Темпорама "Бой в июне" (СИ)

Димка шмыгнул носом.

- Шт-то вы там копает-тесь?

Олаф двинулся к мальчишкам по проходу. Он схватил их, как котят, за шкирку и швырнул на пол в сторону дверей. Лёшке повезло, он поймал в пальцы коечную стойку и не упал. А Димка, грянув об пол, больно отбил локоть и коленку. Завязать шнурки на втором ботинке он так и не успел.

- Вставай, - подал ему ладонь Лёшка.

- Ага.

Олаф тучей надвинулся сзади.

- Быст-тро внисс.

Толкнув двери, ребята слетели по лестнице на первый этаж.

- Его бы так, - шепнул Димка, прижимая ушибленный локоть к животу.

- Он бы пол проломил, - сказал Лёшка.

Димка фыркнул, представив, как Олаф исчезает в облаке щепок и пыли. А снизу ещё огонь.

- Сюда, - фройлен Зибих дежурила у выхода. - Не заставляйте ждать херра унтерштурмфюрера. Думаю, вы знаете, как должны вести себя в местах, где много немецких граждан. Глаза - в пол, тишина, и любая просьба - как приказ фрау Хильды.

- Да, фройлен эрциер, - сказал Лёшка, выскакивая наружу.

- Мы знаем, - подтвердил Димка.

Снаружи пахло весной. Грузовик уже уехал. Военнопленные под присмотром "капо" копошились у кучи кирпичей, бывших когда-то печью. Там же стоял прицеп, на который они вываливали добытое.

"Хорьх" приткнулся к обочине на углу приюта, под черными ветвями покосившейся рябины. Унтерштурмфюрер нетерпеливо нажал на клаксон.

- Давай, - подтолкнул Димку Лёшка.

Они добежали до автомобиля, причём Димка едва не потерял ботинок. Под рябиной, тёмно-серый, лежал снег, а дальше чернела подступающая к зданию лужа.

- Забирайтесь на заднее сиденье, - сказал им унтерштурмфюрер.

Лёшка кое-как отжал вниз тугую ручку. Они заползли на расстеленную серую шаль.

- Всё? - спросил херр Сломак, глядя на них в зеркало заднего вида. - Сидите тихо, ублюдки. Запачкаете обивку, убью.

Он завел мотор, подкрутил радио, и в салоне зазвучала музыка. Секунда - и "хорьх", дрогнув, покатил от приюта прочь. Поплыл мимо двухэтажный каменный дом, до остова выгоревший от зажигательной бомбы, какое-то время справа, в прорехи между домами, виднелись полузасыпанные траншеи, избороздившие сады и огороды. Взбиралась на холм вереница противотанковых "ежей".

Проскочив несколько кривых улочек, "Хорьх" повернул к центру города. Здесь картина была не лучше, чем на окраине, многие здания хранили следы от пуль, некоторые почернели от огня, красные флаги с пауком-свастикой и полотнища с призывами трудиться на благо рейха стыдливо драпировали результаты бомбёжек. По тротуарам медленно брели люди. Были они все какие-то скукоженные, с землистыми, равнодушными лицами, одетые, во что придётся.

Димка заметил, как Лёшка сжимает кулаки.

Унтерштурмфюрер поглядывал в зеркало, покручивал рулевое колесо, потом сказал:

- Это всё ваша вина. Вина русских idioten, что они сопротивлялись немецкой военной машине. И теперь нечего думать, будто мы будем с вами нянчиться. Вы сами заслужили такое к себе отношение.

- А если бы мы сдались? - набравшись смелости, спросил Димка.

- Тогда было бы проще, - сказал унтерштурмфюрер. - Мы расстреляли бы только самых активных. Миллионов пять-шесть!

Он рассмеялся. В зеркале были видны его выбритый висок и ухо, и уголок глаза.

На маленькой площади "хорьх" развернулся и остановился у одноэтажного здания, светлого от свежих штукатурки и краски.

- Сидеть здесь! - приказал унтерштурмфюрер.

Он вышел из автомобиля, походил около, растирая плечо, затем скрылся в арке сбоку и отсутствовал минуты три. Лёшка посмотрел, оставил ли унтерштурмфюрер ключи в замке зажигания, а Димка завязал наконец шнурки.

- Ты знаешь, где музей находится? - поинтересовался Лёшка.

- Нет.

- И я нет, - с досадой отозвался Лёшка.

- А зачем тебе? - спросил Димка.

- Сбежать!

- Куда?

- На фронт! Я же всюду проползу. Меня в разведчики возьмут. А ты - со мной. Тоже в разведчики.

