Двойной бренди, я сегодня гуляю

Археологи прилипли носами к стеклу шлюзовой. Двое спасателей внесли закрытые носилки; третий тащил мешок со скафандром Лаи. За ними вошёл четвёртый — видимо, сопровождающий врач. Воздух заполнил шлюзовую, вспыхнула надпись, разрешающая снять скафандры. Колпак носилок был открыт; завёрнутого в махровую простыню Лаи вынесли из шлюзовой в коридор.

— Где у вас медпункт? — спросил врач — тот самый японец. Мэлори объяснил. Врач пригляделся к нему внимательнее. Под пронзительным взглядом его азиатских глаз Мэлори почувствовал себя неуютно.

— Вы начальник этой экспедиции? Я с вами разговаривал по скайпу?

Мэлори утвердительно кивнул. Японца прорвало.

— Вас под суд надо отдать! — выкрикнул он, тряся седой чёлкой. — Как вы могли отпустить его одного? У него же амола!

— Амола? — Мэлори лихорадочно вспоминал, слышал ли он это слово. — Что это за болезнь?

Маленький доктор отступил назад. На лице его обозначилась недоверчивость.

— Вы шутите? У оленей эта болезнь называется «гон».

— Что? — Мэлори едва воспринимал то, что ему говорят.

— У него уровень тестостерона зашкаливает. Очевидно, при акклиматизации на Марсе случился сбой биологического календаря. Мы вкололи ему антиандроген, это немного облегчит положение.

Он снова зло посмотрел на Мэлори.

— Это что, ваша первая совместная экспедиция с барнардцами?

— Третья, — растерянно ответил Мэлори, чувствуя себя так, словно он лжёт — хотя это была чистая правда.

— Тогда вы кретин! — резюмировал врач и быстрым шагом пошёл догонять спасателей с носилками.

Молча стиснув зубы, Мэлори повернулся и ушёл в пустующую комнату отдыха. Рухнув в мягкое кресло, он сжал голову руками. Пальцы смяли белокурую с проседью причёску, ногти вонзились в кожу залысин. То самое место вверху виска с готовностью откликнулось жгучей болью.

Голова, тупо подумал Мэлори. Вроде бы она есть, и вроде бы функционирует, а почему в итоге выходит полный дурдом?

У двери медпункта к стене жалась смуглолицая фигура в запачканном кремовом свитере. Флендерс хотел войти и в то же время робел перед Эльзой Рэй. Наконец он подавил волнение и взялся за ручку двери.

— Кто там? — Эльза повернулась в кресле ему навстречу. — Джеффри?

— Как он? — быстро спросил Флендерс. — Можно взглянуть?

— Только на минутку, — она приподняла очки, и Флендерс вдруг увидел, что у неё доверчивые глаза дошкольницы. Наверное, поэтому она и носила очки вместо линз. Он благодарно кивнул и боком протиснулся в полуоткрытую дверь.

Лаи лежал, утонув заросшей темноволосой головой в подушке; в руку его у сгиба локтя была воткнута капельница, с запёкшихся губ ещё не сошла синева. Флендерс придвинул стул к койке и сел. Он глядел на белую мускулистую руку, варварски проколотую иглой под прозрачным пластырем (неужели эти методы всё ещё применяются?), на бескровное небритое лицо Лаи с тёмными пятнами вокруг глаз — бесконечно милое лицо. Ему страшно хотелось поцеловать эти потрескавшиеся губы и седые виски. Никогда в жизни он не сможет сказать Лаи, как он его любит. Ведь у барнардцев не бывает любви между мужчинами; у них не бывает любви даже между мужчиной и женщиной — их отношения вообще непереводимы на язык земных понятий.

Флендерс взял в свои оливковые ладони маленькую белую кисть Лаи и поднёс его пальцы к губам.

Барнардец пошевелился и открыл глаза.

— Джеффри, это ты? — прошептал он. — Я что, уже на станции?

— Всё в порядке, — Флендерс бережно опустил его руку на одеяло. — Отдыхай.

— А скафандр? Камера? Нельзя, чтобы съёмки пропали. Джеффри, я там такое нашёл…

— Скафандр у нас. Камера, по-моему, цела. Я скажу ребятам, чтобы скачали с неё запись.

Лаи расслабился; на порозовевших губах показалось подобие улыбки.

— Я спас его, — он любовно погладил разметавшийся по подушке локон. — Мне не придётся его отрезать.

