Костотряс

— Кроме шуток. Я все ему расскажу, чего бы мне это ни стоило. Я устала от всех этих тайн. Не могу их больше держать в себе. И не буду.

— Не будешь?

Он потянулся к ее руке, но Брайар перекатилась на бок, к нему спиной, и обхватила живот.

— Чего тебе надо? — спросила она. — Что ты здесь делаешь?

— Вероятно, вижу сон. Как и ты. Гляди, любовь моя. Хотя бы здесь мы смогли встретиться.

— Так, значит, это все-таки сон, — вымолвила она, и по желудку расползлось обжигающее чувство тошноты. — А мне на миг показалось, что явь…

— Возможно, это единственное, в чем ты не ошиблась, — сказал он, не пытаясь ни придвинуться к ней, ни отодвинуться.

Под его весом матрас просел, и у нее появилось ощущение, будто она потихоньку скатывается к нему.

— В чем? В том, что молчала?

— Если бы не молчала, то потеряла бы его еще раньше.

— Я не потеряла его. Я просто не могу его найти.

Леви покачал головой. Она это не увидела — почувствовала.

— Он нашел, что хотел, и теперь ты уже никогда не сможешь его вернуть. Он искал факты. Он искал отца.

— Ты умер, — напомнила Брайар, словно он и так не знал.

— Его ты в этом не сумеешь убедить.

Она крепко зажмурила глаза и уткнулась лицом в подушку, запах которой — затхлый, неприятно теплый — грозил удушьем.

— Если я все ему покажу, то убеждать будет незачем.

— Ты дура. Такая же дура, как и раньше.

— Лучше быть живой дурой, чем мертвым…

— Мама, — сказал он.

Она распахнула глаза:

— Что?!

— Мама.

Вот, снова. Повернув голову, она оторвала лицо от подушки:

— Что ты несешь?

— Мама, это я.

Ее выкинуло из сна одним стремительным, резким рывком, будто пронесло через туннель. Из уютной, теплой тьмы Брайар настойчиво тянули туда, где было холодно, страшно и бесконечно менее удобно. Но в конце туннеля был голос, и она поползла ему навстречу, или заскользила, или рухнула вверх, стремясь до него добраться.

— Мама? Вот ведь дерьмо… Мама! Ну давай же, просыпайся, ты должна проснуться. Тащить я тебя не смогу, а отсюда надо сматываться.

Перекатившись на спину, она попробовала открыть глаза и поняла, что уже открыла их, но ничего толком не видит. Мир превратился в размытое пятно, и лишь справа от нее мерцал свет, а над ней отчетливо нависала густая тень.

И тень эта без конца повторяла:

— Мама?

Землетрясение из ее сна до сих пор не утихло, а может, человек-тень хотел ее растолкать. Вцепившись Брайар в плечи, он все тормошил и тормошил ее, пока в шее у нее что-то не хрустнуло.

— Ой! — пискнула она.

— Мама?

— Ой! — вырвалось у нее еще раз. — Прекрати. Прекрати меня… Хватит.

Зрение понемногу возвращалось к ней, но вместе с ним приходила и жгучая боль, и ощущение жидкости, стекающей по скуле. Брайар потрогала больное место; когда она убрала руку, та была мокрой.

— У меня кровь? — спросила она у тени. А потом: — Зик, у меня идет кровь?

— Не сильно, — ответил он. — У меня и то было хуже. А у тебя в основном синяки. Разве что наволочку кровью перепачкала, но она все равно не наша. Ну все, пошли. Вставай. Давай, давай.

Подсунув матери руку под спину, мальчик стащил ее с кровати. Та и впрямь была очень мягкой — сон не обманул. И комната была та же, так что, видимо, перед этим Брайар не совсем спала и кое-что уловила верно. Однако рядом никого больше не было, кроме Зика, который как раз пытался поставить ее на ноги.

Колени сперва норовили подогнуться, но она кое-как устояла, опершись на сына.

— Эй… — выдавила она. — Эй, Зик. Это ты. Это правда ты? А то мне такой чудной сон приснился…

— Да я это, я, старая ты чудилка, — с ворчливой нежностью откликнулся тот. — Ты что вообще здесь делаешь? О чем ты только думала, когда сюда сунулась?

— Я-то? Постой. — Хоть из-за травмы у нее все плыло перед глазами, она помотала головой, пытаясь собраться с мыслями. — Постой, да это ведь мои слова! — И понимание пришло — даже нахлынуло. — О тебе. О тебе я думала, глупыш безмозглый.

