Кроманьонец (СИ)

- Где твое копье? - спросил Той, нарочито спокойно, даже ласково.

Муш, развернувшись в пол оборота к лесу, указал рукой на ели и невозмутимо ответил:

- Там. Я гнался за женщиной чужих, но вдруг на меня напала твоя волчица, - он словно, обвиняя, нацелил на меня палец, - я не стал ее убивать, решил, что ты сам можешь сделать это, если захочешь. А ту женщину вместе мы поймаем быстрее.

Мое сердце радостно забилось, ростки надежды тут же проросли уверенностью - Утаре жива! Ведь действительно: в какой-то момент волчица исчезла из моего поля зрения, не было ее и во время короткой схватки с чужаком! И хоть я не стал присматриваться к телу, висящему на ветке, но тогда все вдруг стало на свои места: какой смысл убивать, способного самостоятельно передвигаться пленника, если раненный, скорее всего, отдал концы?! А почему соплеменники решили, что дикари умертвили именно Утаре? Может, умерший дикарь был женщиной?..

- Утаре! - закричал я и бросился в ельник.

Бежал и слышал за собой топот ног, а потом и голоса соплеменников, выкрикивающих имя любимой. " Я снова боду разговаривать с нею. От одного этого сердце замирает" - думалось мне, и от этой мысли душа затрепетала, а ноги вдруг стали ватными. Я больше не мог бежать и чудом не свалился сразу. Удалось прежде присесть и только потом упасть на влажную подстилку из опавшей хвои.

***

Можно ли назвать счастье каким-то другим словом? Можно, оно есть, и очень простое! Тогда, этим другим словом была Утаре. Прейдя в себя, обнаружил, что лежу там же, где и упал, но голова моя уже была на коленях любимой, пальцами она ерошила мои волосы и улыбалась. Ее правый глаз заплыл синевой, но мне это не мешало любоваться ею. Заметив, что я открыл глаза и смотрю на нее, Утаре тут же прикрыла подбитый глаз ладошкой.

- Я думал, что больше никогда тебя уже не увижу, а ты прячешь от меня лицо и не даешь насмотреться, - сказал, чтобы она не смущалась. И тут же услышал в ответ:

- Ты у меня хороший, ты у меня умный, ты самый красивый и сильный...

Треснула под чьей-то ногой ветка и я увидел смущенных нашими откровениями соплеменников. Все они стояли рядом, кто в метре, а кто в двух. Пришлось вставать и делать вид, что все хорошо, что будто и не было ничего.

Мы оттащили трупы чужаков в овражек, поохотились, добыв тощую лань, потом до ночи жарили у костров мясо. Я позволил себе коснуться весьма деликатной темы, особенно с учетом того, чем мои соплеменники были заняты у костра. Я спросил, обращаясь сразу ко всем:

- Кто первым решил, что чужак на дереве и есть Утаре?

Ответил Той:

- А сам ты, что подумал?..

Всем им вдруг стало смешно, даже Утаре. Отвечать Тою, что либо желание у меня пропало.

С утра Той с Рыбами и Лосями испытали долбленку и вожак сообщил о своем решении свершить акт мести озерным людям. Меня он в компанию не зачислил, мол, с Утаре все хорошо, да и кому-то все равно нужно вернуться в поселок к женщинам и детям.

В прошлой жизни, в будущем я часто слышал, что будто бы месть - блюдо, которое подают холодным. И даже как-то задумывался об этом. Помниться, что народная молва приписывала авторство на столь туманное изречение Сталину Иосифу Виссарионовичу. Почему именно холодным? Кому подавать? Себе или кому то еще? В какой момент это следует делать: на закуску, на десерт или в качестве основного блюда?

Куда лучше то же понимали итальянцы с их вендеттой. Продуманная, расчетливая, изощренная, неотразимая, чтобы все догадывались, кто ее совершил, но ничего доказать не могли. Месть - это блюдо, которое готовится для двоих: истцу - как небесная амброзия, ответчику - как кость в горло. Кроме того, есть ведь и окружающие! Кто не дурак, тот сразу смекнет: такого повара задевать не стоит!

