Темный менестрель (СИ)

Розже была написана баллада “О Берене и Лютиен”:

Был зелен плющ, и вился хмель,

Лилась листвы полночной тень,

Кружилась звездная метель

В тиши полян, в плетении трав.

Там танцевала Лютиен,

Ей пела тихая свирель,

Укрывшись в сумрачную тень

Безмолвно дремлющих дубрав.

Шел Берен от холодных гор,

Исполнен скорби, одинок,

Он устремлял печальный взор,

Во тьму, ища угасший день.

Его укрыл лесной чертог,

И вспыхнул золотой узор

Цветов, пронзающих поток

Волос летящих Лютиен.

Он поспешил на этот свет,

Плывущий меж густой листвы,

Он звал, но слышался в ответ

Лишь шорох в бездне тишины.

И на соцветиях травы

Дрожал под ветром светлый след

На бликах темной синевы,

В лучах бледнеющей луны.

При свете утренней звезды

Он снова шел и снова звал,

В ответ лишь шорох темноты,

Ручьев подземных смех и плач.

Но хмель поник, и терн увял,

Безмолвно умерли цветы,

И землю медленно объял

Сухой листвы шуршащий плащ.

Шел Берен через мертвый лес,

В тоске бродил среди холмов,

Его манил полет небес

И дальний отблеск зимних грез.

В случайном танце облаков

Он видел облик, что исчез,

В извивах пляшущих ветров

Он видел шелк ее волос.

Она предстала перед ним

В наряде солнечных огней,

Под небом нежно-голубым

В цветах оттаявшей земли.

Так пробуждается ручей,

Дотоле холодом томим,

Так льется чище и нежней

Мотив, что птицы принесли.

Она пришла — и в тот же миг

Исчезла вновь, но он воззвал:

—Тинувиэль! — И скорбный крик

Звучал в лесах и облаках.

И светлый рок на землю пал,

И светлый рок ее настиг,

И нежный свет ее мерцал,

Дрожа у Берена в руках.

Он заглянул в ее глаза —

В них отражался путь светил,

В них билась вешняя гроза,

И в этот час, и в этот день.

Несла рождение новых сил

Ее бессмертная краса.

Свершилось то, что рок сулил

Для Берена и Лютиен.

В глуши лесов, где гаснет взор,

В холодном царстве серых скал,

В извивах черных рудных нор

Их стерегли моря разлук.

Но миг свидания вновь настал,

Как рок сулил, и с этих пор

На том пути, что их призвал,

Они не разнимали рук.

====== Глава 5. Гори, Гори ясно, чтобы не погасло. (Урулоки Глаурунг Золотой — Отец Драконов) ======

Мой новый дом разрушен огнем дракона. Урулоки Глаурунг пришел по приказу Моргота. Мы проиграли. Бескрылый Ящер был умен, его шкура крепка, а взгляд лишал воли. Увидев его глаза я подумал о василисках, хотя никогда не встречался с ними прямым взглядом. Ящер пытался воздействовать на меня своей Волей, но я сумел прервать кронтакт. Заклятие Империус действует куда аккуратнее и его можно не заметить если не увидьшь направленную на тебя палочку, здесь же, задействована просто голая невообразимая Мощь и грубая Сила. Я и остальные решили сбежать, выступать против Глаурунга силой безсмысленно, и что единственный способ победить его — это воспользоваться хитростью, да понадеяться на удачу. А Дракон, потеряв к нам всякий интерес, развернулся и принялся поливать жарким пламенем все вокруг. Орков же, что еще продолжали рыскать по дворцу, он выгнал вон, отобрав всю награбленную добычу и не оставив бедолагам даже самой захудалой вещички. После этого он обрушил мост в пенный поток Нарога, обезопасив себя таким образом, Глаурунг собрал всю орочью добычу в кучу и отнес ее в самую глубокую из пещер, после чего разлегся на ней малость передохнуть. Вести о падении Нарготронда пришли, наконец, в Дориат, принесли их сюда те, кто сумел скрыться от разграбления и разрушения крепости, и пережить Темную Зиму, затаившись в дикой местности. Теперь они пришли к Тинголу в поисках убежища, и пограничники отконвоировали их прямиком пред очи короля. Некоторые из них утверждали, что армии Моргота уже ушли на север, а другие — что Глаурунг до сих пор обитает в палатах Фелагунда. Кое-кто рассказывал, будто их гость-человек и воспитанник короля Тингола — Мормегиль погиб, а кто-то — что он оказался под воздействием чар дракона и до сих пор стоит там, подобный каменному изваянию. Однако все, как один, утверждали, что задолго до падения Нарготронда большинство знало о том, что Мормегиль — это ни кто иной, как Турин, сын Хурина из Дор-ломина. Друга Тургона короля Гондолина. Элитный отряд воинов Тингола отправился в не сулившую ничего хорошего поездку. Однако Глаурунг был предупрежден об их приближении и вышел навстречу, пылая гневом. Дракон вошел в реку, и вода зашипела, испаряясь вонючим дымом и облаком окутывая Маблунга с его бойцами. Они были ослеплены и полностью потеряли ориентацию, а Глаурунг тем временем вышел на противоположный берег Нарога. Заметив приближающегося дракона, пограничники решили, что пора мчаться во весь опор на восток. Но ветер дул в их сторону, неся с собой черные ядовитые испарения, и лошади, почуяв дракона, обезумели и рванули прочь, не разбирая дороги, некоторые всадники от ударов о деревья погибали на месте, другие оказались унесены незнамо куда. Но человеческая женщина Ниенор, выброшенная из седла, не получила никаких повреждений. Она вернулась к возвышенности Амон Этир, намереваясь дождаться здесь Маблунга, да еще выбраться из стелившегося у земли зловонного дыма. Взобравшись на холм, она посмотрела на запад… и взгляд ее встретился со взглядом Глаурунга, чья голова лежала на верхушке холма. Воля ее еще некоторое время боролась против драконьих чар, но Глаурунг усилил давление, и, узнав о том, кто она такая, заставил не отрываясь смотреть в свои глаза. Затем он наложил на нее заклятье полного забвения, чтобы она не помнила ничего из своей прошлой жизни — ни собственного имени, ни названий окружающий предметов и явлений и еще много дней Ниенор ничего не слышала и не видела, и даже двигаться по своей воле не могла. Затем Глаурунг оставил ее стоящей в одиночестве на вершине Амон Этир и вернулся в Нарготронд, через год его покинув. Позже я узнал, что некто Турамбар по приказу Маблунга из Дориата, пошел на дракона и вонзил в брюхо спящему на дне ущелья Ящеру меч, тем самым убив его. Как? Никакая сталь не могла пробиться даже через веки Урулоки. А тут удалось вонзить меч по самую рукоять! Правда несчастного смертного, облило кровью подобной яду, а встретившись взглядом с умирающим Глаурунгом он рухнул в беспамятстве, накрыв собою меч.

