Дети зимы

Позади никого не было. Никто не может подобраться к нему с этой стороны, когда на юте — Горилла. Так что следи, чтобы снежные кроты продолжали бежать, Морг, и все будет в порядке.

Как во сне, Малышка стреляла мимо и опять мимо, и каждый раз ее все сильнее душил страх, что кошмарная, невероятных размеров цель придвинулась ближе. Наконец одна из ее пуль поражала врага, и преследователь падал; в воздухе мелькали лыжи, слышался треск опорных планок паруса. А если он все-таки продолжал гнаться за ними. Горилла всегда успевал вовремя свалить его.

Это не могло быть правдой — столько убийств; не могло такого быть с ней, с племенем, с человечеством. Как может такое происходить — ведь людей в мире так мало! И однако Малышка знала, что если она прекратит стрелять, ее убьют, и то же случится с Гориллой, и с Тюрей, и с остальными, а эти жизни, с ее точки зрения, являлись в тысячу раз более важными, чем жизни ловцов мяса. Поэтому, несмотря на все свои убеждения, Малышка снова и снова продолжала убивать.

Тюрю такие тонкости не заботили. В руках у него было ружье, на снегу изобилие врагов. Раздумывать, что такое враг, ему никогда не приходило в голову, так же как и раздумывать, что такое ружье. На текущий момент его задачей было стрелять гадов, что он и делал. И был доволен.

Как бы примитивны ни были мотивы Тюри, может, и они были не столь просты, как те, что заставляли Гориллу попадать в цель гораздо чаще, чем возможно для обычного человека. Горилла сражался за все человечество, воплощенное в экипаже «Южного Креста». Если погибнет он, если погибнут они, погибнет весь мир; ибо есть человеческий род, в чем Горилла был уверен, уже давно одно его племя, ловцов мяса он людьми не считал. В его душе племя было целым миром, и он думал, что они достойны лучшего, что есть в мире. Три агрессора налетели на «Южный Крест», поливая палубу огнем, и нога Гориллы дернулась, будто что-то ударило по ней, но боли он не почувствовал. Превращенный своей страстью в машину. Горилла выстрелил три раза, и трое были убиты…

Тревога внутри каюты грозила перерасти в панику.

— Могли бы нам сказать по крайней мере, что там делается, свиньи эдакие, — громко жаловалась Кокарда. — Они не понимают, что это такое сидеть здесь взаперти и ничего не знать… Черт возьми, может, ловцы уже захватили лодку, а мы и не знаем!

— То-то мне послышался чужой голос, — уныло поддакнул Прутик.

— Что? О Боже! Я тоже слышу! Кто это?

— Это Горилла.

— Господи, ну конечно. Ты что, хочешь, чтобы я с ума сошла, черт бы тебя побрал?

— А другой голос — не Гориллы, я так думаю.

— Хорошо, кто же тогда это был?

— Не знаю. Ловец мяса, может быть?

— Ловец мяса! — захныкала Кокарда. — Господи, что это? — Она начала бешено отбиваться.

— В чем дело? — Прутик пытался придержать ее.

— Он тут, с нами! Схватил меня! Держи его, Прутик!

В темноте каюты началась отчаянная борьба.

— Ребенок! Смотри не задень ребенка!

— Боже, о Боже, он меня поймал! Не могу двинуться. Где ты, Прутик?

— Я здесь, здесь. Прямо рядом с тобой.

— Ах, это ты, да? Слезь с меня, скотина. А где этот подлец?

— Он… Должно быть, там, в другом углу.

— Господи. А, вот ребенок. Не двигайся, Прутик, черт возьми.

— Я и не двигаюсь.

— А кто тогда двигается?

— Он, я думаю.

Кокарда завыла от беспредельного ужаса и отчаяния.

— Я же не просила, чтобы меня засунули в эту поганую лодку! — голосила она.

— Что у них там делается? — поинтересовался Горилла, когда стрельба на короткое время утихла. «Южный Крест» раскачивался в такт глухим ударам, доносившимся из каюты. По временам к шуму примешивались вопли.

— Они дерутся, — довольно отметил Тюря.

Ловцы мяса на время отложили атаку, держась наравне с лодкой, они скользили параллельно ей, вздымая лыжами серебряные перья снега «Южный Крест» заметно снизил скорость: снежные кроты устали. Маленькие лодки за кормой приблизились; видно было, как на них движутся люди; над крохотными палубами распускались огромные паруса.

