Кроманьонец (СИ)

- Вставайте лежебоки! - закричал я и в шутку, не сильно пнул Уро в бок.

Тот вскочил, как ошпаренный, набычился, но увидев улыбку на моем лице, тут же остыл.

- Ночь впереди. Идем ломать ветки, - крикнул я и личным примером поддержал призыв, обломив засохшее деревце.

Все рассыпались по роще, ломая для костра нижние сухие сучья осин. Лес огласился треском, говором и смехом. Смеялись в основном Утаре и Муш. Любимая как-то смогла поднять парню настроение, сразу же составив ему компанию.

Я подбросил в костерок большую ветку и с умиротворением смотрел, как огонь запрыгал по трещавшим сучьям, освещая кусты и нижние ветви ближайших деревьев, между их вершинами синело темное звездное небо, с костра вместе с дымом срывались искры и гасли далеко вверху.

Мы долго сидели у огня. Под пеплом бегали огненные змейки, а я рассказывал о том, как вижу нашу жизнь "завтра". Пообещал горцам, что скоро, очень скоро, как только вернется Той, пойти с ними в горы.

Спали мы не долго. Проснулись от холода, едва забрезжил рассвет. Лес утонул в белом тумане, грудь теснило сыростью, тяжело было дышать. Мы пошли, рассекая туман, стараясь держаться оврага. Помниться он должен был выйти прямо к опушке, чуть выше нашего поселка.

Тишина вокруг стояла мертвая и вдруг, где-то неподалеку, робко, неуверенно зазвенел жаворонок. Его трель слабо оборвалась в сыром воздухе, и опять все смолкло, и стало еще тише. То ли от страха, витавшего в тумане, то ли от бодрящего холода мы побежали...

Остановились мы только у опушки. Мокрые от пота, усталые и довольные, что скоро окажемся дома. Солнце стояло высоко, роса давно высохла, небо было синим и горячим, ветер слабо дул с гор, освежая разгоряченные лица. Среди ореховых и терновых кустов опушки еще пахло влажным запахом дуба и прелых листьев, на лужке мы почувствовали томящий зной и услышали жужжание насекомых. Шли уже не спеша, пока навстречу нам не побежали от поселка женщины.

Я совершенно не удивился, когда увидел среди них Лило. Он бросилась мне на шею, тычась губами в нос, щеки и мои губы. Я искал глазами Утаре, беспокоясь, что любимой не понравится столь теплый прием девчонки, но она уже бежала к горянкам, сдержанно толпившимся у сенника. Конечно, она соскучилась по подругам...

Лило почувствовала мою тревогу, вспыхнула, отстранившись и оглядела меня быстрым, робким взглядом. Наверное, все поняла и резко развернувшись, побрела к реке. "Так будет лучше!" - подумалось, и тут же я попал в крепкие объятия Тиба и Тина, потом других женщин из Рыб. Только женщины Лосей не спешили выразить свою радость. Их волновала судьба мужчин. Тиби, дождавшись, когда соплеменницы перестали меня тискать, взяла за руку и, заглядывая в глаза, спросила:

- Они живы?

Я понял, что вопрос относится к мужчинам, уплывших с Тоем, и кивнул. Из глаз женщин, уже и Рыб тут же исчезла тревога, а у меня, напротив, вдруг заколотилось сердце в странном, смутном предчувствии беды...

Глава 30

Вся моя жизнь там, в будущем, была полна тем, что врачи называют стрессом. До встречи с женщиной-врачом, ее звали Оленька, я искренне считал, что пережил несколько микроинфарктов. Сердце мое частенько сжималось от печали, испытывал я и странное давление в груди, когда расстраивался, переживал...

Оленька вышла замуж за моего старого друга, когда ему стукнуло сорок пять, и как-то сразу стала вхожа в нашу семью. Помню, как праздновали семьями Первое мая и под вечер вышли мы с Оленькой на балкон. Недавно был дождь, во влажном дворике стояла тишина, и крепко пахло душистым тополем.

Она была необычным врачом. Много знала о человеческом теле и прекрасно ориентировалась в "фармакологических джунглях", но не раз говорила, что организм человека способен к самоизлечению, а пациент и доктор должны всего лишь создать для этого условия. Хоть и моложе нас она была лет на пятнадцать, но я все не мог избавиться от странной робости, сковывающей в ее присутствии и желания поговорить о здоровье (собственном, конечно) или болезнях. Тогда она накрыла своей ладошкой мою руку и спросила:

- Игорь Андреевич, ну что снова случилось? Беспокоит что-то?

