Власть подвала

ов. Все следы только на сознании. Идеальная машина для психокоррекции. У нее действительно есть будущее.

Моя тюрьма состояла из двух комнат среднего размера. Кроме того, была отличная ванна с зеркалами и цветным освещением. Вся мелкая мебель оказалась накрепко привинчена к полу. Крупная, такая как диван или шкаф, сдвигалась. Я попробовал оторвать линолеум в углу ванной комнаты и обнаружил под ним смолу или вещество, напоминающее смолу. Нужно будет подумать о подкопе. Если грунт мягкий, то за несколько лет получится выкопать подземный ход. Хотя вряд ли грунт мягкий. Скорее всего, здесь со всех сторон толстостенная бетонная оболочка, капсула или саркофаг, как в Чернобыле. Это ведь радиационное убежище.

Что-нибудь вроде напряженного железобетона, который выдерживает прямое попадание самолета.

Когда-то я видел, как строили подобное убежище. Тогда я еще учился в школе и у нас был какой-то очередной субботник на предприятии за городской чертой.

Вокруг было полно ржавчины, всяких железяк и неровных кусков бетона. Прораб был зол как зверь и ругался изо всех сил. Его возмущало именно то, что партработники строят это для себя. Тогда была выкопана очень глубокая яма и на дне ее строился бетонный куб. Все пустое пространство вокруг опять-таки заливалось бетоном. Отовсюду торчали толстые арматурные прутья. Что было внутри куба, я, естественно, не знал. Там даже дежурила милиция, не позволяющая подходить слишком близко и уж тем более, заглядывать внутрь. Это была государственная тайна. Не дай бог узнает какой-нибудь вражеский шпион, затесавшийся среди школьников, и донесет иностранной разведке, сколько в убежище комнат и как они расположены. Но вот пришло время и я все узнал. Теперь я знаю сколько здесь комнат и какие они. Так всегда и бывает – с возрастом тайны раскрываются для тебя, но толку от этого никакого.

Я конечно, сразу же попробовал сотворить заклинание, которое помогло бы мне сбежать или как-то иначе выбраться отсюда. Это же заклинание и его варианты я повторял с тех пор каждый день – но безрезультатно. Все, что я мог – это воздействовать на случайность, но, похоже, случайностей не оставалось. Все было продумано до той степени точности, при которой ни одна случайность не может повлиять на результат.

Уродик регулярно приносил мне пищу, ставил поднос на стол, расставлял тарелки и уходил. Через час он забирал грязную посуду. Кормили меня хорошо, если так будет продолжаться, то я потеряю физическую форму и растолстею. Я пробовал заговорить с уродиком, но он делал вид, что не понимает или не замечает моих слов.

На каждой стене тюрьмы висели круглые электрические часы, на той высоте, куда я не мог дотянуться. На каждых часах прыгала секундная стрелка. Эти стрелки стояли у меня перед глазами и даже прыгали передо мной во сне. Они меня раздражали. Они, своим прыганьем и щелканьем, показывали как убегает время; время убегало, но ничего сделать я не мог. По ночам их щелканье становилось вовсе нестерпимым. Одни громкие тиканья наползали на