Река, утратившая берег. 1.Алармель (СИ)

Совсем недавно я размышляла об этом каждый день, образы словно ворочались в голове, складывались в узоры, выступая из смутных полумыслей, из расплывчатых ощущений. Не все узоры оказывались узнаваемы. Среди них появлялись и исчезали очертания чего-то иного, отличного, не о голоде, счастье, потомстве, вкусе водорослей и воды. Но все это словно поблекло, ушло из моей головы, оставив тусклые тени. Ушло, как только умер мой самый первый слон. Подумав немного, я прибежала на наружную веранду и уселась перед водяным лабиринтом, на то самое место, где провела столько дней, вглядываясь в тоскливые глаза погибающего животного и не зная, как облегчить его муки.

Стадо весело носилось, взрывая песок округлыми толстыми ножками. Песчаные облачка оседали на дно, неторопливо переплетались с обрывками теней и растений, рисуя причудливые картины. В тот раз мне некогда было их рассматривать; я пыталась сообразить, как побыстрее привлечь и направить внимание слонов. Можно было плеснуть им свежей подземной воды, полной светящихся личинок и невидимых глазу существ. Но тогда животные надолго занялись бы исключительно пищей. Можно было засунуть в аквариум руки, вмешаться в беззаботную игру, почесать гладкие слоновьи спинки, потрепать широкие тонкие уши. Но в тот раз мне не нужна была барахтающаяся куча слонов, азартно отталкивающая друг друга от моих пальцев. Я поискала взглядом первую самку, подругу умершего слоника. Нет, когда звери так скачут, их невозможно сразу отличить друг от друга.

Если б мой отец Тим прожил дольше, если б не было Хоакина, я бы уже управляла Усадьбой в то время и могла бы отдавать приказания ко, не используя голос и руки. Возможно, у меня получилось бы поговорить со слонами сразу, потому что я умела бы зацеплять чужое сознание, не направленное в тот момент прямо на меня. А так - звери бегали по дну лабиринта, прижав к головам уши и выставив хоботы вперед. Иногда кто-то из них отталкивался и плавно взмывал, остальные тут же стягивали его за ноги обратно. Какие они забавные, даже глупые... На первый взгляд.

Отчего-то в тот день мне не хотелось делиться своими проблемами с Джейком, Теодором, Марио. Поразмыслив еще немного, я отправилась к туннам. Мой дед Олаф первым заговорил с ними, и мне всегда казалось, что тунны выделяют меня среди других людей. Но возможно, я просто чаще других людей ломала кости, пробуя забраться на дикие деревья, и чуть ли не половину детства провела в гостевом домике туннов в обществе их врачевательницы Лилли.

Я вскарабкалась на один из валунов у ближайшей тунновой тропки, и очень скоро воздух поодаль начал дрожать и сгущаться, окрашиваясь темно-оранжевым.

- Лилли? - спросила я, не дожидаясь четкости очертаний и решив не тратить время на длинные приветствия - Теодора нет рядом, а Лилли уже привыкла к моей невоспитанности. Но из золотистого тумана выступило нечто, отдаленно напоминающее суарга, только с короткими волосами. Да и вместо крыльев у него за спиной щелкали какие-то гребни, а лицо терялось за серым бугристым наростом. Может быть, она впервые принимала такой облик? Но зачем? Лилли нравилась человеческая форма. К тому же, Теодор говорил, что она боится меня напугать, поэтому всегда старается быть похожей на человеческую женщину.

- Алармель. Ирри.

Помню, как я растерялась. Другие тунны еще ни разу не разговаривали со мной и даже не показывались толком, предпочитая присылать Лилли. Иногда я ловила глазами смутные оранжеватые тени, но когда подбегала, там уже никого не было. Я знала, какое значение тунны придают общению с людьми, настраиванию на разговор и прочим глупостям - Хоакин с Теодором мне все уши об этом прожужжали - и вот, надо же, при первой самостоятельной встрече с незнакомым тунном повела себя невежливо. Я набрала побольше воздуха и открыла было рот, чтобы разразиться длинной приветственной речью, которую к тому времени уже опробовала несколько раз целиком - на Лилли, но в голове раздался тихий смех:

- Алармель. Я тебя слышу. Мы принимаем на себя ваши трудности.

