Апокалипсис отменяется (сборник)

— Я образно. Хотя, думаю, вы понимаете, что постановка задачи бессмертия — это только вопрос времени, после того как будет осуществлен первый этап. С биологической точки зрения, человек как носитель разума движется по спирали усложнения. Явление смерти здесь выступает катализатором развития, убирая старый генетический материал, как бы жестоко это ни звучало, и заменяя его новым. Это естественный процесс, созданный природой, чтобы освобождать место для новых особей. Более развитых, более приспособленных. Я, как специалист в области биогенеза, могу с уверенностью сказать, что если упадет смертность, упадет и рождаемость. Это можно видеть даже сейчас по странам Европы. Если упадет рождаемость, прервется механизм накопления изменений. Я говорю не только о биологических изменениях и эволюции, застой возникнет и в социальной сфере, и в когнитивной. Не будет появляться новых идей, так как не будет появляться новых людей. Наступит кризис.

Цветаев разгорячился, щеки заалели, взгляд стал злым. Руки профессора сжали края кафедры. Он говорил рьяно, сильно, убежденно. Но по глазам слушателей видел, что держат его за придурка. И все это мероприятие — фарс, представление, нужное лишь для галочки, мол, выслушали оппозицию, крупного специалиста, имеющего альтернативное мнение. Выслушали и учли его мнение. Но понятно же, что уже все решено. Уже составлена программа, над которой работали сотни лучших аналитиков. Расписан бюджет. Уже наверняка поступили заказы в различные лаборатории и цеха на поставку нужного количества оборудования. Уже разосланы директивы в федеральные округа и муниципальные районы. Жернова государственной машины закрутились, их не остановить. Разве что если остановить источник этого движения.

По окончании доклада Цветаев спустился к креслам. К нему подходили, благодарили за интереснейший доклад и превосходное освещение проблемы. Пожимали ладонь, хлопали по плечам и с безразличным видом расходились.

Наконец в зале остались лишь Цветаев, Ковалев и его куратор. Ковалев и Виктор поднялись, подошли к Цветаеву.

— Дима, чего ты хочешь добиться? — спросил Ковалев, глядя в глаза бывшему соратнику. — Ты же понимаешь, что это тщетно? Человечество долго шло к этому, бессмертие — это извечная мечта.

— Она идет вразрез с законами природы, — отрезал Цветаев, — как вы этого не понимаете?

Ковалев усмехнулся:

— Нет законов, есть лишь объективные процессы и система причин и следствий. Все произойдет рано или поздно. Это было предопределено, еще когда человек из любопытства потер кусок янтаря о шерсть и увидел искры статического электричества. Одно явление или открытие влечет за собой цепочку других явлений и открытий. Каждое изобретение расширяет горизонт дозволенного и способного быть осмысленным человеческим умом. На пути от феномена статического электричества до создания наномеханизмов лежит много звеньев, быть может, даже с первого взгляда и не имеющих отношения к конечному результату, но все они не могли не быть изобретенными рано или поздно в той или иной конфигурации.

Цветаев покачал головой, взгляд устремился в пустоту, стал бесцельным.

— Это безумие, — пробубнил биолог, — нельзя человека лишать биологической основы…

— А никто и не лишает, — заверил Ковалев, — большинство останется на том же уровне, что и сейчас, лишь нанороботы в крови будут поддерживать абсолютное здоровье. Разве это плохо, Дима?

Профессор Цветаев наконец сфокусировал взгляд на лице Ковалева, их взгляды схлестнулись. Ковалев смотрит спокойно, даже холодно, взгляд Цветаева бьет, как боевой лазер.

— Ты сам сказал, — процедил Цветаев, — что одни открытия неотвратимо ведут к другим, одни действия порождают другие. Что породят эти твои «нанороботы в крови»? Звеном в какой цепочке они станут? Думаю, ты знаешь, не можешь не знать, раз даже я это понимаю. Человечество перестанет существовать. Да, откажутся от биологической основы лишь единицы, основная масса просто побоится. Но с каждым прожитым годом они будут все больше свыкаться с изменениями в своих телах. Нанороботы в крови станут обыденностью. Затем станет обыденностью электронная начинка в мозгах, как когда-то стали обыденными компьютеры и мобильники. Потом от тел будет оставаться все меньше и меньше биологического: внутренняя микрофлора, биохимия, гормональное регулирование, инстинкты, эмоции, все это будет постепенно исчезать, не отрицай, ты прекрасно это понимаешь. И в итоге человек станет роботом. Все человечество станет совокупностью роботов. Без эмоций, без желаний, без целей.

