Сны чужие (СИ)

Потом она посмотрела на издара. Законник стоял вполоборота к ней, согнув правую руку, и словно раздувал разгорающееся в ладони голубое сияние. "Хрустальный купол, ‑ подумала Вирэль и тут же поняла: ‑ Нет, не хватит сил…" Цепь хиста бессильными кольцами свернулась на земле, а с того берега уже летели новые стрелы.

‑ Карзаф, не надо!!!

Издар страшно вскрикнул и взмахнул рукой. Над замерзшим ручьем с шипением раскроил воздух голубой сполох. Несколько фигур на том берегу упали в снег, другие, напуганные, шарахнулись прочь. А Законник покачнулся и осел, как подрубленное дерево.

Вирэль бросилась к нему. Стрела на излете прошила ей правую руку повыше запястья. Боли она не почувствовала, только выронила оружие и склонилась над издаром. Из груди Карзафа торчало тонкое, аккуратно оперенное древко. Другое засело в животе. Она осторожно приподняла его голову.

‑ Жаль, я не успел тогда… ‑ Законник говорил спокойно, разве что немного устало. Впервые он смотрел ей прямо в глаза и она видела в них боль. Боль не от ран ‑ другую, застарелую…

‑ Будь я таким, как теперь, я бы успел… Как вот сейчас…

Он будто бы смотрел на нее и сквозь нее, видя сейчас то, о чем мечтал долгие годы, и чего увидеть не мог.

‑ Бру? Это твои глаза… Милая моя девочка… Если бы я сам, своими руками… я бы поверил, что ты вернулась… Уходи, девочка, прошу тебя… Беги…

‑ Я тебя не оставлю, ‑ у Вирэль предательски защипало в глазах, лицо Карзафа плыло перед ее взором.

‑ Ты так выросла девочка… Все эти годы… Прости меня… я тогда… не успел…

‑ Ты успел сегодня! Сегодня ты все успел! Ты все сделал…

‑ Доченька моя…

‑ Отец!…

В этот самый миг Вирэль забыла обо всем. О погребальном костре, на котором сгорели когда‑то девочка по имени Бру и ее мать, о своем собственном прошлом, которое занимало в ее памяти явно больше пятнадцати лет, о извечной, выпестованной с детства ненависти к родителям, которых не знала…

‑ Не покидай меня, отец!…

Карзаф Но‑Фариз, вечно мрачный Законник из Реска‑Рэх улыбнулся ей непривычно ласково и, как показалось, немного виновато. Потом из его глаз навсегда ушла давняя боль и он перестал дышать.

Она все еще сидела над ним, обнимая холодеющее тело, вздрагивая от сдерживаемых рыданий и только всхлипывая тоненько, по‑детски, когда заскрипел рядом снег под ногами, обутыми в расписанные серыми и голубыми пятнами сапоги. Она не подняла головы. Ей было все равно. Солдат замер над девушкой ‑ то ли упивался видом поверженного врага, то ли просто колебался в принятии решения. Потом он наклонился вперед, медленно замахнулся и опустил ей на голову обух боевого топора.

Часть четвертая: Один сон…

Гладят пальцы блеск меча,

Тьма клубится у плеча,

Мрак струится из глазниц

Сотней призрачных десниц.

В каждой длани по ножу…

Все! Я больше не дрожу!

Не дрожу, и не храбрюсь,

Не кричу, и не смеюсь.

Молча бьюсь… А за спиной

Страх тяжелою волной…

Страх‑соратник, страх‑храбрец,

Страх ‑ испытанный боец.

Тело в камень обернет,

Душу холодом скует…

Вражья доблесть ‑ жалкий прах,

Ибо мой союзник ‑ СТРАХ!

Словно братская рука

Руку жмет эфес клинка,

Меч врастает в жилы, в кость,

Сталь и плоть… Попробуй, брось!

Слишком долго не дремал

В ножнах блещущий металл.

Свыклась с тяжестью ладонь.

Плоть и сталь… Попробуй, тронь!

И плывет передо мной

Боль багряной пеленой…

Боль‑подруга, боль‑сестра,

Боль ‑ как лезвие остра.

Криком горло обдерет,

Небо пурпуром зальет…

Кровь врага ‑ всего лишь соль,

Ибо мой союзник ‑ БОЛЬ!

Горькой патокой в ночи

Чей‑то стон… "Иди. Молчи.

Не смотри ‑ не для тебя.

Жить дешевле, не любя.

