Апокалипсис отменяется (сборник)

На голубом экране молодой парень, активно культивирующий образ выпускника Гарварда, важно спрашивал у какого-то эксперта:

— Не секрет, что многие исследователи считают технологии предельно развитыми и начинают опыты с человеком. Как вы считаете, что принесут человечеству опыты по расширению сознания? Киборгизацию, мир богочеловека или апокалипсис?

Эксперт вальяжно развалился в кресле, показывая себя с самых лучших ракурсов, чтобы всем сразу стало видно рубашку от Кельвина Кляйна, запонку от Марио, гладко выбритую грудь по моде гламурных вампиров из «Сумерек». Все эти элементы должны вызвать у обывателя чувство уважения, ну как же, ведь этого эксперта показывают по телевидению! Значит, он прав, востребован! Вон какой перстень с бриллиантом на пальце!

— Опыты по расширению сознания не принесут человечеству ничего, кроме разочарований, — задумчиво протянул эксперт, лениво рассматривая перламутровый маникюр. — От них слишком многого ждут. Во-первых, опыты не увенчаются успехом, и все те несчастные, одержимые танатофобией, что следят за ходом опытов, останутся ни с чем. Настоящим исследователям это понятно, и мы не занимаемся подобными глупостями и призываем всех не позволять морочить себе голову. Это шарлатанство! Все цивилизованные страны отказываются от подобного… А во-вторых, опыты в случае успеха, что настолько маловероятно, как падение демократии, могут привести к кризису. Наши футурологи это тоже предусмотрели.

— К кризису?

— Ну конечно, — усмехнулся эксперт так легко, что у меня сжались кулаки. — Ведь люди разделятся на два лагеря. Те, кто живет полноценным человеком, и те, кто вставил себе в мозг эту штуковину. Естественно, что со штуковиной у людей возможности будут больше. Но, к слову, неизвестно, насколько это безопасно и надолго ли? Мир уже знает цену подобных экспериментов: люди без сна во Вьетнаме, «эффект оранж», титановые суперсолдаты Гитлера и прочие ганфайтеры. Между нормальными людьми и… другими возникнет нездоровая и нечестная конкуренция. Человеку не догнать машину. Поэтому это негуманно. И мы заранее знаем результат…

В тишине квартиры оглушительно зазвонил телефон. Сердце сжалось от недоброго предчувствия, по спине прокатила волна могильного холода. Я метнулся к телефону, дрожащей рукой поднял трубку, будто разъяренную черную мамбу.

— Алло?

Из трубки вырвался испуганный плач, женские всхлипы:

— Андрей Викторович, Андрей Викторович!

— Алло?! Верочка, это ты?!

Сердце колотится так, что вздрагивает грудь. Но от следующих слов оно застыло.

— Андрей Викторович! Петра… Петра Яновича… у-убили-и-и…

…Перед глазами возникли знакомые очертания пистолета. Из дула выходила тоненькая струйка дыма, ознаменовавшая конец чьей-то жизни…

Трубку перехватили, на другом конце возник испуганный голос Ищенко:

— Андрей Викторович, что нам делать?!

Я спросил тупо:

— Полицию вызывали?

— Да все уже есть, и полиция, и труповозка, — отмахнулся Семен и понизил голос. — Я говорю об испытаниях! Это же провал!! У нас долгов миллионы, обязательства, лаборатории…

Я потирал мешки под глазами. Голова отчаянно болела, виски ломило. Перед мысленным взором пистолет готов снова выстрелить, и мои слова прозвучали как взводимый курок:

— Добровольцем буду я. Собери всех, когда закончите с полицией. Времени ждать больше нет. Встречаемся в лаборатории. Опыты продолжатся…

Чтобы не слушать возражения или ошеломленную тишину, я поспешно бросил трубку.

