Догма кровоточащих душ

Эскалатор медленно проплывает мимо стальных колоссов, и Акуми ежится под их стылыми взглядами. Железные болваны. Механические куклы. Кто сказал, что вами движет тепло и электричество? Вами движет человеческое счастье! Вы пожираете время самого замечательного на свете человека, которому не хватает даже минутки, чтобы просто поболтать с Акуми, а еще лучше - посмотреть на нее не как на помощницу, а как на девушку. Вот тогда не надо будет слов. У нее на лице написаны все слова. И чувства.

- Какие они страшные! - непроизвольно воскликнула Акуми.

- Макрибуны, ангелы, - сказал Ошии. - Самые высшие слуги творца. Они и должны быть страшными, ведь нам не дано достичь их совершенства.

- Они - железки, - сказала Акуми. - Нет в них ничего совершенного. Вы создали их. А значит, вы совершеннее их!

Бронированные колоссы молчат и угрюмо провожают их черными линзами паучьих глаз.

- Даже наши создания могут превзойти нас, - покачал головой Ошии. - Возможно, в этом и заключается наш смысл - человек должен породить макрибунов, макрибуны должны уничтожить человека.

- Нет, господин Ошии, нет! - у Акуми на глазах выступили слезы. - Не говорите так!

- Человеку свойственно сомневаться, а они руководствуются логикой и не ведают сомнения. Человек слаб, а они сильны. Человек умеет лгать и предавать, они же всегда честны в своих намерениях. Мы лишь мостик между творцом и ними. Ибо сказано, что человек не есть цель, а только - мост. Вот мы и прошли по этому мосту до самого конца, Акуми.

10

Акуми осторожно опустила пакеты на пол и неуверенно постучала в дверь. Дом встречал ее неприветливой тишиной. А если эта идея все же не настолько хороша? Что она скажет девочке? Привет, Сэцуке, я - Акуми, и я мечтаю стать твоей второй мамой!

Никто не открывал, и Акуми постучала более настойчиво. Наверное, девочка спит. Тогда Акуми придется воспользоваться ключом, который ей дал Ошии. Не хотелось бы. Одно дело - вежливо постучаться, познакомиться и быть приглашенной, другое - вломиться в дом и начать там хозяйничать, пусть и с разрешения человека, которому он принадлежит. Но ведь Сэцуке - тоже хозяйка. И кому, как не Акуми, понимать, что им, женщинам, лучше всего сразу же найти общий язык.

Наконец замок щелкнул, дверь открылась, и Акуми увидела на пороге девочку. Девочка смотрела на нее громадными глазами, под которыми залегли тени, какие бывают от бессонной ночи, волосы не были причесаны и торчали в разные стороны. Больше всего Сэцуке походила на потерявшегося ежика.

Акуми как можно шире улыбнулась и помахала ладошкой:

- Привет! Ты ведь Сэцуке? А меня зовут Акуми, я работаю вместе с господином Ошии, твоим папой. Он попросил проведать тебя, так как сегодня допоздна задержится на работе.

Фразы и выражение лица были неоднократно отрепетированы перед зеркалом. После этого, по сценарию Акуми, Сэцуке должна была в ответ так же широко улыбнуться и сказать что-то в духе: мол, очень приятно познакомиться, Акуми, заходите, пожалуйста, и чувствуйте себя как дома. После чего, Акуми переступает порог и... Дальше возможные линии сценария ветвились и множились, но результат должен был быть один - Сэцуке и Акуми становятся лучшими подружками.

Но Сэцуке ничего не сказала. Она продолжала стоять на пороге и смотреть на Акуми непонимающим взглядом. Как будто девочка не уверена - видит ли она сон или это действительно происходит в реальности.

- Можно мне войти? - спросила Акуми.

- Кто вы? - голос у девочки тих и слаб. - Зачем вы здесь?

И Акуми внезапно со всей остротой поняла, что вторглась в совершенно чужую ей жизнь, нагло и бесцеремонно вклинилась в хрупкие и запутанные семейные отношения своей улыбкой, своими вопросами, своим визитом. И поэтому не ждет ее здесь ничего хорошего, а только все те же горечь и одиночество.

Надо отдать пакет с едой Сэцуке, извиниться и... и уйти. Развернуться и уйти. Так лучше для всех. Но хитрая часть Акуми не оставила ей шансов. Ведь, в конце концов, она обещала господину Ошии сегодняшним вечером позаботиться о Сэцуке и хотя бы приготовить что-нибудь для голодного ребенка. Ничего личного. Лишь товарищеская поддержка и взаимовыручка.