Жить спокойнее, дружа

Только с холодом ножа.

Помнишь, было?…" "Было… Да.

Жизнь ‑ непрочная слюда.

Счастье ‑ битое стекло…"

"Помнишь, было?…" "Нет… Ушло."

И мрачнее тьмы самой

Ночь встает вокруг стеной…

Ночь‑защитник, ночь‑слуга,

Ночь ‑ туман в глазах врага.

Мир обнимет синей мглой,

Все заполонит собой…

Сон врага ‑ кошмар ночной,

Ибо НОЧЬ ‑ союзник мой!

В ножны лег мой острый Страх.

Боль ‑ кольчугой на плечах.

Завернувшись в плащ, как в Ночь,

Я иду от стонов прочь.

Сквозь метель и ветра вой,

ТАМ чужой и ЗДЕСЬ чужой,

Я иду ‑ Ночь, Боль и Страх,

Я ‑ Погибший в двух мирах…

Глава первая

Огромное коромысло с протяжным стоном и скрипом метнулось ввысь, будто однорукий великан вымахнул в небо жилистой деревянной лапой. Обтесанный каменный шар взмыл по пологой дуге над озером. Расчёт камнемёта дружно прекратил деловитую суету, провожая взглядами ядро. До вырастающей, кажется, прямо из воды городской стены было неблизко, но на миг показалось: тяжёлый снаряд неминуемо достигнет её, дабы испытать на прочность массивную старую кладку…

‑ Не достанет, ‑ с досадой буркнул стоявший неподалеку барск средних лет, судя по серебристым "копьям" нашивок ‑ сотник, командовавший расчётом.

И верно ‑ не долетев до вражеского берега добрых пять десятков шагов, ядро с шумом проломило тонкую ледяную корку, подняв высокий столб воды. От далекой стены донеслись радостные крики, в некоторых явственно звучала насмешка. Среди солдат, собравшихся на этом берегу, прокатился слитный вздох разочарования.

‑ А ну, к вороту! ‑ зарычал на них сотник. ‑ Выше на две ладони! Тяни живее! Клянусь, до ночи эти камешки начнут падать на головы ублюдкам, хоть бы даже мне пришлось заставить вас кидать их руками!

Харт поймал на себе косой взгляд старшины и причина горячности барска стала ему ясна. Понятное дело ‑ сотник узнал сарбаха и решил продемонстрировать высокому начальству бурную деятельность.

‑ Как зовется это чудовище? ‑ поинтересовался он у офицера, разглядывая огромный камнемет. ‑ Готов спорить, у него есть имя.

‑ "Маленький Любовник", георт, ‑ осклабился сотник.

‑ "Любовник"? ‑ Харт озадаченно приподнял бровь.

‑ "Любовник", ‑ подтвердил старшина, ухмыляясь ещё шире. ‑ Любую крепость вылюбит, как смазливую девку. Ребята шутят: "нашему малышу стену сломать легче, чем солдату ‑ девичью честь порушить"!

Сравнение позабавило. Харт уже собрался было ехать дальше, но напоследок всё же поинтересовался:

‑ Отчего же твой "Любовник" "маленький"?

‑ Так "Большой" нынче под Усаргой трудится, георт.

‑ Трудился. Усаргу взяли четвертого дня.

‑ Выходит не соврали нам? ‑ фэйюр хмыкнул. ‑ А то про Верлор, вон, тоже говорили, мол, взяли, а потом оказалось ‑ три дня еще под стенами резня шла. Мы с тех пор не особо слухам‑то доверяем, георт. Ну, уж коли и впрямь Усарга наша, тогда суток через семь "Большого" сюда подвезут, никак не раньше. Да еще пока поставят, да пока пристреляют…

‑ Ясно, ‑ подытожил Харт. ‑ Десять дней.

‑ А то и двенадцать.

Сотник притворно вздохнул; видно было, что его мало расстраивают грядущие проблемы старшего брата любимого "малыша". Славу сотнику делить не хотелось.

* * *

К столице Бракаля подтягивалось все больше сил. Армия южного хорла, отступавшая от самой Усарги, не смогла остановить Бьер‑одра в прибрежных районах города. Впрочем, сопротивление было ожесточенным. Особенно яростно дрались кальиры за небольшой форт, прикрывавший подходы к Северному мосту. Закрепиться им не удалось ‑ после отчаянной рубки, продолжавшейся добрых полдня, бракальцы отошли в Озерный город… те, что еще могли отойти.