Мир под лунами. Начало будущего(СИ)

- И ты помнишь это?

- Еще бы не помнить! Тело не отпускает, цепляется, тянет обратно, оно готово уничтожить себя, лишь бы меня не потерять!

- Мне говорили, что можно покончить с собой в надежде туда вернуться.

- Только физическая слабость удержала меня от этого...

Внезапно Аэль вскочил на ноги, чуть не опрокинув плот. С испуганным криком я схватилась за бревна, по пояс соскользнула в воду, думая лишь о том, чтобы не утопить рюкзак. Он переступил ногами, выпрямляя плот. Я повернулась туда, куда смотрел он. На правом берегу из леса выбегали лула, прыгали в воду, потрясая копьями, и вплавь устремлялись за нами. Их становилось все больше - пятеро, шестеро, - и появлялись новые.

- Скорее толкай!

Я опустила в воду шест, оттолкнулась от дна. Плот заскользил быстрее. Аэль выпрямился во весь рост, поднял копье и издал громкий клич. В ответ раздался дружный рев. Один из пловцов изловчился бросить в нашу сторону копье. Оно шлепнулось в воду недалеко от плота.

- У них нет луков, - сказал Аэль довольно и снова издевательски закричал.

Двое пловцов подобрались к нам достаточно близко, но я мастерски орудовала шестом, и река была на нашей стороне. Сильное течение посредине реки сносило преследователей быстрее, чем нас. Когда первый из них оказался напротив, Аэль уже ждал его с луком в руках. Лула что-то кричал нам и грозил кулаком, в то время как вторая рука работала с силой весла. Аэль замолчал и прицелился. Сзади раздались окрики, с берега им вторили женские голоса. Лула опустил руки, и нас пронесло мимо, метрах в двадцати от него. Он повернул к берегу. Аэль еще минуту держал его на прицеле, потом снял стрелу.

- Все, отвязались. Больше мы их не увидим.

- Они могут перебраться через реку и встретить нас на другом берегу.

- Это же лула. Если они могут убить, то убивают сразу. Если не могут - уходят. Эти ушли. Не станут преследовать. Скорей всего они знают меня по рассказам своих отцов, а те - от дедов, так что их можно понять. Кое-какие мозги у лула все-таки есть.

- Так что же с имруру? - напомнила я, когда он снова уселся рядом.

- Я нашел его! Это величайшее мое достижение. Когда я жил с нанья, то ощущал свою ущербность рядом с ними главным образом из-за того, что имруру был мне недоступен. От рождения я слышал их призывы, был открыт для их взглядов, но не умел сам говорить с ними. Не видел многого из того, что доступно их взору. Только нанья видят жизнь в цвете, лулу же воспринимают ее серой, почти лишенной информации - не в последнюю очередь потому, что имруру им недоступен.

- Я помню, Теи говорила: если ты однажды попал в имруру, то рано или поздно он придет за тобой.

- Это так. Не уверен, что простой человек сможет с этим справиться. Но я смог. Я провел там достаточно времени, чтобы взять все, что может пригодиться в этом мире.

- Расскажи, как там? На что это похоже?

Он отрицательно шевельнул рукой.

- Нет слов. Я бы объяснил молчаливым языком нанья, да ты не увидишь. В имруру не существует пространства и времени. Это состояние похоже на парение в толще морских вод. Нет ни верха, ни низа, ничто не тянет меня к себе. Есть лишь свет и полумрак, и в них - миллионы оттенков цвета. Запахи, воспринимаемые душой, и звуки, пронизывающие насквозь. Я был лишен плоти - обладающий чувствами сгусток разума. Видел нанья. Они меня не узнавали, принимая за деталь ландшафта. Я был для них, по аналогии с нашим миром, крохотным насекомым. А они живут там, у них есть форма и есть цели, которых я не успел понять. Безумие прошло, и я обнаружил, что могу уходить в имруру в любой момент. Но потом, много позже, стало ясно: я не хочу там жить. Там нет для меня цели. Мне нужен этот мир, с его плотным воздухом и опасной силой тяжести, с его глупыми людьми, острозубыми зверями, нежными цветами... Имруру похож на многомерные картины нанья, которые отец Анту показывал мне в детстве, чтобы зафиксировать момент, когда я начну смотреть его глазами. Дети видят в них то, что хотят видеть; каждый - свое. Думаю, что и имруру предстал передо мной таким, каким его больше не видит никто.