- Фронт далеко, - сказал Димка. - Если близко, то слышно, как грохочет. Аж стекла дрожат. И небо ночью светится.

- Да я знаю! - сказал Лёшка, привстав и разглядывая улицу. - Значит, к партизанам рванём! Ты же слышал, что они здесь есть. Им такие, как мы, знаешь, как нужны!

- Мне домой хочется, - вздохнул Димка.

- А немцы?

- Что - немцы?

- Они пусть живут? Они пусть ходят? Разъезжают тут... - Лёшка несколько раз зло стукнул ботинком по спинке водительского сиденья. - Вот! Вот! Вот!

На спинке появился смазанный след от подошвы.

- Идёт! - крикнул Димка, когда из арки вновь появился унтерштурмфюрер.

Тот шёл не один, впереди него, укутанный в хорошее серое пальто, округлый, переваливался на коротких ножках крупный краснощёкий мальчишка. Лёшка, подвинув друга, выглянул в пустоту между сиденьями.

- Всё, теперь не поговорим, - сказал он.

Унтерштурмфюрер открыл заднюю дверцу.

- Maximillian, - он сделал приглашающий жест.

Мальчик важно кивнул.

- Guten tag, kleine sklaven, - поздоровался он.

- Guten tag, junger herr Max, - смещаясь, заученно сказали Димка и Лёшка.

Максимиллиан, пыхтя, заполз на сиденье. Пока он устраивался, унтерштурмфюрер успел прикрыть дверцу и вновь занял место водителя.

- Alles ist gut? - спросил он, обернувшись.

- Ja, - ответил Максимиллиан, расстёгивая ворот пальто.

- Dann lass uns gehen.

Унтерштурмфюрер выжал сцепление, и "Хорьх" покатил с площади. Димка заметил, как в одном из окон мелькнула женская фигура. Следила она за автомобилем или просто выглянула на улицу, было не понятно.

- О, Alex, - Максимиллиан притянул Лёшку к себе. - Ich habe dich vermisst (Я соскучился).

Он ущипнул его.

- Ich bin glücklich, - ответил Лёшка, украдкой потирая место щипка.

- Und du? - смешно вздымая белёсые брови, спросил Максимиллиан Димку.

- Я тоже glücklich, - торопливо произнёс тот, но щипка миновать не сумел.

Пальцы Максимиллиана стиснули кожу сквозь тонкую бумажную ткань штанов.

- Gut.

Димка со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Так отец делал, когда слушал сводки Информбюро. Мрачнел и дышал сквозь зубы. Но это всё было ничего, можно потерпеть. Подумаешь, щипок. Пальцы у гада здоровые, крепкие, но до трости фрау Доггель им далеко. Вот когда "на кровь" или "на опыты" вывозят, там и не захочешь - закричишь. Иногда после уколов горишь, как в огне, и всего трясёт.

А тут - поездка в музей.

Можно потерпеть, можно даже спеть Максимиллиану под неуклюжие взмахи руками его любимую "Эрику".

- Auf der Heide blüht ein kleines Blümelein...

"Хорьх" прошуршал шинами по центральной улице и притормозил, пропуская грузовые тентованные "опели", бронетранспортёр и несколько мотоциклов с колясками. Замыкал колонну чёрный штабной автомобиль.

- На Молотов, - повернувшись, сказал мальчишкам унтерштурмфюрер. - Думаю, к началу лета мы выйдем к Свердловску.

- Und hänge alle Kommunisten auf! - сказал Максимиллиан.

- Ja, natürlich.

Напоминание о том, что коммунистов необходимо вешать, скоро нашло подтверждение в виде виселицы перед зданием горсовета. Они словно специально проехали мимо неё медленно, чтобы Димка и Лёшка могли увидеть висящую в петле женщину со свёрнутой набок шеей. Лицо у неё было завешено волосами, и у Димки дёрнулось сердце, когда он подумал, что это могла бы быть мама.

- Und wo ist Willi? - спросил унтерштурмфюрера Максимиллиан, который не удостоил виселицу вниманием.

- Ждёт нас в кафе.

- Ich will eiscreme (Я хочу мороженого), - заявил Максимиллиан.

- Nach dem museum (После музея), - ответил унтерштурмфюрер.

- Nein. Ich will jetzt!

- Nein.

Максимиллиан засопел. Он лягнул сначала Лёшку, а потом, протянув руку через его голову, дёрнул Димку за волосы.

- Sag es ihm! (Скажи ему!) - потребовал он.