Заключительная формальная фраза. Я опустила глаза и старательно повторила последние слова тунна Ирри. Заодно проделав трюк, которому еще в детстве меня научил Теодор: оставила в голове только то, с чем пришла, обратив прочие мысли в быстро крутящуюся сверкающую воронку и мгновенно сжав ее в бесконечно уменьшающуюся точку. Задержавшиеся тени были слишком бледны, чтобы читать их отчетливо. Все же не стоит открываться существу, запросто проникающему в твой разум. Лилли была поражена, когда я продемонстрировала ей свое "безмыслие": тунны считали, что так умеют только суарги. Почему-то Ирри не удивился. Или не счел нужным выказать удивление. Или, может быть, Лилли ему рассказала? Может быть, то, что знает один тунн, становится достоянием других? Наши женщины, например, совершенно не умеют хранить секреты.

Вообще-то, если бы был жив мой отец Тим, я б, конечно, выучилась ловить рыбу и расшивать одежду безделушками, но мне так хотелось поскорее начать управлять Усадьбой, что я рано и слишком часто стала ездить с Хоакином в поля. А там ни то ни другое не нужно: достаточно уметь мастерить необходимые вещи, добывать пропитание и безошибочно отличать смертоносное от безвредного. Однажды я слышала, как наши женщины болтали, что я больше похожа на мужчину и что если б не было Марио, никогда не смогла бы найти себе пары. Я не люблю женщин и уверена: они платят мне тем же. Впрочем, Марио всегда говорит, что они мне просто завидуют - ведь наша Усадьба в разы крупнее других домов Веси, и полей у нас больше всех, и ко размножаются чаще.

Я сразу решила, что Ирри совсем не такой, как Лилли. Наверное, он другого пола, если конечно у туннов вообще это бывает. Разговаривать с Лилли - все равно, что прохаживаться возле лесного муравейника: никогда не знаешь, что заденешь и откуда на тебя выпрыгнут разъяренные воины. Чуть что не по ней - Лилли воет и брызгает во все стороны разъедающей слизью. Ирри слушал молча, мягко трогая что-то в моей голове, отчего я знала, что он понимает каждое слово. Я рассказала ему про слонов, про долгое мучительное страдание самого первого, про то, каким легким и жалким показалось мне тело, когда я несла его на южный двор, и про то, что видела, глядя в тоскливые глаза умирающего животного.

Вернее, я рассказывала ему все это, но договорить не успела. Гребни щелкнули в очередной раз и замерли, серая опухоль на лице выстрелила книзу, вытянувшись в изящный хобот, и я увидела те самые темно-вишневые глаза. Мой слоник!

Но нет, конечно же, нет. Ирри выхватил его из моей памяти, пока я выжидала у тропинки; его и кто знает что еще. Похоже, безмыслие оказалось напрасным.

- Алармель. Не напрасным. - Дальше Ирри оставил слова, и в голове у меня ожили картинки. Эту способность туннов я всегда находила восхитительной. Одно дело, когда в голове звучит твой собственный голос, пусть даже не совсем настоящий, другое - когда, не прибегая к помощи языка, глаз и ушей, видишь кусочек жизни, в которой не принимала и, возможно, никогда не будешь принимать участия. Как часто я жалела, что не умею вот так, запросто, залезать в чужие головы, не могу узнать, что замышляет Хоакин, о чем думает Марио и что кроется за вечным спокойствием Теодора - уверена, напускным. А Фредерика? Не знаю, есть ли у нее голова, но побывать там было бы очень полезно. Я ведь ничего, совсем ничего о ней не помнила. Даже как она выглядит.

Ирри мгновенно отозвался на мою последнюю мысль, и я узнала: он хотел мне понравиться, а потому и соорудил при своем появлении такую загадочную форму. Тунн решил, что нечто среднее между человеком, Джейком, Лилли и моим любимым слоном обязательно вызовет у меня расположение и ни за что не испугает. Я давилась смехом, когда он выстраивал у меня в мозгу пространные иллюстрации своих рассуждений. Хорошо, что я ничего не боюсь. Пожалуй, Марио припустился бы бежать, возникни перед ним покрытый слизью гигант с оглушительно щелкающими гребнями на спине и кучей чего-то, похожего на буйволиный помет, вместо лица. И да, оказывается, не только Лилли путает цвета. Те части кожи, которые Ирри более-менее удались, знакомо отливали всеми оттенками синего.