— Воздушные змеи, — сказала Малышка.

— Это плохо.

Воздушные змеи, привязанные к лодкам, реяли на ветру, как хищные птицы, поднимаясь над «Южным Крестом», и опять раздались удары пуль в дерево. С безукоризненной согласованностью повели атаку лыжники, сближаясь всей массой. Лодки за кормой быстро сокращали дистанцию с помощью змеев. Снайперы, сидящие на носу каждой лодки, открыли стрельбу.

— Вперед, на нос! — крикнул Горилла. — За каюту! Это наш единственный шанс!

Пули сыпались на отступавших сверху, сзади и с обеих сторон. Пробравшись на нос, они присоединились к Моргу; тот сидел, прислонившись к каюте, с закрытыми глазами. Прижавшись к низкой деревянной переборке, защитники «Южного Креста» отсчитывали последние секунды перед тем, как лодка будет захвачена штурмом. Никто не произносил ни слова; каждый истекал кровью и мучился сознанием поражения.

Это был конец. Под градом пуль лодка заканчивала последние метры своего путешествия.

Морг открыл глаза. Горилла взглянул на него, потом взглянул еще раз, внимательнее. У Морга был вид человека, которого преследуют призраки: потерянный, несчастный взгляд, будто он соприкоснулся с самим дьяволом…

— Горилла! Смотри! — воскликнула Малышка.

Впереди, поднявшись на дыбы, к ним шли огромные белые изваяния. Их были десятки, даже сотни, выстроенные в неровную шеренгу поперек снежной пустыни. Все — с мордами, обращенными к ветру; высоко поднятые носы поворачивались из стороны в сторону, ища добычу, как обещал им незнакомый голос в их головах…

Спотыкающиеся снежные кроты протащили «Южный Крест» сквозь грозные ряды, на них не обратили внимания. Лапы пришли сюда не за этим; кроты и лодка не являлись врагами или едой. Еда ожидала чуть дальше — в центре гигантского полумесяца, образованного хищниками. Вот она — черные фигурки, которые копошатся впереди, кидаются во всех направлениях, пытаясь повернуть назад, но ветер неумолимо толкает их прямо в распахнутую лопушку…

Концы полумесяца двинулись друг к другу, и круг сомкнулся.

— Не думаю, чтобы я пожелала этого кому бы то ни было, — тихо произнесла Малышка. Экипаж «Южного Креста» стоял на крыше каюты и смотрел на начавшуюся бойню.

— А я бы пожелал, — сказал Морг.

21

Никто не считал дни — или недели, — пролетавшие над «Южным Крестом», устремившимся на юг. Племя поддерживало свое существование запасенными консервами, разнообразя их дичью, которую Горилла ухитрялся подстрелить по дороге: горностаями, песцами, снежными зайцами. Вкусы снежных кротов удивляли Гориллу. Они ели все что угодно, предпочитая, впрочем, мясо. Правда, от спаржи они отказывались наотрез, а за брокколи принимались, только когда больше ничего не было.

Морг предложил распрягать их раз в сутки, чтобы они сами искали себе еду, и каждый вечер сам отвязывал животных; они немедленно принимались зарываться в снег и почти мгновенно исчезали из виду. Это тревожило остальных, но Морг их успокоил, заверив, что может созвать кротов обратно в любое время. Звери теперь безотказно повиновались и мысленным, и словесным командам.

Морг так и не выяснил, что они находили под снегом; он предполагал, что некоторые виды мелких животных сумели приспособиться к жизни внизу. Однажды он видел, как Клык ел темную массу из погибших растений, которую нашел на том уровне, где лед переходил в прежнюю почву. Снежный крот размягчил это месиво теплом своего тела; Морг решил, что такой способ использовали и мелкие травоядные.

Ближе к югу кроты ни с того ни с сего отказались зарываться в снег. Они сидели кучкой, тревожно озираясь, принимали то небольшое количество пищи, которое Морг мог им выделить; но сами не делали попыток позаботиться о еде.

— Им не нравится, что там, внизу, — сказала Малышка, наблюдая за животными с носовой палубы.

— Старик, помнится, говорил про океан, — произнес Горилла. — Может, там внизу океан…