Мир под лунами. Начало будущего(СИ)

Так бы и сгинуло все население во снах, если б не нашлись несколько человек, сообразивших, к чему все идет. Нет, они не смогли отказаться от имруру, но им хватило ума применить в реальном мире то, чему они научились там. Священные гимны лишь малая часть даров этой нирваны. Отказавшись от гонки технологий, люди стали развивать себя, овладели физическими и психическими энергиями своего тела, научились телепатии и смогли значительно продлить срок жизни за счет того, что почти половина его проходит в имруру.

Не знаю, стоит ли такая жизнь отказа от себя... Но нанья - теперь уже нанья! - не воспринимали эти изменения как отказ от чего-то важного. Напротив, они считают, что только благодаря им и начали жить по-настоящему. Не осталось национальностей, стран, религии. Даже слово "Эркой" означало уже не планету, а союз двух планет в этой и трех - в других звездных системах, все обустроенные, комфортные территории, где жили нанья. Не государство, а содружество миллионов равных в правах индивидуальностей, прислушивающихся к авторитету нескольких десятков великих.

Похоже на торжество коммунизма. Или на рай. В общем, именно таким я бы и представила себе счастливое будущее человечества. Вот только в отличие от рая скукой на Эркое и не пахло. Даже обращенному в вечность прекрасному будущему требуется идеология! Лишенные территориальных и религиозных разногласий, нанья забыли, что такое ненависть к себе подобному. Более того, они разработали психотехнику подавления любых конфликтов в зародыше, а негативные эмоции сублимировали в поиске смысла жизни. Это и была их идеология - поиск смысла жизни. Впрочем, они вряд ли поняли бы наших философов, преследующих ту же цель! Такая мелочь, как смысл существования отдельного индивида, их не интересует. Нанья искали живое на других планетах у своего солнца, и у других звезд, и в далеких галактиках. Они постигали законы его развития, от возникновения первых органических молекул до гибели древнейших цивилизаций, превзошедших их в мощи. Они сами создавали жизнь и не гнушались губить ее ради новых знаний. Нанья осваивали Вселенную с той же энергичной алчностью, с которой мы развиваем экономику, преумножая капитал. Это была их основная задача. Цель. Смысл. Масштабы их деятельности поражают, а научное хладнокровие шокирует. Санторин, Тунгусский метеорит, Хиросима могли бы быть рядовыми наньянскими икспериментами. Однажды они погасили звезду, чтоб посмотреть, как пойдет процесс гибели жизни на двух ее планетах. Однако развитый разум во Вселенной все же редкость, и этика запрещала нанья проводить серьезные опыты на представителях открытых ими разумных обществ, перешагнувших пресловутую стадию второго плато...

Но однажды великий Тавкарон создал лулу! И отправил сотни их на Эркой!

...А потом была война. Задолго до нее отец великого Анту, один из, как мы сказали бы, ученых-антропологов, заявил, что древние инстинкты не атрофировались за ненадобностью, а лишь подавлялись все эти бессчетные века, что не может не привести рано или поздно к эмоциональному срыву. Его предположения осудили для начала, а когда локальный идейный конфликт на одной из планет Эркоя стремительно перерос в боевые действия, его же в этом и обвинили. Но сбежал великий Тавкарон не поэтому. Он покинул Эркой, поддавшись тому самому животному страху, тайное существование которого подозревал в нанья прежде. Ему и его последователям досталось больше всех. Вернее, они сами взяли на себя больше, чем могли вынести: страх, ненависть, вину, - все то, что, казалось, для нанья осталось в далеком прошлом!

Мне сложно это осознать, потому что я - тот самый примитивный древний организм, которого нанья отвергли. Уничтоженные ими в себе "отрицательные эмоции" составляют часть моей личности. Может быть, большую часть. И они прекрасно с нею уживаются, не то что не мешают - помогают жить! Для нанья же, этих уточненных интеллектуалов, негативные переживания противоестественны. Кажется, потому-то великий Тавкарон и сбежал: помня об опыте с открытием имруру, он не решился подвергать психику остального общества такому испытанию.