- Что же ты делал потом?

Он вдруг рассмеялся, громко и радостно. Это было так неожиданно, что я не могла отвести от него глаз. Хмурое лицо засветилось, и передо мной предстал совсем другой человек, в котором не было ничего от грязного дикаря.

- Я бы очень хотел показать тебе, чему научился там! Для меня имруру стал очень близок, хотя и не так, как для нанья. Когда я мог уходить в него в любой момент, тогда... Тогда я мог видеть.

- Что? Что ты видел?

- То, чему здесь нет места. Но я отказался от имруру и потому не могу показать тебе это.

Я спрашивала снова и снова, но Аэль лишь дергал рукой и улыбался. И обижаться на него не получится. Как обижаться на того, кому все равно? Не то чтобы он смотрел на меня сверху вниз, презирал меня, - просто был уверен, что я не пойму.

Дождь все не прекращался. Было очень холодно, промозгло, мерзко. Я предложила пристать к берегу, чтобы согреться, но Аэль сказал, что мы будем плыть до темноты. Тогда я посетовала, что застужу почки. Два сеанса процедур в наньянском саркофаге надолго защитили меня от всех болезней, ответил он. Давить на жалость я не пробовала - это было ниже моего достоинства. Так мы и плыли - всем довольный Аэль и я, дрожащая от холода, злая как черт.

Каким-то волшебством с помощью обструганной палки Аэль сумел выловить из желтой непрозрачной воды трех крупных рыб. О гельминтах он и не думал: очистив рыбу от чешуи и выпотрошив, принялся есть ее сырой и вид при этом имел такой, будто лакомится вареными раками с пивом. Я смотрела на это спокойно, но следовать его примеру не могла. К счастью, у меня еще была печеная оленина.

К берегу мы пристали, когда начало темнеть. Дождь кончился; сильный ветер уносил тучи на восток. Аэль еще втаскивал плот на твердую землю, а я уже умчалась в кусты. Когда вернулась, плот был закидан листьями и ветками. Примятая юная трава указывала путь в лес. Я пошла по ней и без труда нашла Аэля в ложбинке: он разводил огонь под деревьями, защищавшими ложбину от дождя.

- Жалко, что ты не взяла в дорогу котелок. Похлебка не помешала бы!

Мы запекли рыбу и поужинали. Аэль оставил меня на дежурстве, велев разбудить в полночь, и заснул прямо на кочках. Я натаскала веток и листьев и легла с относительным удобством.

Пришла ветреная ясная ночь. Наш костер - единственное, что освещало ее в пределах сотен километров. Я вытянула ноги. Многочасовое сидение утомило больше, чем ходьба. Глаза сами собой закрылись. Под веками, в рожденных огнем красных сполохах явилось нежное лицо Теи, ее розовое платье. С некоторым усилием я вызвала образ Теривага: он виновато посмотрел на меня и исчез. Я вздрогнула и открыла глаза.

Блистательные, прекрасные звезды дарят мне равнодушный взгляд. Им все равно, им всегда все равно - что сейчас, что в далеком будущем, когда я была счастлива и беспечна! Быть может, среди них затерялся тот, кто ушел в туман за полтора года до или на полтора года позже меня. Надеюсь, ему повезло больше: он не лишился того, во что верил всю жизнь, не оказался посреди дикого леса, на ложе из веток, под безразличными звездами! Как страшно мне было в первые дни в Высоком доме! Как кружилась голова от осознания правды, каким жутким казалось будущее без будущего! Сейчас смешно это вспоминать. В Высоком доме у меня были друзья, была мягкая кровать и разнообразная еда. Теперь же нет ничего - один лишь Аэль, твердый и холодный как камень. Но он - человек будущего. Я убеждена, что подлинная история человечества начнется именно с него. Мне никогда не увидеть конца этой игры; использую же судьбу, давшую мне шанс разыграть ее начало!

Сквозь деревья мигали звезды, складывались в созвездия. Я так долго смотрела на Большую Медведицу, что заслезились глаза. Она не такая, какой я ее помню, и не в том месте, где должна быть в это время года, и все же узнаваемая. Я засмеялась, смело глядя на звезды. Аэль вздрогнул, повернулся ко мне.