Игра

– Мы не будем продолжать игру? – профессор с испугом поглядел на нас. Он не совсем разбирался в ситуации и поэтому старался не вмешиваться, но чувствовал неладное.

Снова заревели трубы в моей голове, и решение пришло неожиданно, как гром среди ясного неба. Я махнула рукой:

– Какая, к черту, игра… Значит, так. Теперь слушайте меня. Машка, забирай своего жениха, и уходите отсюда. У меня здесь есть кое-какие деньги, я дам вам на дорогу. Не сейчас, конечно – завтра сюда должен заехать приятель на грузовике, и он отвезет вас в город. А мы с Гердой останемся здесь, нам не место среди людей. Я думаю, всех устроит такой вариант?

– Это все, конечно, здорово, – Ник встал, сцепил руки на груди и несколько раз прошелся по комнате. – Замечательный план. Только Герду я не оставлю, пока она жива.

Услышав это, Машка побледнела. Последняя ее надежда рухнула. Она решительно подошла к старику:

– Профессор, вы когда-нибудь делали аборты?

– Да, приходилось. Правда, я давно уже не практикую, но… А что?

– Я хочу, чтобы вы мне сделали аборт! – медленно произнесла она, глядя на Никиту. – Сегодня, сейчас же!

– Маша! Ты что такое несешь?! – Ник в ужасе подскочил к старому еврею:

– Док, не слушайте ее! Господи, это же мой ребенок!

Старик растерянно переводил взгляд с одного на другого:

– Милая, вы уже не в том возрасте, чтобы делать такие вещи… Я не могу гарантировать, что вы потом сможете… Э-э-э… Зачать ребенка… И здесь нет инструментов!

– Машка! В своем ли ты уме? Прекрати эту чушь! – воскликнула я.

– Что, испугались? – хрипло сказала Машка и хохотнула. – А я пошутила! Я не такая дура, как вы думаете. У меня есть идея получше! – неожиданно она вытащила из-за пазухи пистолет и, поколебавшись, направила его на Герду, которая была еще спала.

– Я ее приговорила. Мне уже все равно. Сидеть! – рявкнула она, видя, как я стала медленно подниматься из-за стола.

– Господи, ты же не застрелишь ее во сне?! – закричала я в ужасе. Нет, до Машки мне не допрыгнуть…

От моего вопля Герда проснулась. Не в силах пошевелиться, она с отчаяньем смотрела на направленный на нее черный ствол. Я видела, как на лбу ее выступили крупные капли пота.

– Маша, нет! Умоляю тебя – не делай этого! – Ник неожиданно рухнул на колени и застонал, словно раздираемый на дыбе. Я никогда не слышала, чтобы мужчины так страдали, во мне проснулась жалость и угрызения совести. Боже, что со мной происходит? Ведь я должна быть на их стороне!..

Музыкальный хор в голове превратился в ураганный рев, и я почти оглохла.

– Ничем не могу помочь! – Машка взвела курок. Рука ее дрожала, губы на бледном лице плотно сжаты.

– Машка, ты потом всю жизнь будешь жалеть об этом.

– Никогда!

– Пожалуйста… – Ник умоляюще взглянул на свою невесту. – Ладно, я виноват. Все, что захочешь, только не делай этого, прошу тебя.

– Тогда слушай меня внимательно… милый, – голос Машки стал ледяным. – Чутко прислушиваясь к просьбам трудящихся, я ничего не сделаю. Но как только здесь будет машина, мы втроем уедем. Ты, я и профессор. Выбирай сейчас, или эта рыжая шлюха превратится в кусок мяса!

Все ждали, что скажет Ник. Стало так тихо, что было слышно, как тяжело задышала Герда на печке.

– Хорошо. Только отдай мне пистолет.

– Поклянись нашим ребенком, что ты не останешься с ней!

Ник ответил не сразу, глядя в пол:

– Клянусь. Отдай сейчас же пистолет!

– Забирай!

Машка изо всех сил швырнула пистолет на пол, и тут случилось непредвиденное – от удара в недрах механизма что-то соскочило, и грохнул выстрел…

Десять Трубы в голове неожиданно смолкли, словно невидимый дирижер взмахнул своей волшебной палочкой. Сильно запахло порохом. Когда дым рассеялся, все увидели, как профессор медленно сползает со скамьи. На переносице у него алела маленькая аккуратная дырочка.

– Господи, док… – Машка подбежала к нему. – Нет! Я не хотела, честное слово!