— Я тоже тебя люблю, мамуль, — ответил он с такой широкой улыбкой, что слова вышли едва разборчивыми.

— И все ж таки я тебя нашла, а?

— Мог бы возразить, что это я тебя нашел, но об этом поспорим потом.

— Но ведь я тебя специально искала.

— Знаю. Об этом поспорим потом. Сначала нужно как-то выбраться отсюда. Принцесса ждет нас… наверное. Надо найти ее и этого Иеремию.

— Кто-кто нас ждет?

В висок с пульсирующим шумом билась кровь. Брайар невольно заподозрила, что ошиблась насчет своего состояния — и спит до сих пор.

— Принцесса. Миссис Анжелина. Она мне очень помогла. Тебе она понравится. Соображает что надо.

Он отпустил Брайар; та пошатнулась, но устояла.

— Винтовка… — произнесла она. — Где моя винтовка? Я без нее не могу. И еще у меня была сумка. И… кое-какие вещи. Где они? Он их спрятал?

— Да. Но я все вернул. — Он чуть ли не впихнул винтовку и сумку ей в руки. — Только управляйся с ней сама, а то я стрелять не умею.

— Я тебя не научила.

— Научишь еще. Пошли! — скомандовал он.

И Брайар чуть не рассмеялась, но сдержала себя. Ей нравилось видеть его рядом — даже таким взбудораженным и властным. Нравилось, что сын нянчится с ней, как с ребенком, пока она потихоньку приходит в чувства. Он где-то разжился хорошей одеждой и, кажется, искупался.

— А чистенький ты ничего.

— Знаю, — откликнулся мальчик. — Как ты себя чувствуешь? Тебе не больно?

— Жить буду.

— Да уж постарайся. У меня же никого больше нет, кроме тебя.

— Где мы? — спросила она, поскольку Зик, судя по всему, лучше владел положением. — Под… под вокзалом? Куда меня упрятал этот мерзавец, пока я была в отключке?

— Да, мы под вокзалом. На два этажа ниже той большой комнаты с люстрами на потолке.

— Так под землей есть еще один этаж?

— Если не больше. Тут настоящий лабиринт, мам. Ты просто не поверишь. — У выхода он остановил ее и резко распахнул дверь, затем выглянул в коридор и поглядел налево-направо. Потом вдруг поднял руку. — Погоди-ка. Слышишь?

— Что? — поинтересовалась Брайар, встав рядом. Пока мальчик стрелял глазами по сторонам, она проверила винтовку. Та была по-прежнему заряжена; вещи в сумке тоже казались нетронутыми. — Я ничего не слышу.

Через некоторое время он расслабился и сказал:

— Пожалуй, ты права. Мне почудился какой-то звук, но я и раньше ошибался. В конце коридора есть подъемник… вон там, видишь?

— Да, — подтвердила она, высунувшись за дверь. — Вот этот, да?

— Угу. Сейчас бежим к нему. Другого выбора нет, иначе нас сцапает Яо-цзу, а нам этого не надо.

— Не надо?

Никакого вопроса на самом деле не подразумевалось, но Брайар не до конца еще пришла в себя, и пока что ей легче было общаться на такой вот манер. А еще она так рада была его видеть, что хотела лишь одного — прикасаться к нему, говорить с ним.

Вдали послышалась пальба. Сначала что-то звучно громыхнуло — скорее винтовка, чем револьвер. В ответ — несколько выстрелов из чего-то помельче и поскорострельнее.

— Что происходит? — удивилась она.

— Долго рассказывать.

— Куда мы направимся?

Мальчик взял ее за руку и потащил в коридор.

— К Башне Смита — ну, высоченной такой. К ней причаливают дирижабли.

И тут ей кое-что вспомнилось.

— Но ведь еще не вторник? — спросила она, топоча вслед за ним. — Нет, явно не он… Оттуда нам из города не выбраться… плохая мысль, по-моему. Надо вернуться в Хранилища.

— Нет, можно и с башни, — заверил ее Зик. — Иеремия сказал, там есть корабли.

Когда они добежали до подъемника, Брайар высвободила руку. Платформа ничем не отличалась от той, что доставила их с Люси на вокзал. Отодвинув железную решетку, она втолкнула мальчика в корзину, сама вошла следом и сказала:

— Нет. Я должна повидаться с Люси. Узнать, все ли с ней хорошо. И…

Раздалось еще несколько выстрелов — и довольно близко.