Я смотрел на фотографию Галины. Впервые пистолет, о котором я давно мечтаю, не у моего виска, а лежит в ладони. Ждет своего часа. Так продолжается уже семь лет, с того момента, когда умерла моя супруга. Навязчивый бред суицида…

Тогда я поклялся, что сделаю все, чтобы нелепые смерти людей прекратились. Чтобы человек жил вечно. Или пущу себе пулю в голову. Так начались эксперименты с мозгом. Я давно и плотно работал в государственном НИИ с Каховски, а потому быстро нашел с ним общий язык. После месяцев отказов и непонимания со стороны руководства мы пришли к выводу, что нужно переходить на частную основу. Ни мне, ни Петру Яновичу терять было нечего, потому и каждая копейка шла в дело. Но начались нелепые блокады общественности… А вот теперь и смерть Каховски…

Я сидел перед включенным телевизором, пытаясь разобраться в себе. Оглушенный, растерянный, впервые испуганный близостью смерти, которую так всегда звал…

По ящику передали о сенсационной свадьбе девяностолетней Памелы Андерсон, о заключительном концерте шок-рокера Мэрилина Мэнсона, что заканчивает карьеру музыканта. Обещают, что после заключительной песни эпатажный певец обольет себя бензином и подожжет. Билеты уже раскуплены, хотя цифры в ценах на билет похожи на расстояние от Земли до Луны в метрах.

Между прочим, без картинки и скучающим голосом, поведали о терактах в Японии. Группа католиков-фанатиков обвешалась взрывчаткой и подорвалась вместе с ведущими учеными-биологами. Диктор с кривой улыбкой пошутил о новой болезни, чуме XXI века — «сингуфобии». Тут же выступил странноватый психолог в огромных очках, хотя сейчас избавиться от близорукости проще, чем вылечить насморк. Психолог долго и подробно рассказывал об охватившей мир танатофобии, перемежая речь именами Фрейда, Мэя и Франкла. Ведущий программы поддакивал, мол, это все происходит из-за упадка морали.

— И сюда влезли, — с отвращением выплюнул я. — Сколько же денег угрохали на такую пропаганду?

И правда, в углу экрана торжественно появился крест в ореоле святости. Психолога сменил священник, уже не католический, а православный. Призвал всех посетить церковь, очиститься от скверны в столь тяжелый период. Дьявол собирает жатву, и все, кто подвержен влиянию лукавого… бла-бла-бла…

В колено ткнулся холодным носом пес, в глазах игривые искорки и укор, что не уделяю внимания. В слюнявой пасти потрепанная тапка.

Я отмахнулся:

— Мы уже гуляли.

Пес прижал уши, не отпуская меня взглядом, замер. Укор в глазах стал явным: ну что же ты, ты ведь самый хороший, добрый, любимый и вообще самый-самый. Поиграй со мной!!!

— Ах ты, притвора! — нахмурился я и быстро нагнулся, пытаясь выхватить тапку.

Раздался звонкий хруст, будто у ампулы отломили горлышко, следом тупо ударило в стену, мягко посыпались на пол бетонные крошки. Я с недоумением обернулся к окну, заметил в стекле крошечное отверстие с двумя трещинками по краям. Мозг, умница, еще не вывел на главные экраны сознания пугающего слова «снайпер!», но уже швырнул тело в сторону и на пол. Сразу звякнуло повторно, рядом с первым отверстием в стене возникло еще одно, брызнул пылевой фонтан.

Пес недоуменно смотрел, как я ползу на кухню, радостно прыгал, думая, что это новая игра. На секунду я заметил малиновую точку на стене, по позвоночнику разлилась волна жидкого азота, будто смерть игриво щекочет ледяными пальцами. В пояснице стрельнуло, но я уже выполз в прихожую, здесь нет окон.

Я облегченно облокотился на стену, решая, что делать дальше. Сердце отчаянно колотится, в ушах шумит водопад крови, и ни одной дельной мысли. Ей-богу, никогда на меня снайперы не охотились!

Дверь! Нужно выскочить из квартиры, здесь я в ловушке!

Я бросился к двери, все еще на карачках. Дважды звякнуло, веселыми брызгами рассыпалось зеркало, в стене обозначились пулевые отверстия.

Неожиданно дверь потряс тяжелый удар. Потом еще. Я едва успел шарахнуться в сторону, как дверь рухнула вовнутрь. В квартиру ворвались люди в защитных комбинезонах и масках. В руках оружие, а в глазах смерть.

Двое рванулись ко мне, сильные руки мгновенно вздернули в стоячее положение. Первый глухо спросил:

— Он?

Второй рявкнул безжалостно:

— Да. Кончай его.

Сердце вдруг замерло, в живот будто провалилась глыба льда. Я как зачарованный смотрел на медленно поднимающийся ствол «АКМа». Сейчас он дойдет до груди, огрызнется огнем, и свинец изрубит плоть. А я буду дергаться под пулями, подыхая вместе с нелепыми мечтами, будет фонтанами кровь…