И тогда понятно, почему Эркой не уничтожил тех, кого объявил врагами. Это ж такой эксперимент! Жестокое обращение с чужим разумом под запретом - но со своим-то, сбежавшим врагом, теперь можно! Он лишил беглецов привычных комфортных условий и стал наблюдать за крохотной колонией, как за мышами в клетке. Всего сотня нанья и двое великих, которые даже в естественной среде друг с другом не уживаются. Чужое солнце, иная атмосфера, малосъедобная пища. Проснувшиеся инстинкты. Лишенный прежнего объема информации интеллект, отягощенный к тому же чувством вины. Численность колонии неизменна, и потомство оставляют лишь те, на кого укажет Эркой. Как изощренно! Будь у земных нанья возможность размножаться как придется, они вымерли бы за два-три поколения, но благодаря строгому контролю их прапрапра- - бесконечно далекие правнуки обречены продолжать эксперимент! И даже покончить с собой в знак протеста они не могут, поскольку тогда тело не вернется на Эркой (сведений о том, почему последнее так важно, к сожалению, нигде не нашлось).

Я выходила во двор, забиралась с ногами на скамью у ручья, закутывалась в одеяло, прижимала тарелку к груди и погружалась в раздумья. Однообразно журчала вода, спешила под полог леса. Нанья и на Земле продолжают свою нелегкую, упорную работу: изучают биосферу, пишут научные статьи, ведут диспуты. Они создали лулу - сделали то, на что не решались их предшественники! Но их гнетет тот же страх, что заставил прадедов бежать от родины. Не страх смерти, нет - это ужас перед тем, что однажды вырвалось из них, таких, казалось, безмятежных! Перед гневом, жаждой насилия, похотью, сожалением об ошибках, перерастающим в стыд и чувство вины. Забыв, что такое божество, нанья тем не менее сотни тысяч лет считали себя всесильными, истинно прекрасными богами, а теперь эти боги в них оказались повержены во прах. С таким тяжело жить! Быть может, невыносимо! Неудивительно, что они создали лулу, - возвыситься хоть над кем-то разумным...

И все же, думала я, я им завидую. Вряд ли найдется на Земле человек, искренне считающий себя совершенным, а нанья сумели прожить в совершенстве целую эпоху! У них была эра божественности, о которой мы смеем мечтать, только перенося ее в загробный мир и ограничивая до минимума число достойных.

Холод пробирался под одеяло, леденил ноги. Руки затекали под тяжестью тарелки. Я возвращалась в свой крохотный мирок. Сбрасывала одеяло, оставляла тарелку на скамье и отправлялась на прогулку.

До самого начала декабря шли дожди и было более-менее тепло. В тарелке имелся термометр с понятной, но неудобной шкалой. Кажется, она работала в диапазоне от абсолютного нуля до температуры солнечного ядра. Потратив два дня умственных усилий, я сумела заставить тарелку создать на ее основе шкалу Цельсия, сделав точками отсчета температуру замерзания и закипания воды. Хотела еще нормальный календарь сделать, но побоялась запутаться. Наньянский календарь тоже удобен. Он делит год на две половины: от осеннего равноденствия до весеннего и от весеннего до осеннего. Если помнить, что даты начала полугодий - 22 сентября и 20 марта (вроде так, во всяком случае, большая точность мне не требуется), то семьдесят восьмой день от весеннего равноденствия - это будет седьмое июня.

...До начала декабря температура днем не опускалась ниже нуля. Затем немного похолодало, и начались снегопады. Мокрый снег укутал деревья, покрыл опавшие листья белым покрывалом. Обнажая черную землю, я скатывала его в большие шары и лепила снеговиков.

Однажды, выйдя на прогулку, я обнаружила на поляне следы. Скорее всего, звери приходили сюда и раньше, но на земле кто ж разберет, а снег наконец указал на их визиты. Какое-то копытное потопталось вокруг моего любимого дуба. С тех пор я не выходила из дома без оружия.

В моем арсенале было предостаточно топоров, но все они были огромными, и только один подходил для маленькой лулу. Когда я впервые сняла его с держателей, он лег в руку, будто знал ее много лет. Металлическая рукоять на ладонь длиннее моего предплечья, на поверхности сделаны насечки, чтоб рука не скользила. Оканчивается она тяжелым набалдашником. Верхний конец полукруглого лезвия выступает далеко за рукоять. В полотнище топора несколько сквозных отверстий, форма которых напоминает узоры мандал Высокого дома, а с обратной его стороны - фигурный выступ. Зарядишь таким даже случайно врагу в висок - биться будет не с кем. Вес идеальный, не легкий и не тяжелый. Я держала топор в руке, и в душе просыпался шальной восторг. В тот же день я нашла ремень без обычных наньянских супер-пупер-наворотов, простой ремень с застежкой, дырками для язычка и несколькими петлями для ножей. Провертела пару новых дырок под себя, отрезала лишнее, надела, повесила два ножа в ножнах спереди и топор за спиной. Получилось отлично. Так с того дня и ходила.