Она трясла его за плечи, но старый еврей был уже мертвее мертвых. Кровь медленно стекала по его лицу на пиджак, словно размашистая подпись Смерти. Содрогаясь в рыданиях, Машка упала на деревянную скамью…

– Чертова дура! – заорала я, вскочив. – Что же ты наделала? Ник, зачем ты вообще подобрал эту игрушку? Сейчас все были бы живы!

– Но я думал, что он нам пригодится в лесу… Кто же мог предположить? Проклятые бабы! – Ник сел за стол, закрыв лицо руками. – От вас в мире – сплошное безумие!

Я подумала, что он прав на все сто.

– Марфа, меня теперь посадят в тюрьму, да?..

– Заткнись!.. Господи, что же делать… Ник, надо успеть его похоронить, до приезда Михеича.

Земля промерзла, придется отогревать костром. Пойдем, займемся… Я постоянно кого-то хороню, это, наверное, карма.

– Марфа… Я ведь хотела только напугать! Я хотела вернуть Ника… Марфочка…

– Это послужит тебе уроком на всю жизнь.

– Прости меня…

Я не ответила. Она еще что-то говорила, но я не слышала, погрузившись в себя. Мне было дико жаль профессора, не причастного к этой истории. Зачем провидение спасло его при аварии? Чтобы умереть от руки впавшей в истерику женщины? Правда, если бы не он, неизвестно, была бы сейчас жива абиссинка. Значит, он все-таки сыграл свою роль в этой драме. Но смысл в его смерти? Должен же быть какой-то смысл?..

Смысла я так и не поняла. Слишком сложно пытаться объяснить себе такие запредельные вещи, как смерть. Опять запело в голове, еще тихо, но тревожно; это были скрипки. Они стонали и повизгивали, словно прося о чем-то. Теперь я поняла, что случилось. Я вдруг остро почувствовала, что нить, соединяющая меня с Машкой и со всеми, эта нить вот-вот порвется. То, чего я так боялась, приближалось неумолимо. Как странно все… Я стояла, прислушиваясь к шепоту ветра и ветвей и недоуменно осознавала, что понимаю их больше, чем горестный лепет подруги. Все встало на свои места – она наконец повзрослела, теперь она отбрасывает тень. У Никиты с Машей будет почти счастливая семья, а мы с Гердой доживем остаток своих дней, постепенно сливаясь с лесом. Мне хотелось молчать, слушая лес, однако надо было что-то сказать:

– Маша… Ничто не проходит бесследно. Однажды появившись, даже в форме мысли, зло всегда находит свое воплощение. Как бы то ни было, пистолет выстрелил. Теперь это твоя – тень прошлого. Она должна быть у каждого. Она будет ходить за тобой повсюду и глядеть в лицо каждый раз, когда тебя начнет заедать гордыня.

Конечно, я совсем не это должна была сказать. Она ждала утешения, а я добила ее. Я хорошо знала, почему так поступаю – надо было рвать грубо, до конца, чтобы легче пережить разлуку навсегда.

Утром я проводила их. Смущенно потоптались на дворе, пока прогревался двигатель. Было сказано немного слов; мы с Машкой напоследок обнялись, и я почувствовала, как она убита происшедшим. На несколько ЦУ по поводу моих дел в столице я получила столько же заверений, но понимала, что она едва понимает меня. Лицо Машки было мокрым и опухшим – всю ночь она проплакала, не переставая. Ник выглядел злым и подавленным, однако было видно, что он уже смирился с происшедшим. Я подумала, что ничто хорошее нам не дается даром; Машка боролась за свое, как могла, и добилась его. Может быть, эта нелепая смерть и стала ее последней ступенькой к счастью?.. …Наконец, Михеич, сгрузив пару обещанных мешков с провизией, увез моих гостей. Я немного проводила машину, с целью прогуляться и прояснить мозги свежим утренним морозцем.

Возвращаясь, обнаружила недалеко от дома свежие следы рыси, которая сделала несколько кругов, но так и не решилась сегодня зайти в гости, испугавшись людей. Я долго вглядывалась в темное стадо деревьев и чувствовала, что она где-то совсем рядом, хоть и не показывается.

Это открытие поразило меня. Раньше я не умела ощущать присутствия зверей, а теперь мой организм сделал еще один прыжок, приблизив меня к черте, разделяющей два мира… Но мне не стало грустно. Наоборот, теперь я не боялась леса и одиночества. Это был мой мир!