Легенда о Багуле (СИ)

Когда Данила с сельским доктором Александрой Владимировной, так же его подругой и тоже одноклассницей, приехали к дому, у неумело закрытых ворот уже стоял черный милицейский раритетный "Урал", а сам Дмитрий уже вовсю осматривал и описывал обстановку в зале.

- Ну как тут у тебя? - все же с какой-то ноткой или искрой желания, что дело не глухое, и что следствие разобравшись со всем найдет преступников и их ждет кара закона, спросил с порога Данила.

- Да как тут у меня. Глухарь тут у меня, само собой, - ответил Дмитрий, поглядывавший на Александру, которая тем временем осматривала покойного, - Дед жил у черта на рогах, ни соседей, ни собаки, ни даже курицы в доме не было. Так что единственный свидетель выходит ты Данила.

-Я? - выпучивая глаза удивился Данила, - Мне то зачем было убивать?

- Да не убийца ты, а свидетель, дурочек, то есть обнаружил деда ты, - растолковал Дмитрий.

- Так парни, - перебила их Александра, - Дед со вчерашнего так уже лежит. Да и стреляли в него по-видимому из мелкого калибра. Целились в сердце, а попали в легкое, или скорее всего артерию задели, вот кровью дед наш и изошел. Так бы приехал ты вчера мог бы даже спасти, тут перевязка нужна была. А его видимо стрельнули, да так и бросили тут. Стреляли то от сюда, либо за одним столом сидел. Либо стоял рядом не знаю.

- Да Вам Александра Владимировна к нам в судебную экспертизу, патологоанатомом идти надо. Хватит детей зеленкой мазать, - улыбнувшись сделал комплимент Дмитрий.

- Могу ведь и мужу все рассказать, - сказала замужняя девушка, показав обручальное кольцо на безымянном пальце, и зачем-то посмотрев на потерянного Данилу вспомнила как она провела бурную ночь сразу же после школьного выпускного вечера, расположившись в раздевалке спортзала. В те времена на Данилу заглядывала и проплакала все глаза добрая половина женского населения села, но его сердце еще с первого класса принадлежало лишь Шурочке, как он ее тогда называл. После школы Александра, на удивление всей школе, вышла замуж за лучшего друга Данилы, Борьку Епифанцева, с которым они в последствии по пьяной лавочке частенько выясняли отношения на кулаках, от чего обоих Лев Викторович, отец Дмитрия, зачастую наказывал домашним арестом и нотационным выговором, а также серьезным разговором с родными. После такого разговора и затрещины от деда Егора, Данила уходил в пьянку. С тех самых пор Данила и Александра редко пересекались взглядом, исключением было разве что проблемы с сердцем у деда Егора, и внук волей не волей возил опекуна на прием к фельдшеру, хотя сам видеть ее не мог, дожитая конца осмотра с папиросной на улице.

- Так народ, - встав с табурета произнес Данила, - Мне то, что теперь делать со всем этим?

- Да что тут делать. Деда хорони, потом в Город с тобой надо ехать для разбирательства. Жить надо Данила, вот что надо делать, жить надо.

- Убью если узнаю и найду кто это сделал. Убью суку, - сказал Данила, присев на табуретку и крепко затянулся свежей сигаретой. На его слова Дмитрий махнул рукой, скомкано, как и Александра попрощался, и они вышли. Во дворе загудел мотоцикл. В селе готовили обед.

Глава IV.

Маленькому Баирке Цыренжапову, которому эти летом исполнился шестой год, и у которого наступил самый лучший возраст для начала учебы в престижнейшей на тот момент школы в Большем Городе, сразу после его мечты о переезде из Агинских степей в столицу края, снился чудесный сон. Он со своим отцом ехал на лошадях по монгольской степи и одеты они были в меховые старинные одеяния времен великого ханства. У отца на руке сидел беркут с закрытыми клобучком глазами, с которым он вышел на охоту. В нескольких метрах от них сидел на своем коне сам великий хан Темуджин, Баирка сразу узнал его. Сдержан, стояк, в самом взгляде читалась сила и могущество. Рядом так же верхом и с не менее воинственным видом, при полном вооружении сидели на седлах своих бравых коней, сыновья хана Монголии. Угэдэй, старший сын Темучина, спрыгнул с коня, что-то сказал отцу Баирки на монгольском языке и сняв мальчика с седла принялся подбрасывать его в воздух и ловить крепкими и ловкими движениями, которые были у воина, от чего парнишка уронил свою шапку. Великий хан монголов, немного понаблюдав за озорством своего сына, сказал короткую реплику, пропитанную мудростью степей, спешился, перенял мальчика в свои руки и одел ему на его обнаженную голову свою меховую шапку дорханку. После краткого обращения Чингисхана, люди вежливо улыбнулись и склонили головы. Так великий монгольский хан, покоривший половину мира, короновал простого бурятского мальчика.

