективу еще, когда мы стали ставить эксперименты с крапивой, начали готовить станок к работе. Крепили на балку нити, подвешивали грузы. Везение?.. Тогда именно так я и думал, но у нас получилось. Да, полотно было грубым, плотным и не совершенным, на мой взгляд, но из него можно было пошить одежду, мешки, пояса, завернуть еду или накрыть горшок, чтобы защитить его содержимое от насекомых. Я ликовал!

***

Календарь вести мне в голову пришло еще тогда, когда очнулся в теле крохи Лоло. И по моему календарю шла вторая половина июля, когда Мош и любимая засуетились: пришло время собирать урожай.

Сам я, когда спасался от полуденной жары в прохладе леса или выгуливал на поводу кулана, ходил обычно по тропе к полю: вокруг вытоптанной тропки высились луговые великаны. Даже вербейник обычно под палящим солнцем в моем прошлом стелящейся ковриком, тут стоял в рост, красуясь желтыми цветами.

Ты удивлен? Думаю, не метровым вербейником? Да, выгуливал на поводе своего кулана. Приучить кобылу к уздечке было не трудно, а регулярные прогулки с ней необходимы, чтобы не отвыкла. За то теперь Машка, так я назвал кулана, работает в поселке тягачом. Сладил я для нее шлейку из кожаных ремней. Надеваю на шею, а к концам груз привязываю. Вчера, например, Машка бревна из леса таскала. Отвлекся я...

Под щебет и пение кружащихся в выси ласточек и жаворонков, соплеменники вышли в поле. Новая одежда из сотканной ткани хоть и не выглядела привлекательной, но куда лучше позволяла переносить жару и защищала от палящих солнечных лучей. Я, а позже и Лим сделали неплохие бронзовые и медные иголки, но шить одежду из сотканной ткани никто в племени не стал. Прорезали в полотне отверстие, надевали через голову, подпоясывались и все...

Любимая носила ребенка уже шесть или семь месяцев и тоже вышла в поле. Насилу уговорил, а сам, стараясь не замечать своего плохого самочувствия, присоединился к жнецам. Однообразная, рутинная работа, тем не менее, не стала скучной: я прислушивался к голосам соплеменников, их смеху и мне становилось хорошо, чувствовал какое-то тепло в душе пока вдруг, внезапно не закружилась голова. Сдерживая тошноту, я медленно побрел к лесу. "Перегрелся, наверное" - мысленно уговаривал сам себя. Остановился на опушке. Ветер мягко пронесся по зеленому травяному ковру и перебежал в осины. Осины зашептались, заволновались, с коротким шумом вздрагивая листьями. Ветер понесся дальше в темнеющую чащу. И свет померк.

***

Проскрежетали ржавыми голосами злодейки-сойки. Я открыл глаза. Полосы тумана плавали между черными кустами, небо обозначилось синевой. Было еще сумрачно. Лес словно вымер. Мой взгляд скользил по чахлому березняку, который спускался к болоту и переходил в осиновое редколесье. Сердце заколотилось, когда на пригорке я рассмотрел небольшой песчаный бруствер, над которым торчал, как палка, дырчатый кожух немецкого пулемета. За бруствером на пригорочке сидели солдаты в егерских куртках с изображением эдельвейсов на рукавах. Их кепи то и дело обращались к друг другу: немцы болтали.

- Хорош мечтать, Игореша, - услышал я шепот. - Два егерька фрицевых...

"Старшина?!"

- Да. Прижали нас. Ну, ничего, - успокоил старшина мудрым старческим шепотком. - Ты как, малой, еще не обосрался?

- Пока нет товарищ старшина, - ответил механически, а сам крепко сжал винтовку и не могу отвести взгляда от егерей.

- Мы в своем краю, а они в чужом, нам легче. Родная земля - это, брат, не просто слова, живого она греет, а мертвому пухом стелется. Делай Игорек, как я!

Эпилог