Апокалипсис отменяется (сборник)

Колчанюк тут же вставил заискивающе:

— Наука требует жертв!

— Но почему столько верующих, да еще католиков?! — удивилась Верочка. — Будто мы церкви рушим!

Каховски отошел от окна, глухо буркнул:

— Религиозные организации всегда торопятся объявить наступление Судного дня. А у католиков апокалипсис почти каждый день, да и с обществом они на короткой ноге, вот и митингуют. Это не православные пофигисты, тем бы кошелек только набить… Господа первооткрыватели! Не расслабляйтесь, наше дело — работать.

Все медленно расходились по местам, подавленные видом за окном. Только Колчанюк, громко хихикая, рассказывал Верочке:

— А ты знаешь, что исследователи и религиоведы наконец-то сошлись в едином мнении о происхождении человека?

Девушка наивно распахнула глаза.

— Да ты что?

— Ага, — с самым серьезным видом кивнул Колчанюк. — Теперь в Библии будет написано, что человек произошел от обезьяны, которую Бог создал по своему образу и подобию!

Семен хихикнул, а Верочка фыркнула и отвернулась.

Ищенко вернулся к Аппарату, в тысячный раз все проверял и перепроверял. Некоторое время шумно сопел, потом резко развернулся:

— Черт, работать не могу, все нервы истрепали!

— Делать нечего, Семен, — пожал плечами я. — Петр Янович правильно говорит, наше дело — работать. И не стоит обращать внимания на глупцов. Тем более что все эти беспорядки наверняка проспонсированы. Вот только кем?..

День прошел даром.

Ни один из добровольцев не прошел даже начального тестирования. Удивительно, но у молодых ребят здоровье не позволяло не то чтобы в космос, но даже в футбол играть! Атрофированные мышцы, близорукость, одышка и слабое сердце. Да их уже сейчас пора бальзамировать, иначе к сорока годам рассыплются прахом, как Дориан Грей. Странные люди! Хотят получить что-то без труда, будь то расширение сознания или бессмертие, будто выпить пилюлю от насморка: раз! — и все, ты уже бесконечен, как деление на ноль! Да уж, халява не перестает соблазнять людей. Христианам нужно было назвать главного врага не Сатана, а — халява. «И спустилась Халява в образе змия с Древа Познания, и обратилась к Еве…»

В конце дня Каховски появился мрачный как черт.

— На завтра ни одного добровольца, — уронил он. — Клиника блокирована почти полностью. Сейчас даже половина персонала на площади!

— Что же делать? — беспомощно вскинула бровки Верочка. — Возьмем отпуск?

Каховски метнул на девушку такой взгляд, что та отпрянула:

— Хватит! Весь ХХ век в отпуске пробыли! Нет у нас времени, сейчас каждая страна втягивается в эксперименты с сознанием. А американцы дружно признают это нарушением прав человека и какой-то международной статьи. И закрывают опыты, хотя наверняка сами то же самое пробуют, хотят быть первыми, ибо это означает начало сингулярности! Только Россия держится… ну, и Япония… Но у них уже есть положительные результаты, а у нас?!

В наступившей тишине Ищенко озвучил вопрос, интересовавший всех:

— Но как же без волонтеров?

Петр Янович рухнул в кресло, на лице отчаянная решимость. Но и морщин новых все больше, а на висках вообще уже серебрится, возраст тоже не маленький.

Некоторое время он смотрел в пол, наконец прошептал хрипло:

— Завтра я буду волонтером…

Верочка охнула, но поспешно зажала рот ладошкой. Остальные только отвели взгляды. Никто не поручится за безопасность опытов, но иного выхода и вправду нет…

Таким же макаром, как заходили в лабораторию, так и уходили домой. Будто воры, выскальзывали на пожарную лестницу, оглядываясь и втягивая головы, исчезали в вечерних сумерках. Каждый думал только об одном: что будет дальше?

К дому добрался на попутках, решив, что на сегодня мне стрессов хватит и на метро я не поеду.

В подъезде, как всегда, нет света, из полумрака тянет кислыми запахами мочи и канализации. Откуда-то слышны мат подростков, девичий смех, больше смахивающий на лошадиное ржание.