Но досмотреть радостный и чудесный сон до конца и даже проснуться Баирке было не суждено. Поселок Агинское вместе с пригородными районами сожжен до основания, а на месте города образовались жженые руины, покрытые пеплом и гарью. Небо затянулось мглой.

Хоронили деда Егора всем селом по всем правилам, с литургией по усопшему, в исполнении отца Кирилла, местного батюшки. Деревянный гроб, обитый красным бархатом и увечным белой кантом, которые дед самолично заготовил себе сам, несли шесть человек, в числе которых был и Данила во голове колонны.

Данилка видел, как дед, хороня бабушку, делал два гроба, изготовил под свой размер и последнее место упокоения на земле, в виде соснового гроба, простой и без излишеств. Егор Николаевич пожелал все же хоронить его в простом, без всяких барских благородных выдумок, в простом деревянном гробу. Конечно же Данила и думать об этом не стал и заранее приготовил ситцевую красную ткань, подальше ее спрятав от чужих глаз.

Впереди шел двоюродный брат Егора Николаевича, несший крышку гроба, который услышав страшную весть приехал из Города на похороны. Виктор Константинович был всего на год младше Егора, хотя довольно крепкого телосложения, да и в чертах лица что-то общее у них было. Брат был склонен скорее послушать что говорят умные люди и меньше лезть в сам разговор, нежели порой говорить ерунду и выставлять себя дураком в глазах людей.

Грязь под ногами смешивалась с мокрым снегом. Еще совсем недавно стояли двадцатиградусные морозы со льдом на берегу речки, как уже сегодня таяло от осенней непредсказуемой Забайкальским погоды. Позади слышались разговоры в половину голоса вредных старух, о доме, который будет пустовать, о том, что парень сам вечно пропадает на охоте или в Большем Городе, и какие-то сказочные сплетни о какой-то новой беде с Южных Степей.

Все полтора километра от дома до старого деревенского кладбища люди шли пешком. Данила на лицо мало кого знал, разве что молодых, и то большинство лишь знакомые. Периодически вглядываясь в лицо односельчан, Данила думал, мог ли кто-то из них убить деда Егора? Но если даже и мог, то зачем?

После службы в советских войсках и нескольких лет сознательной жизни проживания в Городе, тогда еще забытом всеми простом городишке, Егор Николаевич решает с женой и сыном перебраться в родное село. Тут он обзаводится новым богатым домом с хорошим участком, некогда принадлежавший его другу, а сам дом был построен еще в смутные революционные времена, которые в Забайкальском крае отложились особым отпечатком в памяти народа. В детстве Егор Николаевич больно настрадался за свою фамилию. Точно такая же фамилия принадлежала одному белогвардейскому извергу, который по своей жестокости и зверству переплюнул злодеяния многих своих современников. Поняв, что бесполезно доказывать темному люду о его родстве с атаманом Семеновым, Егор Николаевич в силу своей настырности и угрюмости в постижении знаний и мудрости, долгие годы жизни провел за книжной литературой о временах революции, гражданской войне и иностранной интервенции в крае. Дед Егор, зная буквально практически во всех подробностях все значимые действия своих земляков тех лет, от гибели С. Г. Лазо в топке паровоза, до массовых расстрелов эшелонами военнопленных красногвардейцев, а также репрессии в Забайкалье по приказу И. В. Сталина, старик часто сравнивал деяния руководителей и властей. Приводя в пример все свои доводы, о том, что как жили люди при царе, во время гражданской войны, при начале стройки коммунизма, а также роковых тридцатых годов, оппоненты осознавали, что казачий народ на забайкальской земле практически всегда жил горькой жизнью, неся на своем хребте крест с тяжестью и болью. Но это лишь доказывало, что перед ними не просто внук или племянник Г. М. Семенова, но и умнейший, а также начитанный человек. В народе деда Егора, способного рассудить практически каждого, знающего о жизни многое, в том числе и объяснение однажды на чрезвычайном совете казаков в сельском клубе о причинах Большой Войны, а также почему она была неизбежна, стали называть не иначе как старец и даже мудрец с холма.