Все стало еще трагичней, когда открылось что Турамбара на самом деле его зовут Турин, сын Хурина — тот самый Мормегиль, потерявший память после встречи взглядом с драконом и обрюхатившим по незнанию собстенную единоутробную сестру Ниенор, что из-за дракона тоже потеряла память. К той после гибели дракона вернулась память и не выдержала правды, она бросилась вниз со скалы в огненную яму, находящуюся рядом с логовом Ящера. Впоследствии никто и никогда не смотрел с этого утеса — ни человек, ни зверь или птица, и деревья здесь тоже не росли. Утес же получил название Кабед Найрамарт — Прыжок к Ужасной Смерти.

Но мне не были интересны семейные драммы людей (Феаноров никто уже не переплюнет), я заинтересовался мечом, и по описаниям выходило что это Англашель! Как Смертельное Железо попал в руки человеку я не узнал. В последний раз его видели в руках Белена (не Берен), тот выпросил меч в награду у Тингола из Дориата. Однако Турамбар называл меч Гуртанг, видимо не зная его настоящего имени. Значит он получил меч не в дар, а возможно украл его, или это был тот самый безымянный меч-близнец Англашеля. Маблунг сказал, что Турамбар, которого сначала сочли мертвым очнулся от Морока дракона, но узнав о самоубийстве возлюбленной, проклял Дориат и воткнул меч рукояткой в землю. Затем бросился на лезвие Гуртанга и черный клинок забрал его жизнь. Обернувшиеся Маблунг и его спутники взглянули на неподвижную тушу Глаурунга, а затем перевели взгляды на тело Турина, и осознали что он мертв. Затем тело Турина подняли с земли, оказалось, что лезвие Гуртанга переломилось надвое. ...Насмешник о камни разбил лицо, Но — полно жалеть о нем! Я не из числа королевских псов, Не стану вилять хвостом, Не буду молить о прощенье, как раб: Я — сам себе господин. На Севере — Враг, а Запад слаб — Ну что ж, я останусь один. Я знаю лишь имя отца моего, Не помню лица сестры... Пускай я один против северных свор, Но стрелы мои быстры, И прям мой путь, как древко копья — Претит мне льстивая речь. Да будет покорна судьба моя Руке, сжимающей меч. ...Бредут года, как в цепях рабы, Бьет крыльями воронье... Запятнанный Кровью, сын Злой Судьбы Отныне имя мое. Пусть смерти моей не оплачет мать — Лишь волки в ночи отпоют, Но воин не должен сомнения знать В последнем победном бою. Мой клич во мраке мертвых долин Как голос смерти звучал, Я кровью досыта напоил Звенящую сталь меча, Я черную тень судьбы победил, Мне месть — единый закон... И вот — победитель — стою один, Самим собой побежден.