Апокалипсис отменяется (сборник)

— Добрый день, Шейла, — отозвался я тихо.

Она села, взгляд наконец оторвался от электронной бумаги. На губах расцвела хитрая улыбка.

— Полагаю, нас ждет сегодня интересное обсуждение. Каково там мнение богов? — спросила она, указательный палец многозначительно уставился в потолок. — Обрушат на Кормака громы Судного дня или одарят милостью?

Я кисло ухмыльнулся.

— Надеюсь, обойдется без промысла Всевышнего. В смысле, сами разберемся, без вмешательства свыше.

Шейла понимающе кивнула.

Следом, рассыпая блики гладкой, как шар для боулинга, головой, в дверном проеме показался Милош Вроцек. Нахальный юнец, самый молодой в руководящем составе — едва перевалил четвертый десяток. Лицо отстраненное, взгляд блуждает в неведомых далях, где, видимо, считает ворон. Похоже, во вживленных наушниках, там, в ушных каналах, вновь играет любимая музыка, шумная припанкованная электронщина. Я пригляделся к бритой макушке: посреди гладкого пространства поднимается странный зеленоватый бугорок, там едва заметно что-то копошится, словно какая-то рябь…

Шейла с усмешкой проследила мой взгляд, на контактных линзах всплыло ее сообщение: «Очередной биомод. Вроде костяной гребень, «ирокез». Выращивает при помощи колонии каких-то бактерий и микроботов».

«Чертов биопанк!» — ругнулся про себя. Конечно, практически каждый сотрудник Института имеет значительные модификации тела: у кого-то апгрейд скелета пористым титаном, пророщенным синтетическими нервными волокнами, кто-то оптимизирует внутренние органы. У меня самого синтетически усиленные мышцы, полтора десятка корректирующих медицинских имплантов… Но только у Вроцека переросло в чистую моду, внешность и параметры организма меняет как одежду. Известный активист движения за свободу модификаций организма, выступает за отмену всяких ограничений в перестройке тела и любого контроля со стороны законодательства. Анархист недобитый.

Без лишних слов развалился в кресле и углубился в слышные одному ему музицирования.

Минутой позже бок о бок, обмениваясь репликами, вошли Мигель Алонсо, шеф отдела тонкой регуляции биологических систем, и руководитель вычислительного центра Такеси Танака. Японец отыскал меня глазами, коротко поклонился. Тем же манером приветствовал остальных. Алонсо, низенький поджарый испанец, бросил неприязненный взгляд на Вроцека. Этот по совместительству биоэтик и специалист по связям с общественностью. Носится с идей сглаживания социальных противоречий, особенно тех, что порождены ростом биологических различий между модифицированными людьми. Разрабатывает, насколько знаю, эдакий суперпроект автоэволюции человечества как единого биологического вида, вдумчивый и постепенный. Понятно, почему постоянно встревает в словесные перепалки с молодым биомодификатором.

Вроцек поймал взгляд, ответил вежливой улыбкой и проговорил елейно:

— И вам доброго дня, сеньор Алонсо.

Милош бросил взгляд на часы.

— Макнил Кормак задерживается. Быть может, начнем без него?

— Едва ли корректно будет вести обсуждение без доктора Кормака, — подал голос Танака. — Все-таки, насколько понимаю, в основном речь пойдет о его проекте…

Вроцек пренебрежительно пожал плечами.

— Кто знает. Быть может, это, наоборот, шанс выработать мнение по некоторым аспектам проблемы без лишних эмоций…

Я жестом оборвал разворачивающуюся дискуссию.

— Друзья, попрошу не накручивать на ситуацию дополнительных смыслов и не переводить в область корпоративной этики и человеческих отношений. Наша задача — найти трезвое решение, которое удовлетворит по возможности и Кормака, и руководство Института в моем лице, и наших кураторов из международных структур. Предлагаю, действительно, начать. Полагаю, мистер Кормак сейчас занят и простит нас, что начали обсуждение столь важной проблемы без лишних отлагательств.

Я перекинул документы по «Саморганизму» в общий доступ и жестом предложил ознакомиться.