Акуми решительно подняла пакет:

- Твой папа попросил меня кое-что купить и приготовить тебе ужин. Ты не будешь возражать, Сэцуке, если я войду?

Девочка пошире открыла дверь, и Акуми шагнула через порог. Первый и такой важный шаг сделан.

- Ты можешь взять у меня пакет и отнести его на кухню?

- Конечно, госпожа... госпожа... - девочка запнулась и слегка покраснела.

- Акуми. Просто - Акуми. Я еще не настолько старая, чтобы быть госпожой, - Акуми засмеялась.

- Акуми, - повторила Сэцуке, как будто пробуя на вкус новое имя. - Акуми.

Акуми сняла туфли, повесила на вешалку плащ, поправила перед зеркалом прическу, убрав непослушный желтый завиток со лба, подмигнула сама себе и осмотрелась.

Стандартная квартира с двумя спальнями, рабочим кабинетом, залом и большой кухней. Стандартная мебель, которая сдается внаем вместе с квартирой. На стенах висят такие же стандартные репродукции и черно-белые фотографии. Небо, облака, виды Хэйсэя. Короче говоря, пристанище старого холостяка, так и не освященное теплом и заботой женщины.

Даже Сэцуке не внесла сюда ничего своего. Хотя, возможно, ее комната больше походила на дом, а не на место, имеющее сугубо практическую функцию ночлега и приема пищи. Именно так - приема пищи! Не знаю, чем кормил дочь господин Ошии и чем питался сам, но наверняка это была только и исключительно пища - питательная субстанция с условным вкусом и тщательно отмеренным запасом калорий! А вот она, Акуми, собирается приготовить не пищу и даже не еду, а ужин! Такое теплое и уютное слово - ужин!

Сэцуке стояла у стола и разгружала пакет, выкладывая связки салата, головки лука, помидоры, огурцы, желтые, словно солнышко на детском рисунке, патиссоны, мешочки с рисом, лоточки с мясом, бутылочки с соевой приправой, сыр, еще горячие лепешки, от которых шел непередаваемый аромат свежего хлеба, и еще множество всяческих кулинарных мелочей, назначение которых человеку, слабо осведомленному в вопросах высшей кулинарии, было непонятно.

Все это выстраивалось на столе, словно тайная армия, после долгого похода наконец-то пробравшаяся в тыл врага и готовая нанести последний, сокрушительный удар по бастионам и казематам, где томились исстрадавшиеся от консервированного пайка заключенные, жаждущие освобождения.

Тот, кто хочет есть, хочет жить. Вот прописная истина. И Акуми должна ею воспользоваться.

Сэцуке растерянно смотрела на громоздившиеся перед ней продукты.

- А что мы будем с ними делать? - спросила девочка у Акуми.

- Есть, - улыбнулась Акуми. - Мы будем их есть. Но не в сыром, а в приготовленном виде. Ты, Сэцуке, ведь не придерживаешься принципов сыроедения?

- Сыроедения? Ну... сыр я ем... иногда.

- Сыроедение - это поедание любых продуктов в сыром, то есть неприготовленном, натурольном виде, - объяснила Акуми. - Отвратительное, я тебе скажу, дело, но кое-кто считает, что таким образом в пище сохраняются все ценные для организма вещества. Вот, например, салат. Что проще - порезал овощи, перемешал, добавил масла и кушай на здоровье!

- Я не люблю салат, - призналась Сэцуке. - Я не люблю сыроедения.

- Отлично, - обрадовалась Акуми. - Тогда сделаем что-то такое... этакое... Ты не возражаешь?

Сэцуке не возражала. Есть ей совсем не хотелось, но и возвращаться в постель - тоже. Она себя чувствовала, как выпущенный на короткую прогулку преступник, приговоренный к смертной казни. Тяжелые мысли слегка отступили в тень. Они не исчезли, не растворились, они продолжали висеть тяжелым грузом на душе, ворчать и недовольно шевелиться, как неповоротливые и злые звери, наблюдающие ярко освещенную лужайку, по которой скакали крохотные зайчата. Но стало легче, чуть-чуть, но легче.

Акуми была на кухне в своей стихии. Она надела фартук, повязала на голову косынку, налила Сэцуке и себе по стакану гранатового сока, они церемонно чокнулись, сказали друг другу "кэмпай" и приступили к делу.