Установление и Империя

В голосе начавшего говорить третьего собеседника чувствовалось недовольство.

— Мы могли быть осторожнее. Мы могли бы предварительно все выяснить. Мы могли бы все выяснить перед тем, как позволить ему отбыть. Вот что было бы подлинной мудростью.

— Это было обсуждено между нами и отвергнуто, — заявил Форелл, решительным жестом кладя конец этой теме.

— Правительство мягкотело, — жаловался третий. — Мэр — идиот.

Четвертый человек по очереди оглядел остальных и вытащил изо рта окурок сигары. Он небрежно швырнул ее в щель справа от себя, где она и исчезла в бесшумной, разрушающей вспышке, а затем саркастически заметил:

— Я уверен, что этот господин говорит так единственно по привычке. Здесь можно позволить себе откровенность и вспомнить, что правительство — это мы.

Раздался говор одобрения.

Взгляд четвертого собеседника уперся в стол.

— Тогда оставим политику правительства в покое. Этот молодой человек… этот иностранец мог стать возможным покупателем. Такие случаи бывали. Вы втроем старались умаслить его, уговаривали заключить предварительный контракт. У нас есть соглашение — джентльменское соглашение — против таких дел. Но вы его нарушили.

— И вы тоже, — проворчал второй.

— Знаю, — успокаивающе сказал четвертый.

— Тогда давайте забудем о том, что мы делали раньше, — нетерпеливо прервал Форелл, — и продолжим относительно того, что мы будем делать сейчас. Во всяком случае, мы бы ничего не добились ни его арестом, ни убийством. Мы даже сейчас еще не уверены в его намерениях и, что самое худшее, мы не можем уничтожить Империю, отняв жизнь у одного человека. Не исключалось, что по ту сторону границы многочисленные флоты только и дожидались его исчезновения.

— Именно, — одобрил четвертый. — Ну и что вы выяснили, захватив этот корабль? Я слишком стар для всей этой болтовни.

— Это можно изложить достаточно кратко, — мрачно сказал Форелл. — Он — имперский генерал или как там у них это называется. Он — человек молодой, в полном блеске проявивший себя на военном поприще — и мне сказали, что его люди на него молятся. Совершенно романтическая карьера.

Рассказанные ими истории правдивы, может, в лучшем случае наполовину, но даже с учетом этого мы имеем дело с человеком весьма примечательным.

— Кто это «они»? — поинтересовался второй.

— Экипаж захваченного корабля. У меня есть все их показания, записанные на микропленку, которую я храню в надежном месте. Позднее, если пожелаете, вы сможете ее посмотреть. Если сочтете это необходимым, вы сможете поговорить с этими людьми сами. Но я изложил вам самое существенное.

— Как вы все это вытянули из них? Откуда вы знаете, что они говорят правду?

Форелл нахмурился.

— Сударь мой, я не нежничал. Я их оглушил, накачал препаратами до обалдения и применил Зонд без всякого милосердия. Они заговорили. Вы можете им верить.

— В старые времена, — несколько не к месту заметил третий, — использовали бы чистую психологию. Безболезненно, как вы знаете, но очень надежно. Никакой возможности для обмана.

— Ну, мало ли что делали в старые времена, — сухо сказал Форелл. — Теперь новые времена.

— Но, — сказал четвертый с иронией, — что же он искал здесь, этот генерал, этот романтический удивительный человек?

Форелл резко взглянул на него.

— Вы думаете, он доверяет своему экипажу подробности государственной политики? Они ничего не знают. В этом отношении из них ничего не удалось вытрясти, а одной Галактике известно, как я старался.

— Что заставляет нас…

— Делать собственные выводы, разумеется, — пальцы Форелла снова мягко постукивали по столу. — Молодой человек — один из военных руководителей Империи, и, тем не менее, изображал из себя малоизвестного властелина нескольких разбросанных звезд где-то в закоулках Периферии. Одно это должно было бы убедить нас в его стремлении держать в секрете свои истинные мотивы.

Совместите его профессию с тем обстоятельством, что Империя уже содействовала одному нападению на нас во времена моего отца — и станет возможным исполнение самых зловещих ожиданий. Та первая атака провалилась. Сомнительно, чтобы после этого Империя позабыла о нас.

— Среди обнаруженных вами фактов не было ли чего-нибудь, подтверждающего такую версию? — осторожно спросил четвертый. — Вы ничего не утаиваете?

Форелл ответил в дружеском тоне:

— Я ничего не могу утаивать. Отныне не может быть и речи о деловом соперничестве. Мы призваны к единству.

— Патриотизм? — в высоком голосе третьего прозвучал смешок.

— К дьяволу патриотизм, — спокойно сказал Форелл. — Или вы думаете, что я бы отдал за будущую Вторую Империю хотя бы два клуба атомной эманации? Может быть, вы думаете, что для того, чтобы расчистить к ней путь, я рискнул бы хоть одной торговой миссией? Но неужели вы полагаете, что имперское завоевание поможет моему процветанию — или вашему? Если Империя победит, появится достаточное количество ворон, жаждущих падали и требующих вознаграждения после битвы.

— А мы-то и будем вознаграждением, — сухо добавил четвертый.

Второй из собеседников внезапно нарушил свое молчание и гневно дернулся в скрипнувшем под ним кресле.

— Зачем говорить об этом? Империя не может победить! Имеется же заверение Селдона, что мы в конце концов построим Вторую Империю. Это только очередной кризис. До него таких было уже три.

— Очередной кризис, да! — сказал Форелл. — Но во время первых двух мы имели Сальвора Хардина, чтобы направлять нас. При третьем был Гобер Мэллоу. Кого мы имеем сейчас?

Он мрачно посмотрел на остальных и продолжал:

— Селдоновские законы психоистории, на которые так удобно ссылаться, имеют, вероятно, в качестве одной из переменных некую естественную инициативу, свойственную части народа Установления. Законы Селдона помогают тем, кто сам себе помогает.

— Людей делают времена, — сказал третий. — Вот вам еще одна поговорка.

— На это с абсолютной уверенностью положиться нельзя, — проворчал Форелл. — Впрочем, вот как я себе представляю ситуацию. Если это — четвертый кризис, то Селдон его предвидел. Значит, его можно разрешить, и должен быть способ сделать это. Сейчас Империя сильнее нас; и всегда была сильнее. Но под угрозой ее прямого нападения мы оказались впервые. Поэтому сила ее становится смертельно опасной. Значит, если Империю можно побить, то это, как и во всех прошлых кризисах, должно осуществиться иначе, чем одной только силой. Мы должны найти слабую сторону врага и атаковать его с этой стороны.

— И что же представляет собой эта слабая сторона? — спросил четвертый. — Вы намереваетесь развить теорию?

— Нет. К тому-то я и веду. Великие лидеры нашего прошлого всегда видели слабости своих врагов и нацеливались на них. Но сейчас…

В его голосе звучала беспомощность, и в течение нескольких мгновений никто не отважился что-либо добавить.

Затем четвертый собеседник сказал:

— Нам нужны шпионы.

Форелл стремительно обернулся к нему.

— Правильно! Я не знаю, когда Империя нападет. Может быть, есть еще время.

— Гобер Мэллоу сам отправился в имперские владения, — заметил второй.

Но Форелл покачал головой.

— Такая прямолинейная тактика нынче неуместна. Никто из нас не отличается особой молодостью, и все мы заржавели в бюрократии и административных мелочах. Нам нужны молодые люди, которые сейчас уже действуют…

— Независимые купцы? — спросил четвертый.

И Форелл, кивнув, прошептал:

— Если еще есть время…