Темпорама "Бой в июне" (СИ)

И вот...

Старик во фрачной паре обернулся на ближнюю темпораму.

- Ich habe das haus in Frankfurt verkauft.

- Он продал дом, - шепнул Лёшка.

- Ага, - кивнул Димка.

Старик с большим трудом разместил несколько темпорам в Берлинском музее кайзера Фридриха. Каждая темпорама была настроена на определённое возмущение, и, надо признать, картины в них открывались величественные и зачастую трагические. Одна, показывающая гибель Публия Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу, очень понравилась пришедшему полюбопытствовать фюреру.

"Вот она, мощь Германии! - в воодушевлении произнёс он. - Мы растоптали римские легионы, мы растоптали Францию, и также мы растопчем Советы!".

И распорядился поставить себе "тевтобургские" темпорамы в рейхсканцелярии и в Бергхофе.

После этого в интересах подрастающего поколения и для поднятия боевого духа нации было решено размещать темпорамы в музеях Германии и на оккупированных землях.

- Und ich habe das recht, eine kleine gebühr zu sammeln (А у меня есть право на сбор небольшой платы), - улыбнулся старик. - Eine marke.

Кто-то захлопал.

- Nun aber...

Старик поманил к себе детей.

- Ich werde dich lehren beobachten im zeitrahmen.

Будто загипнотизированные, они подошли к нему все вчетвером. Старик поставил их у барьеров, каждого отдельно. Димка оказался на левом краю. Лёшка, кажется, на правом. От темпорамы веяло суховатым теплом и щекотало в носу. От стрекота чуть-чуть болели виски.

- Hinsehen!

Старик показал на переливающийся бок темпорамы.

- Stoppen sie einfach den blick.

Кто-то прошаркал за спиной у Димки. Видимо, тоже последовал стариковскому совету остановить взгляд на темпораме. От Димки до нее было не больше двух метров, бок ее круглился и нависал чуть сверху. Не успев сосредоточиться, он почувствовал шлепок по затылку.

- Hinsehen!

Старик, ухватив Димку за нижнюю челюсть, направил его взгляд. Пальцы больно прижали кожу.

Конечно, сначала Димка не увидел ничего. Но затем!

Оказалось, надо просто не следить за переливами и искрами, бегущими по поверхности огромной капли, а смотреть как бы внутрь, в одну точку. Тогда темпорама распахивалась перед глазами, будто цветочный бутон. Нет, по ощущениям это всё же было не совсем точно. Тебя как бы затягивало туда, мгновенно переносило к застывшему в пространстве мгновению.

- Oh, ich sehe es! - выдохнул справа Вилли.

- Ja, - произнёс кто-то над головой.

Темпорама показывала эпизод танкового боя. Один немецкий танк PzKpfw, "панцеркампфваген тип четыре". Один советский танк "Т-34".

Димка непроизвольно сжал кулаки.

"Т-34" горел. Он был повёрнут к зрителям боком, гусеницы взрывали заснеженную землю, закопчённая башня смотрела вправо, а панцеркрафтваген наползал на него, и дульный срез его орудия озарялся огненной вспышкой.

Был виден даже вылетевший снаряд, бронебойный, застывший в воздухе смертоносным чёрным шмелём в метре от соприкосновения с советской танковой бронёй.

На дальнем плане вздымались дымные султаны, в морозном небе висели точки самолётов, в стороне темнел лес.

Остановившееся время дышало боем, возможно, скоротечным или даже уже секунду или две назад закончившимся. Димке казалось, что он словно находится там, среди комьев земли, звеньев гусениц, в поднявшихся языках пламени.

Вмёрз.

- Wo ist das? - спросил женский голос.

- Unter dem Tichwin, - ответил старик. - Einundvierzigsten jahr, november.

Кто-то, покашляв, хрипло добавил:

- Ich erinnere mich. Schwere kämpfe.

- Тихвин, - прошептал Димка.

Старик, присев, развернул его от темпорамы, от замерших в движении танков к себе.

- Was hast du gesehen? - поинтересовался он.

- Танки, - сказал Димка. И поправился: - Zwei Panzer.

- Gut.

Старик улыбнулся и потрепал его по щеке.

- Panzer sind unsinn (Танки - ерунда), - заявил Максимиллиан, отступив от барьера. - Gibt es hier einen luftkampf ? (Есть здесь воздушный бой?)