Пока мое блюдо остывало, желание мстить развеивалось само по себе. Последний раз так случилось в другой жизни, когда пришлось отсидеть. Ведь были и те, кто решил, что лучше стучать, чем перестукиваться. Я знал их имена. И следак с прокурором и судья... Но не они были по настоящему виновны в том, что произошло тогда со мной. Персональная месть теряла опору, если посмотреть на "блюдо, которое подают холодным" с точки зрения здравого смысла - вспыльчивость и поспешность в благородном деле мщения недопустимы. Как я мог тогда все это растолковать Тою? Разве, что сослаться на волю духов? Но я промолчал. Ведь мое счастье было рядом и для меня тогда это было главнее всего. Воины отплыли, а я, Утаре, горцы и Муш пошли назад, к поселку.

***

Мы стали на ночевку едва солнце засобиралось скрыться за деревьями. Спешить было некуда, а я очень хотел расспросить Утаре о том, что произошло. Под голыми пока еще дубами земля была усыпана темно-бурыми прошлогодними листьями. И под ними что-то шумело, ползало, таилась какая-то скрытая жизнь. Осины шептались, волновались, вздрагивая ветками, среди ореховых и ольховых кустов носились птички. Еще вчера этот же лес казался мне мрачным и молчаливым...

Пока горцы и Муш таскали хворост, мы с Утаре уединились у глубокого оврага. Там, над обрывом высился дуб-великан, а под ним дымилась туманом пропасть. У могучих корней мы и расположились, чтобы пообщаться без лишних глаз. Волчица улеглась рядом, но нам она никак не могла помешать. Скорее, наоборот, ее присутствие напомнило, как все было, когда мы вместе охотились или собирали грибы и ягоды. Я обнимал Утаре, а она тихо, почти шепотом рассказывала о событиях последних дней.

...Чужаков первой заметила Пальма. Утаре услышала визг боли, а потом увидела и саму волчицу. За ней, молча, гнались какие-то люди. Утаре выстрелила из лука и попала. Охотник-чужак вскрикнул и упал, его соплеменники тут же остановились, а любимая побежала к поселку, предупредить горцев, чтобы встретить пришлых во всеоружии.

Вручив женщинам запасы зерна, отправили их со стадом подальше в степь. Сами стали готовиться встретить врагов. Близился вечер, а чужаки не только не появились, но судя по спокойному лесу, даже не приближались к его опушке. Тогда Утаре и предложила мужчинам на всякий случай забрать все ценное и присоединиться к женщинам, пока она - умелая охотница не выследит чужаков, чтобы узнать об их намерениях. Оказалось, что Утаре все же себя переоценила. События развивались совсем не так, как рассчитывала любимая.

Чужаки оставались с раненым товарищем там, где она его подстрелила. Вот только Пальма, увидев обидчиков, решила поквитаться. Рыча, бросилась к чужакам. Утаре наложив стрелу, медленно приближалась к отбивающимся от волчицы охотникам. Она не заметила еще кого-то из них, кто притаился за деревом и смог нанести ей внезапный удар. Очнулась любимая уже со связанными руками и ногами, когда чужаки готовились к ночевке. А ночью пошел дождь. Кожаные ремни намокли, и Утаре удалось их растянуть настолько, чтобы суметь освободиться. Помня, что до сих пор о намерении чужаков ей ничего неизвестно, с бегством она решила повременить и даже подтянула ремни на ногах. Слушала, о чем они говорили, и поняла, что этот отряд отправился на поиски женщин. Буд-то каждую весну мужчины их племени уплывали подальше от своего поселка за будущими матерями.

Утром она хотела поговорить с ними, но обнаружилось, что их товарищ ночью умер. Охотники были злы, и Утаре решила повременить с разговорами. А когда они пришли к озеру и первым делом приступили к расчленению павшего в бою соплеменника, вести с ними разговоры желание пропало. Она ждала пока представиться возможность незаметно убежать. А когда она услышала крики и шум битвы, увидела рядом волчицу и решилась на побег...

Быстро темнело. Вдали, за деревьями мерцал огонек костра. Из глубины оврага тянуло влажным, пахучим холодком. Не сговариваясь, мы встали и пошли к соплеменникам. Их костер догорал, а достаточного на всю ночь запаса хвороста рядом я не увидел. Горцы спали, а Мушу было все равно. Он сидел у ствола небольшой осины в метрах десяти от огня и о чем-то думал.