И этот мир мы собрались менять? Боже, как мы умудрились скатиться к такому? Это ж дно!

В лифте опять нагадили, все крохотное пространство в плевках и нечистотах. Пришлось подниматься по лестнице, хоть и живу на девятом. Дважды проходил мимо молодежных компаний, почти невидимых в сигаретном тумане. Сердце всякий раз испуганно встряхивалось, всхлипывало, но из тумана неслось неторопливое «драсте» соседского сына. Лишь однажды между лопаток похолодело, показалось, что в спину нацелен не только чей-то чересчур пристальный взгляд, но и черная дыра пистолетного дула.

Скорее бы!

Пока гремел ключами, в квартире знакомо заскреблось, глухо заворчало. Дверь открылась с трудом, отодвигая тяжелое тело. В следующий миг налетело что-то рыжее, пушистое, ткнулось мокрым и холодным носом. Лицо обожгло раскаленным дыханием, в слюнявой пасти уже зажат поводок.

— Привет, разбойник! Соскучился, Верн? — сорвался я на сюсюканье.

Пес счастливо взвизгнул, запрыгал на месте. Конечно-конечно-конечно! Соскучился, ты ведь самый-самый!

Пришлось нацепить золотистому ретриверу, что на самом деле рыжий, ошейник с надписью «Ж. Верн». Потом вновь пробежка до первого этажа, снова загаженный подъезд.

Гуляя по ночному парку, я без удовольствия вдыхал влажный запах зелени, слушал шебурщащееся зверье в кустах. Собачники уже разошлись, никого знакомого.

Верн торопливо задрал ногу, только потом уже придирчиво потянул носом: кто это был сегодня на моей территории? Стал выискивать следы, носился по зарослям, приставал к ежам.

Наконец я скомандовал:

— Все, Верн, домой!

Хитрая морда высунулась из кустов, в глазах укор. Мы ведь только вышли, а как же контроль территории, чужие запахи?!

Чувствуя, что хитрая псина сейчас победит в молчаливом поединке, я придал голосу строгости:

— Домой!

Пес покорно выбрался из кустов, потрусил рядом, но то и дело отставал. Пришлось напомнить об ужине, что всегда строго по расписанию после прогулки. Ретривер встряхнул головой, мол, на фиг мне эти запахи? Пусть другие нюхают, а я от тебя, хозяин, ни на шаг! Вообще, я самый-самый преданный!

Пока шли домой, я странным образом почувствовал чье-то присутствие, будто меня рассматривают сквозь оптику. В душе вновь завязалась давняя борьба между желанием все закончить и мелким животным страхом перед смертью. Когда перевес сил стал настолько явным, что ладонь почувствовала привычную тяжесть оружия, еще чуть-чуть, и вороненое дуло коснется виска, я прошептал:

— А вот не могу сейчас, и все! Дел еще по горло, нужно опыты закончить. — Пес покосился на меня, в глазах нет недоумения, только внимание. Как же еще, он верный друг и должен общаться с хозяином. — Наша работа чрезвычайно важна, понимаешь, Верн! Человечество останавливается в развитии. Мощностей компьютерной техники уже не хватает, почти достигли предельной скорости. Японцы уже вовсю заполняют рынки биологическими гаджетами: белковые флешки, жесткие диски из нуклеиновых кислот. «Железо» не в состоянии достигать требуемых мощностей и скоростей. Пришла пора понемногу отходить от техногенного развития и улучшать человека. И единственный шанс шагнуть еще дальше — расширить способности человеческого разума. Идеальная память, способность мыслить и анализировать информацию осознанно на десятки ветвей. Возрастет мотивация в работе, моральные качества, воля! Все это порог, за которым, кто знает, может быть, и таится заветная мечта человечества — бессмертие…

За спиной тяжело хлопнула металлическая дверь подъезда, ощущение чужого взгляда пропало. И только тогда я почувствовал, как расслабляются напряженные до предела мышцы.

Подчиняясь внезапному порыву, я впервые после смерти Галины включил телевизор. С трудом отыскал за диваном пульт со следами собачьих зубов, пощелкал программы. Озлившись на засилье голубых, поп-звезд, наркоманов и прочих абортированных детей цивилизации, я готов был выключить телевизор, но вдруг остановился.