Легенда о Багуле (СИ)

- "Какая же мразь это сделала?" - думал Данила, смотря на ворчавших копателей могилы, бурчавших о том, что хоронить приходилось в уже промерзшую, но еще не совсем ледяную землю.

- "Он же никому никогда ничего плохого не делал. Всегда ко всем с добротой относился. Даже Ваську того же за родного считал. Кстати где он?" - вновь подумал Данила, отвлекшись от спуска гроба в свежую яму и глазами поискал названного брата.

- "Вон он, особняком стоит. Ну да ладно, после поминок надо в Город свозить, расшевелить паренька, да и самому развеяться. Да и мясо бы надо бы сбыть. Может старухи не изведут всего козла на жареху. Их ведь столько ртов припрется, еще надо всех рассадить. Ладно, что ни будь придумают. Главное людей не стоит обижать."

После похорон из кладбища большинство выходило, рассеявшись не ровной толпой, с траурным молчанием. Кто-то думал о своих уже не молодых годах, глядя на покосившиеся от времени и сурового климата края деревянные кресты и надгробия с фотографиями. Где-то рыдала женщина, и так же заливаясь слезами ее подруги кое как оттащили вдову с сырой земли могилы мужа, участника конфликта на Донбассе. Кто-то по пути на выход остановился поговорить у оградки похороненного отца. Назад люди шли довольно таки растянуто. Данила плелся, спрятав руки в карманы брюк, потерянным и погруженным в тяжелые думы.

Еще со входа в растопыренные ворота Данила заметил большее количество мужиков, снующих туда-сюда с разобранными частями столов, выносимых из сарая, которые хранились тут еще со свадьбы отца, Николая Егоровича. Всеми грамотно руководил Виктор Константинович, попутно советовавшись с батюшкой о всех правилах и дозволениях в таких случаях.

Данила зашел в избу, вымыл руки после кладбища в рукомойнике, и пока никто не заметил, опрокинул граненый стакан самогона, после чего вновь наполнил его положив сверху корку хлеба и поставил его на трельяж у окна.

"Ну все Данила Николаевич, один ты остался," - посмотрев в завещанное черной тканью зеркало, так и не увидев толком в нем своего лица, подумал сам про себя полный сирота.

На столе стояли холодные закуски из разнообразия зеленых салатов, квашеной капусты, малосоленых огурцов и помидоров, сухарей с грибами и фасолью, а также холодец и кровяная колбаса, почки и печень изюбра. Обилие закусок, не стоявших на столе даже на пышные праздники удивили глаз Данилы. Заботливые женские руки буквально из ничего создали произведение кулинарного искусства, которое не стыдно было поставить на стол. В прихожей стояли опустошенные банки консервированных овощей.

Все сидели скорбно, слегка переговариваясь с соседями, вспоминая деда Егора. Слышалось то каким он был книголюбом, что практически половина всей военной литературы и документальных произведений, воспоминания очевидцев, находящиеся в сельские библиотеки при школе, а также часть книжного хранилища в Большем Городе была записана на него. Но домой он книги не брал, предпочитая читать произведения прямо на месте, порой засиживаясь в своем рыжем свитере и шерстяной шали на поясе, носимые круглый год, до темноты, а потом возвращался домой керосинкой освещая себе путь.

Кто-то вспоминал о хозяйственности деда, нахваливая его трудолюбие, поспевавшего практически во всех домашних делах, и одновременно с похвалой начищал свежие яйца высаженными наседками, которых так любил покойный старик. То, что Данила нес золотые рубли в дом (в Большем Городе после денежной реформы появилась своя золотая валюта, однако в обиходе были и монеты с двуглавыми орлами, по образцу некогда существовавшего государства), добывая дичь в Северной тайге, но все же мало помогал старику по огороду, хотя и весной починил изгородь. Сам же Данила практически все поминки за столом провел молча.

- Он же тогда в Афганистане служил, так и хоронили в армейском комке, вся грудь то в медалях боевых, даже кажется Герой у него был, заслужил видимо, - говорил с седыми висками мужчина в годах, сидевший по правое плече от Данилы, но довольно быстро осознав, что слушавший давно не обращает на него никого внимания, перешел со своим изрядно пьяным голосом к соседке, к какой-то бабушке с повязанной головою черным платком.