— Вы с ума посходили, — раздался возмущённый голос Эльзы Рэй, перекрываемый шумом и галдежом. — Сразу столько народу! Я не пущу…

Эльза едва не свалилась в дверной проём спиной вперёд, сметённая командой археологов. Экспедиция D-12 ввалилась в палату в полном составе. Четверо барнардцев со всей непосредственностью кинулись обнимать Лаи. Ори и Таафа тёрлись щеками о его запущенную бороду, а Айена по-земному чмокнула его в лоб. Фоо плакал в три ручья.

— Вик… Казак… — запинаясь, проговорил Коннолли и тоже шмыгнул носом. — Живой!

— Частично, — иронически откликнулся Лаи. Эрика Йонсдоттир положила ему на одеяло бумажного журавлика-оригами. В ногах стояли Лика и Симон Лагранж. Не было только Мэлори. Никто особо не интересовался, где он.

— Вы хоть понимаете, как вы нас перепугали? — Лагранж говорил невнятно, катая под языком таблетку «Кардиосана». Лицо Лаи исказилось в болезненной гримасе.

— Я готов принять от вас упрёки, Симон-миир, — он впервые обратился к французу по обычаю своей планеты. — Согласен, я повёл себя не слишком корректно.

— Корректно! — вздохнул Лагранж, поглядев на капельницу. — Ох уж эти барнардцы!.. Но почему не было слышно маячка?

— Очень просто. Я был под землёй.

— Под землёй? — ахнула Лика. — Как это?

— Что ты нашёл? — нетерпеливо спросил Флендерс. Лаи приподнялся и упёрся локтем свободной руки в подушку.

— Это всё очень странно… Вход я обнаружил ещё в первую поездку. Я думал, что имею дело с военным объектом. А это чёртов музей!

В медиа-зале Лагранж, Лика и Коннолли снимали запись с камеры шлема Лаи.

— Merde, — сказал старик. На экране был огромный зал, потолок и стены которого были сплошь покрыты мозаиками. Цветное стекло всё ещё сохраняло краски через семьсот миллионов лет. Повсюду были драконы. Их было две разновидности — высокие, статные, с золотистой чешуёй и теменным глазом, и маленькие, уродливые, красные, без теменного глаза. Золотые гнали красных, целились в них из какого-то оружия и попирали их ногами; красные злобно огрызались, крались куда-то с явно вредительскими намерениями; на одной из мозаик красный дракон подобрался к детёнышу золотого и тянул когтистые лапы к его горлу. В середине потолка, в овале, возвышалась монументальная фигура золотого дракона в парадном одеянии. Того самого, чей портрет был на иридиевой бляшке.

Коннолли присвистнул.

— Что-то мне всё это напоминает… Вам тоже?

— Расистская пропаганда, — сказал Лагранж. — Всё как у людей. А вот и образец уберменша.

В видоискатель попала круглая стеклянная витрина в центре зала. В ней стоял отлично сохранившийся скелет рослого дракона с теменным глазом.

— Ничего себе, — сказала Лика. — Выходит, у них была межрасовая война?

— Похоже на то, — ответил Лагранж. — Очевидно, они сначала истребили всех представителей другого подвида, а затем взялись за всех, кто не отвечал стандартам. После чего быстро наступило вырождение.

— Вот и разгадка уродств, — Коннолли не отрывал взгляд от экрана. — У нас мысли всё крутились вокруг радиационной катастрофы, а об инбридинге мы не подумали.

— Да, при достаточно высоком уровне инбридинга популяция могла вообще потерять способность к размножению.

— Неужели инбридинг может давать такие последствия? — спросила Лика. — Я думала, такое бывает только от облучения или токсинов.

— Ещё как может, — сказал старый профессор. — Достаточно одной мутации в регуляторных генах, например, группы DLX. На Земле известны такие случаи. Например, ещё двести лет назад в Африке обитало племя вадома. У многих из них из-за инбридинга не хватало пальцев на ногах. Сейчас их уже не встретишь, они ассимилировались с банту.

— Смотрите, везде эта роза, — Лика указала на орнаментированные полосы мозаики, разделявшие отдельные сцены. — Что-то вроде партийной эмблемы?

— Это не роза, — сказал Лагранж. — Это теменной глаз. Виктор догадался об этом раньше нас, только не мог понять, что это значит. Четыре дня убил в лаборатории, пытаясь решить задачу.