Как ей удавалось почувствовать мои тревоги?!

- Знаешь, Оленька, подумываю сердечко проверить, - я рефлексивно стал потирать грудь, а Оленька, сразу будто бы повзрослев лет на десять, строго потребовала:

- Рассказывайте!

- Все время будто надышаться не могу. Как-то воздуха мне не хватает, - пожаловался и тут же смутился.

Оленька улыбалась.

- С сердцем у вас, Игорь Андреевич - все в порядке, а вот нервничать вам, действительно, по всяким пустякам не стоит.

Я хотел было возмутиться: да как же так! Тяжело мне дышится! А она, все так же улыбаясь, пояснила:

- Сердце, Игорь Андреевич, болит быстро! Долго оно не болит...

Третий день соплеменники заняты строительством, а я не могу им ничем помочь: давит в груди, голова кружится, чувствую странную усталость, но благодаря Оленьке из прошлой жизни знаю, что не болезнь сердца тому причина. А что? Почему мне так нехорошо? Не знаю...

Сидел на берегу, глину для очагов замешивал, поэтому первым и увидел лодочный караван, медленно плывущий по реке. "Чужаки!?" - от этой мысли я вскочил на ноги. Голова закружилась, в ушах появился шум, в коленях я ощущал слабость, а перед глазами поплыли белые мухи.

Лодок было пять, и кто-то на первой мне махал рукой. Права была Оленька - нервничать мне и в этой жизни не стоит. Я помахал в ответ и, оглянувшись, увидел Тиба, идущую с охапкой ивовых прутьев к реке, крикнул:

- Той возвращается!

Женщина, едва взглянув на движущейся караван, бросила поклажу, и побежала к соплеменникам, поделиться этой долгожданной вестью. Лодки еще плыли, а встречать их на берегу собрались почти все жители поселка.

На берег вышли отправившиеся в плавание мужчины, а за ними восемь женщин, почти каждая с ребенком на руках и четверо подростков. Хорошо, конечно, что Той не убил их, но зачем было забирать их с собой?! С этим вопросом я и обратился к вожаку, потянув его за руку, прервал поток самовосхваления перед женщинами-белками. Шепнул, скорее, прошипел ему в ухо:

- Зачем ты привез их сюда?

Той отстранился, поковырял в ухе пальцем, посмотрел на меня, как раньше, когда мне было восемь-девять лет, и спокойно ответил:

- Чем больше у мужчины женщин, тем сильнее его род!

***

Когда что-то в жизни начинает идти наперекосяк, кто-то умирает от жалости к себе, кто-то очертя голову, совершает безумные поступки, я же решил приручить отбитых от стада куланов. Тогда я не видел себя скачущим на кобыле, но приспособить ее и жеребенка к посильному труду намеревался.

Свое состояние я по-прежнему оценивал как стабильно плохое. С Тоем решил не выяснять отношений. Объяснять ему что-либо не было ни сил, ни желания. Вожак отправил свой гарем на поле и похоже, получал удовольствие от руководства. Наверное, чему-то по части земледелия он у Людей научился. Тот участок, что подготовили мы с Утаре, он увеличил раз в пять. По мере выжигания травы и корней, под неусыпным взором Тоя женщины рыхлили землю мотыжками. Я надеялся, он знает, когда начинать сеять, поскольку по этому вопросу, если вдруг вожак решит обратиться ко мне, духи ничего не подскажут...

Понаблюдав немного за их работой, я направился к козьему стаду. Спустился по влажной тропинке к реке. Вздрогнул от прерывистого крика цапли, будто там, в камышах, кто-то схватил ее и придавил. Время идет, - день за днем, год за годом... Ну, а я то, чем я живу и зачем?! Захотелось крикнуть, чтобы разрушить тишину вокруг. Яркое весеннее солнышко спряталось и еще недавно розовые облака стали скучного свинцово-серого цвета. По широкой равнине среди упавшей желтой травы темнели осиновые кусты. Там я наткнулся на бездельничающих горцев. Уро, Тун, Туро и Тухо валялись в травке в метрах ста от пасущихся коз. Небольшой сухой пригорок действительно был замечательным местом для отдыха. Мне тоже захотелось прилечь на мягкую травку и просто смотреть на небо.