- Я-то сам и не поучаствовал тогда нигде, да и ладно. Мамка, покойница, боялась, что тоже в Афганистан отправят, а оно по-другому случилось. Тут у нас в Даурии артиллеристом служил. Помню как-то под Новый Год из гаубиц стреляли, да так что аж стекла в казарме звенели.

Данила от прослушанного даже поперхнулся куском рульки, когда услышал неожиданную исповедь рассказчика.

- "Ты дядя Тимофей еще бы салют на День Победы вспомнил. Нашел тоже место, о чем поговорить", - уже прилично хмельной отвлекся от следственных и мстительных мыслей Данила, и еще раз обвел глазами сидевших за П-образным столом заполнявший весь зал и битком набитый людьми, - "Вам бы только нажраться на халяву, да лясы поточить непонятно, о чем надобно. Ладно, деда схоронить помогли и на том спасибо. А кто его убил я узнаю, еще как узнаю".

После застолья люди стали понемногу расходиться. Женщины с легкой руки и хозяйского позволения Данилы Николаевича убирали угощения и кушанья со стола, мыли посуду. Мужики же всем отрядом выйдя во двор и обильно смоля самосадом, общались друг с другом, осматривая при этом богатый дом и пристройки, поставленные еще кулаком белогвардейцем, позднее присягнувшего красному знамени, а еще позднее став главой поселения. Но было ли это на самом деле, да если и было, то так давно, что люди порой и не верили такое.

Пожимая руки расходившимся, и от души благодаря каждого, что не забыли покойного старика, Данила вежливо провожал гостей. Когда практически все разошлись Данила подошел к местному дурачку Ваське Шипицену. Вообще-то Василий, одногодок Данилы, даже учившийся в параллельном классе, вовсе не был дурачком как его считали. Исключением он был всего лишь для горстки людей, в том числе деда Егора и его семьи. Непутевая мамаша Василия, однажды гуляя с мальчиком, уронила коляску с малышом, и тот ударившись головой впал в кому. Практически месяц пролежав в реанимации Большего Города, мальчика выписали из нее, но тот перестал говорить, то есть полностью отсутствовала устная речь. Проведя так всю жизнь в молчании, редко объяснившись жестами и неумелым мычанием, Василий все же с горем пополам получил образование девяти классов, а после школы занялся привычным для сельских мужиков промыслом, другими словами охотой на зверя. Пешком истоптав всю Даурию, Северные леса и Приамурье, он все же никак не отвечал на вопросы о том, видел ли он в тайге чудного зверя, Старого Хозяина.

- Здоров Вась, - пожимая руку немому поприветствовал того Данила, так и не поздоровавшись по-людски на похоронах, достав дедов блестящий портсигар с упакованными сигаретами разного сорта и марки, - Вот бери не стесняйся.

Василий скоромно вытянул из прижатой резинкой крайнюю сигарету, прикурил из рук Данилы и стал внимательно слушать нового хозяина большего дома, а слушать он умел.

- Ты-же Вась тоже недавно в тайгу ходил вроде. Подстрелил кого? - интересовался Данила, на что Василий приставил обе ладони ко лбу изобразив тем самым рога лося.

- Гурана что ли? - на вопрос Данилы немой кивнул, - Молоток, а где стрельнул?

Василий улыбнулся и показал на Седую Сопку, торчавшую пупком и видную со всех сторон в селе. Данила затянулся.

- Да уж, как в прошлый раз вряд ли выйдет на моем "Урале", - рассуждал Данила, - Ты брат мясо то хоть додумался до Горбатой Стоянки дотащить? - все допрашивал бедного охотника Данила. Ответом послужил презрительный плевок Василия в грязь, который почувствовал оскорбление и обиженно уперся взглядом в землю.

- Ладно не обижайся, сейчас сообразить надо. Сейчас все будет, - более ласково сказал Данила, а сам стал искать глазами кого-то в расходившейся толпе, - Дядя Витя!

- Оу, - отозвался Виктор Константинович уже заводивший свой УАЗ "Хантер".