Огненный герцог (Хранители скрытых путей - 1)

- Неужели ты думаешь...

- Думает. - Отец покачал головой. - Надо было лучше его учить.

- Торри, - произнесла мать, - ты что, в самом деле считаешь, что твой отец - трус?

- Они так считают.

Отец улыбнулся.

Мать встряхнула головой.

- И почему же? Потому что, сдавшись, чтобы спасти нас с Мэгги, он ведет себя покорно?

- Да, он всегда жмется и...

- Думаешь, это спасет их от ножа в горло, - мать усмехнулась, - когда придет время?

- Если только это время придет... Я слишком долго ждал удобного момента, чтобы освободить Торри, Мэгги и тебя, - произнес отец. - Но я не видел возможности!

Мать похлопала его по руке.

- Все хорошо, - сказала она. - Мы и теперь найдем способ выбраться.

Они впервые за долгое время могли говорить, не боясь подслушивания.

- Мам, ты раньше знала обо всем этом? Та сдержанно улыбнулись.

- Мне рассказывали... Только не всему хотелось верить.

Отец нежно сжал ее запястье.

- Думаешь, я не понимал, Карин? - спокойно спросил он. - Все эти счастливые годы меня огорчало, что ты не веришь мне. Но все равно, это было хорошее время.

- И этот туда же! - Она вырвала руку. - Похоже, тебе нравится происходящее.

- Таким меня вырастили, мин алсклинг, - спокойно ответил отец.

Мать открыла рот... и закрыла его.

Торри без труда читал ее мысли: друзья погибли, Торри убивал и убивал бы еще, а ты радуешься? Да как ты можешь?

Но что-то в отцовской манере держаться, в его взгляде говорило: "Я справлюсь, я уже взялся за дело". Так же он смотрел на бойню на лужайке перед домом.

Не самый приятный взгляд, даже если у вас крепкий желудок, но чем-то отец напомнил Торри дока Шерва, который опускается на корточки перед пациентом и открывает свой черный чемоданчик, или дядю Осию, который берет в руки отвертку и поднимает капот, или мать - когда она садится с пачкой листов перед компьютером.

- Слово для стратегии и фехтования в берсмале одно, - произнес отец бесстрастным тоном. Его губы на мгновение сжались в прямую линию. Затем он расслабился и пожал плечами. - Ладно, пусть будет, как будет. Что сделано, того не переделать; а тебя довольно ловко обвели вокруг пальца.

- Меня? Обвели вокруг пальца? Да они...

- Ториан! - Отец сделал паузу, потом покачал головой. - Сын, здесь тебе не Хардвуд. Ты знаешь о Тир-На-Ног только из рассказов Осии. Этого бы тебе хватило в каком-нибудь вандескардском городишке, но вырасти в Срединном Доминионе - нечто совсем иное. Эта жизнь сильно отличается от той, к которой ты привык: она стеснена правилами и обычаями и совсем непроста. Я рос здесь и знаю здешние нравы; ты воспитывался в других условиях.

Отец всегда любил простоту и терпеть не мог ничего заковыристого. Другое дело мать, которая просиживала за компьютером, извлекая смысл из происходящего на рынке ценных бумаг. Или дядя Осия, который выглядел счастливейшим из смертных, когда возился с каким-нибудь незнакомым механизмом, пытаясь вызнать его назначение или дефект. А отец блаженствовал, скинув рубаху, починяя забор.

- Возьмем, к примеру, Дакара дель Регинала. Ты думаешь, он просто так меня оскорбил? Дурно воспитанный хлыщ насмехается над пленником? Ничего подобного! Он хотел, чтобы я ответил ему, хотел заставить меня выйти с ним на бой - следовательно, он по крайней мере достаточно хороший боец, чтобы наблюдающие за боем поняли, насколько я в форме. - Отец покачал головой. Ну, или ты, раз уж так получилось.

- Я одержу победу, - сказал Торри, надеясь, что говорит достаточно уверенно. Отец фыркнул.

- Очень смело, но откуда тебе знать? И даже если так - мудро ли это? Он уселся по-турецки, сложив руки на животе. - Нет. Ты не должен победить. Ты проиграешь, притом совершенно определенным образом. Помнишь, как у тебя появилась дурная привычка отрываться от противника?

Торри не нравился оборот, который принял разговор, а еще меньше ему нравилась критика, однако он кивнул.

- Чего плохого в том, чтобы отрываться от противника? - небрежно произнес юноша. - Если у человека крепкое запястье, а у меня оно крепкое...

- Когда ты отходишь, ты отпускаешь клинок противника. Так вот: как можно раньше - прежде чем он успеет оценить твой глазомер и силу запястья отступи, причем так, чтобы твой клинок ушел в сторону...

- Может, мне ему просто так запястье подставить?

- О том и речь. Не двигайся вперед, просто замедли руку. - Отец мгновение помолчал, размышляя. - Да, это пойдет: ты горяч, но побаиваешься укола и не сближаешься с противником. Он целит тебе в запястье - осторожно, если ему случалось попасться на эту удочку, - а ты опаздываешь с защитой. Отец кивнул, словно соглашаясь сам с собой. - Должно получиться.

Торри поразмыслил немного.

- Я никогда не поддавался.

Это была обычная тактика: притворяешься, будто у тебя есть привычка, скажем, притоптывать ногой перед выпадом или всегда выходить в рипосту после удачного парирования - и ждешь, что противник заглотит наживку, а затем ловишь его на этом. Но Торри никогда не заходил слишком далеко, боясь потерять хотя бы одно очко, - и теперь ему не улыбалось играть в поддавки.

Но отец, конечно, знал, о чем говорил. Торри посмотрел ему в глаза.

- У меня еще будет возможность показать себя. У меня еще будет возможность подраться, а не просто пропустить удар.

Отец кивнул:

- Несомненно. В подходящем месте, в подходящий момент.

После легкого ужина, состоявшего из маринованных овощей и ломтиков копченой рыбы, которые Торри запивал водой, а не вином, и купания в ледяной горной реке прошел час - вполне достаточно, чтобы расслабить мышцы с помощью упражнений и силы воли.

Торри разделся до позаимствованных у Брандена дель Брандена дуэльных брюк, по колено длиной. Однако молодой человек отклонил предложение Брандена прислать слугу-вестри, чтобы тот забинтовал ему бедра; Торри решил надеть под низ свои все еще мокрые плавки.

Во рту ощущался металлический привкус, и Торри поймал себя на том, что слишком много думает о дыхании, походке и жестикуляции. Часть его разума словно забилась в раковину - точно так же болезненно сжалась его мошонка, но другая, аналитическая, часть разума Торри мыслила холодно и отстранение, словно его тело стало механизмом с собственным дистанционным управлением, а глаза превратились в автоматические кинокамеры.