— Полагаю, все из вас довольно близко знакомы с обстоятельствами дела. Пробелы в данных можете восполнить сейчас, здесь полная информация из отчетов проекта. Включая ту, что ранее носила статус закрытой. Тем не менее, думаю, у каждого есть уже сложившееся мнение. Излагайте прямо сейчас.

Слово взял Алонсо.

— Вношу предложение о приостановке проекта. Дальнейшие эксперименты вслепую просто невозможны! Это переходит всякие рамки…

Алонсо всплеснул руками, покачал головой, хлопнул ладонью по столу. В глазах сверкнул ужас, потом взгляд осветился праведным негодованием. Черные гусеницы бровей сползлись к переносице, левая попыталась взлететь на лоб, но словно подумала — и ретировалась.

Танака хмыкнул.

— Как вы обтекаемо выразились, Мигель. Я уже возражал вам лично и повторяю свой аргумент публично. Думаю, все в курсе, что «приостановить» или «заморозить» «Саморганизм» невозможно. Система принципиально неравновесна, и остановить ее развитие нельзя. Проект можно прекратить, но это означает потерю всего, достигнутого за последние полгода.

Я кивнул.

— Такеси прав. Надеюсь, вы осознаете, Мигель, что для такого решения нужны серьезные основания.

— Какие основания вам нужны еще?! — воскликнул биоэтик; кресло под ним жалобно всхлипнуло: Алонсо вскочил. — Нам неизвестно, что за живая или неживая система получится из этого всего. Мы просто не имеем морального права на подобные безответственные эксперименты…

Хихикнул Вроцек.

— Скажите, Мигель, — начал он задиристо, — вы вообще знакомы с методологией научного эксперимента? Мне казалось, что не надо объяснять простейших истин: ни один исследователь не может предсказать, что получит в ходе качественно нового эксперимента. Будь иначе, за историю человечества не случилось бы и мало-мальски значительного открытия… Пока что эксперимент выглядит абсолютно безобидно. В конце концов, если квазиорганическое варево доктора Кормака станет действительно опасным, его запросто можно уничтожить средствами, имеющимися в распоряжении одного лишь Института!

Из глаз Алонсо пролилось пламя возмущения, биопанк под взглядом биоэтика должен, наверно, рассыпаться горстью пепла.

— Уничтожить! Эк у вас все просто. А ведь если эта система станет действительно сложной и потому опасной, она наверняка станет живой! Понимаете? Живой! Конечно, если это случится в реальности, наши определения жизни придется скорректировать… но вы готовы уничтожить новую неизвестную форму жизни?

Милош ответил ясным взглядом, невинно хлопая глазами.

— А почему нет?

Повисла пауза, воздух между спорщиками сгустился, пространство напиталось атмосферным электричеством, вот-вот разразится грозой! Я бросил взгляд на Танаку, жилистый японец напрягся, ладони легли на столешницу, готов вскочить и броситься разнимать. Шейла бросила насмешливый взгляд и уткнулась в планшетник.

— Господа!

В дверях возник Кормак — длинный и сухой, как жердь, жиденькие волосы взъерошены, брови сведены к переносице. Руководитель отдела искусственной жизни и квазибиологических систем собственной персоной.

— Прошу прощения за задержку. В отделе возникли непредвиденные трудности. Сейчас с проблемой разбираются мои ассистенты, хотя по-хорошему требуется мое присутствие.

Кормак почти пробежался по комнате, полы его лабораторного халата развеваются, как флаг на ветру, потрепанные, в пятнах от кофе… Ученый нервно потоптался на месте, порывисто повернулся к аудитории, его кресло сиротливо застыло нетронутым.

— Я слышал издалека отголоски вашей беседы, — начал Кормак. — Конечно, я уловил лишь часть, но… Простите, я выскажусь сразу, возможно, кого-то прерву. Но, по-моему, проблема просто не стоит долгих разговоров! Буду краток. Вы все знакомы с данными эксперимента и компьютерного моделирования — по последнему мистер Танака подтвердит. Эксперимент идет по плану, за все время ни одного тревожного сигнала. Мы полностью контролируем ситуацию! Я просто не знаю, с чего тут нагнетать обстановку. По-моему, рационально оставить все как есть.