Ковалев покачал головой.

— Ты ошибаешься. Не роботами. Поверь, я вижу. Ты зациклен на биологических основах, но разум может существовать и без них. Разум обязан существовать без них! Чистый, не замутненный инстинктами, не подчиняющийся химическому составу крови и концентрации тех или иных гормонов в ней. Не зависящий от погоды за окном и магнитных бурь на Солнце. Разум не останется без целей, которые сейчас нам диктует наша животная основа. Цели будут, но будут иного уровня, не животного.

Они с минуту стояли, прожигая друг друга глазами. Наконец Цветаев сжал кулаки и резко зашагал к двери.

Ковалев взглянул на Виктора. Тот посмотрел недвусмысленным взглядом.

— Он на этом не остановится, — сказал куратор, — я много знавал подобных людей и вижу, что у него есть какой-то козырь в рукаве.

— Есть, — ответил Ковалев хмуро, — и я даже знаю какой.

— Да? И что нам тогда следует сделать?

Ковалев усмехнулся:

— А ничего.

Цветаев не стал зря тратить время, внутри его все бурлило и требовало действий. Он чувствовал свою правоту, чувствовал, что нужно остановить Ковалева. Более того, он чувствовал, что только он в силах это сделать. Разум профессора биологии, ранее не задумывавшегося о таких сложных вещах, как пути цивилизации, теперь был абсолютно поглощен этим. Где-то краешком сознания он пытался понять, что же изменилось, почему его стало волновать, что будет через десятки или сотни лет. Он просто занимался своим делом, наукой, изучал процессы жизнедеятельности, выдвигал теории, ставил опыты, писал статьи в научные журналы. Потом попал в команду Ковалева, консультировал по вопросам взаимодействия наномеханизмов с живыми клетками. Собст-венно, живые клетки сами по себе состоят из конгломерата различных наномеханизмов, но там все иначе, там… живое, притираемое и подгоняемое природой в течение сотен миллионов лет…

Снова мысли ушли в другое русло, и вопрос о том, что же изменилось в его приоритетах и что движет им сейчас, остался без ответа.

— Куда едем? — спросил таксист-кавказец, обернувшись к Цветаеву, севшему на заднее сиденье.

— Прямо, — ответил профессор невпопад, его взгляд уставился в дисплей телефона, палец резко прокручивал изображения на сенсорном экране, ища номер нужного человека.

Профессор содрогался от осознания того, что ему предстояло. Это противоестественно всей его идеологии, всему тому, что он сейчас отстаивает и защищает. Но иного способа противостоять Ковалеву нет. От Ковалева нужно избавиться, но профессор биологии был свидетелем того, что произошло полгода назад в том НИИ, видел своими глазами, на что способен Ковалев теперь. Его просто так не убить, значит… Значит, нужно пожертвовать всем тем, что так рьяно отстаиваешь. Пожертвовать собой.

Вечером того же дня Ковалев, как обычно, находился в лаборатории. Работать теперь можно сутками, организму на основе нанороботов отдых не нужен, мозг, наделенный новыми ресурсами, требует работы, требует познания. Ковалев и раньше был жаден до новых знаний, но сейчас, когда разум стал кристально чист, жажда познать мир просто захлестывала, а от открывшихся обновленному и проапгрейденному интеллекту горизонтов захватывало дух.

В первые недели он экспериментировал со своим новым телом, пытался познать его ресурсы. Волна нанороботов скопировала его организм с точностью до атома и потом с такой же точностью восстановила. Вернее, он сам восстановил, своей волей, когда разобранные на молекулы и атомы структуры нейронов мозга отразились в структуре массива нанороботов. Его «Я» возникло в ином носителе, более совершенном, чем молекулы белка. В то мгновение, когда разум потерял оковы биологического тела, когда лишился давления инстинктов и общей биохимии организма, перед Ковалевым приоткрылось нечто, что сейчас он не смог бы описать. Абсолютное понимание всего. Или не всего, но того, что является всем для человека. В одно мгновение разум, оставшийся без древней животной составляющей, ускоренный и усиленный своей новой наномеханической основой, пропустил сквозь себя невообразимое количество информации, просчитал, распределил, свел в единую картину мира. Человеческое представление о мире расширилось до таких пределов, которые можно сравнить лишь со вселенскими масштабами, а вместе с тем пониманию открылась уйма проблем и загадок нового уровня…