- Zeitrahmen nummer drei, - ответил распорядитель.

Он показал на темпораму наискосок.

- Alex, bring mich (Алекс, неси меня), - сказал Максимиллиан и под смех публики напрыгнул на худенького Лёшку со спины.

- Oh, gutes Pferd! - сказал кто-то.

- Los, Los! - крикнул Максимиллиан.

Вокруг захохотали. Лёшка покачался на месте, кое-как подхватил ёрзающего на нём Максимиллиана под коленки, чтобы было удобнее, и пошёл сквозь расступающуюся толпу.

- Ditmar!

Вилли, повторяя за своим приятелем, облапил Димку за шею.

- Los! Du auch! - крикнул он ему в ухо. - Вези.

Снова грянул хохот.

- Harte russische Pferde!

Публика захлопала.

Вилли был куда легче Максимиллиана, и Димка в середине пути даже догнал Лёшку, тяжело ковыляющего с упитанным, улыбающимся грузом.

- Guten tag! - поздоровались друг с другом всадники.

Вежливые немецкие господа восьми и девяти лет.

- Zum temporahmen?

- Ja.

- Wirklich?

- Natürlich.

- Wir sind die ersten! - крикнул Вилли и ткнул Димку под рёбра.

Тому пришлось ускориться.

- Nein!

Димка успел искоса увидеть, как Максимиллиан яростно заколотил Лёшку по голове.

- Schneller! Was für ein toter knebel! - приговаривал он.

Но Лёшка явно выбился из сил.

Капля темпорамы вспухла перед Димкой. Кто-то в серой военной форме посторонился, давая ему подскочить к барьерам.

- Всё!

Димка остановился, Вилли сполз с него и запрыгал, вздёрнув вверх руки.

- Wir haben gewonnen! (Мы выиграли!)

Стоящие рядом несколько офицеров (один - в кителе оберста) переглянулись и закивали друг другу. Но, видимо, чему-то своему.

Обернувшись, Димка увидел, что Лёшка лежит на полу, а Максимиллиан молча и сосредоточенно бьет его толстыми ногами. Его никто не останавливал. Женщина в драповом пальто сказала: "Warum hier?" и брезгливо отвернулась. Другие наоборот, обходя, приговаривали:

- Gut gemacht! Russische sklaven müssen ordnung lehren! (Очень хорошо! Русских рабов нужно учить порядку!)

Кто-то даже со смехом обронил:

- Pferd ist tot.

- Bolivar wird nicht mehr zwei tragen, - поддержал его щуплый человек в очёчках непонятной для Димки фразой.

Лёшка прикрывал руками голову и, подтянув колени к животу, молча принимал удары. Даже не вскрикивал. Димка хотел ринуться ему на выручку, наверное, заработав этим неделю или две карцера, но сначала не решился, а потом уже стало поздно, потому что Максимиллиан устал.

- Aufstehen!

Лёшка послушался команды выдохшегося хозяина и поднялся. Неожиданный тычок кулаком в нос у Максимиллиана получился удачным - кровь так и брызнула.

- Gut, - удовлетворился Максимиллиан.

Улыбаясь, он подбежал к Вилли и потянул приятеля поближе к барьерам, рассказывая про асов-героев Вильгельма Батца и Герхарда Баркхорна, которые вот-вот догонят по количеству воздушных побед Эрика Хартманна, а Лёшка остался стоять, высоко запрокинув голову и прижав ладонь к подбородку, чтобы не накапать.

- Dietmar, sieh mal! - одёрнул Димку Вилли.

И тому пришлось послушно отвернуться к темпораме.

Воздушный бой его не заинтересовал. Возможно, потому, что сюжет был похож на танковый. Только здесь сражались "Messerschmitt Bf.109" и "ЛаГГ-3" и всюду было небо, расчерченное перьями облаков. А, возможно, из-за того, что он переживал за Лёшку и ненавидел Максимиллиана, который, забыв обо всём, с открытым ртом изучал темпораму.

А если бы его ногами?

Нет, не было ничего интересного ни в строчке пуль, раздирающих фюзеляж советского самолета, ни в радостно ухмыляющемся немецком пилоте. На фонаре кабины "мессершмитта" плясал кружок солнца.

Шмыгая носом, незаметно подошёл Лёшка.

- Как ты? - тихо спросил его Димка.

Лёшка дёрнул разбитой губой.

- Фигня. Макс не Олаф. Помнишь Олафа?