След Фата-морганы

НОЧЬ - Чтобы отдохнуть от домашних дел, дорогая. (К-м "Золушка). Смотритель включил фары. По обеим сторонам дороги стеной стоял черный лес, клочок освещенного асфальта перед колесами, огоньки глаз позади — вот и все, что выделялось во мраке. Изредка лучи фар выхватывали еще какую-нибудь лиану, непонятно как оказавшуюся в зимнем лесу и нависшую над дорогой, или бок спешащего скрыться в кустарнике диковинного зверя. В машине молчали, только один раз Анатолий сказал, наклонившись к смотрителю: — Серж обещал засесть на чердаке с пулеметом. — Борода не полезет под выстрелы, — возразил смотритель. Ольга находилась в каком-то странном оцепенении, ей казалось, что день еще не окончен, она все еще чего-то ждала. Мелькающие позади огоньки мало занимали ее, что-то более важное требовало осмысления, ворочалось в сознании, беспокоило. Едва машина въехала на поляну перед Убежищем, над его крышей поднялась луна, залив округу мертвенно белым светом. — Серж включил прожектор, — обрадовался Анатолий. — Теперь ни один черт незамеченным не подберется! Оставленный возле крыльца автомобиль смотритель несколькими движениями превратил в кресло с витыми ножками, взвалил его на спину Анатолию и отправил в дом, а сам задержался, чтобы накормить собаку. Первой в дом вошла Марта, за ней Ольга и последним Анатолий. Он поставил кресло у камина, уселся и спросил у стоящего с карабином в руках Михаила: — Серж нам поесть оставил что-нибудь или все уволок на чердак? — Консервы, — лаконично ответил Михаил, не сводя глаз с приоткрытой двери. Бабка Марта скептически посмотрела на злосчастную банку килек в томате, но промолчала. Появился смотритель, запер дверь и прошел, шаркая подошвами, прямо к камину. Анатолий уступил ему место, а сам расположился прямо на полу, на медвежьей шкуре, с наслаждением вытянул ноги: — Славный был денек, не правда ли? Ему никто не ответил: бабка Марта резала хлеб и мазала маслом, Михаил раскуривал сигарету, старик разжигал огонь в камине, а Ольга все еще стояла посреди комнаты, бездумно глядя в окно. За окном шел снег. Крупные хлопья медленно плыли в лучах лунного света и садились на землю, чтобы тут же съежиться под тяжестью новых хлопьев, а может и не съежиться, а просто улечься снежинка к снежинке и лежать так долго-долго до самой весны. — Отвратительный день! — вдруг громко сказала Ольга. На секунду замерли руки Марты, уронил полено старик-смотритель, обжег пальцы спичкой Михаил, удивленно вздернул бровь Анатолий. Потом все зашевелились, как ни в чем не бывало. Смотритель подобрал полено, Марта закончила бутерброд, Михаил погасил спичку, Анатолий опустил бровь и принялся насвистывать какой-то мотивчик. — Отвратительный мир! — продолжала Ольга. — Ненормальный мир, населенный чудовищами! Она резко повернулась и пошла наверх, отчетливо впечатывая каждый шаг в скрипучие деревянные ступеньки. В комнате наступило молчание. Хлеб крошился в руках у бабки Марты, а масло почему-то падало с ножа на столешницу. — В первый раз мне тоже так показалось! — с преувеличенной бодростью сообщил Анатолий.

Марта быстро утерла глаза краем платка и продолжала резать хлеб, Михаил закашлялся и швырнул сигарету в огонь.

- Ничего удивительного. Слишком много впечатлений.

Марта бросила нож на стол и заплакала, уже не скрываясь. Михаил подошел к ней и обнял за плечи:

- Ну, чего ты? Ведь все, как всегда окончилось благополучно!

- Благополучно? Ты ведь знаешь, что мы здесь в последний раз?! Никогда еще мы не приходили сюда в такой темноте! Кто сможет в следующий раз преодолеть дорогу? Ты, я или Сережа, которого едва не убили прошлой ночью? Сколько нас было вначале, и сколько осталось!

- Дела, дела у всех, - пробормотал Анатолий.

- Дела? У Димы тоже дела?

- У Димы - инфаркт, - хмуро признал Анатолий.

- У Димы инфаркт, Сашка спился, Надежда запуталась со своими мужьями, Люда не отходит от внука, потому что он не нужен никому, кроме нее! Кто следующий? я уже боюсь заглядывать в почтовый ящик, потому что каждое письмо без  адреса несет в себе весть об очередной беде. Я устала! Я устала от бессмыслицы жизни, устала от бабьих сплетен, от повседневной озлобленности, от злобной зависти к малейшему проблеску света, к чужой радости, устала от привычной грязи и серости наших улиц, от малолетних проституток и валяющихся в подъездах трупов, до которых никому нет дела! Я устала биться о стену, я не вижу выхода! Каждый раз, возвращаясь отсюда, я хотела принести людям кусочек света...

— Замолчи!

Смотритель резко поднялся, губы его тряслись, морщины на лице стали еще глубже.

Анатолий погладил ладонью медвежью шкуру:

— Принцесса Марта, от тебя я истерики не ждал.

Бабка Марта судорожно смахнула слезы и отвернулась.

— У тебя чудная внучка, значит, жизнь прожита не напрасно.

— Да, но я двоюродная бабка, у меня никогда не было своих детей!

— Я тебя искал, принцесса Марта, — с горькой усмешкой сознался Михаил.

— Но не нашел. Что проку в письмах без адреса, которые приходят неизвестно откуда, которые шлешь неизвестно куда?! Я боюсь возвращаться, потому что никогда больше вас не увижу! Что такое все ужасы этого мира по сравнению с обыденностью нашего? Детский лепет! — Ты еще и трусиха, — констатировал Анатолий. — Если боишься возвращаться, оставайся здесь, выделят тебе сектор, будешь пасти драконов и перевоспитывать Бороду. Бабка Марта невольно оглянулась на смотрителя. Старик стоял с каменным лицом и медленно постукивал по ладони трубкой. — Остаться? Смотритель ничего не ответил. Ольга сидела в своей комнате и смотрела, как пляшут за окном снежинки в столбе лунного света. Летать. Свечой взмывать в вышину и захлебываться горьким воздухом. Тело выгибается в бешеном рывке, отшвыривал землю далеко вниз. Воздуха. Дайте воздуха. К черту гравитацию, да здравствует свобода! Луна, ты сегодня до безумия красива. В твой свет хочется зарыться лицом и проникнуться белой пустотой. Звезды — колючие льдинки, вы обжигаете пальцы холодом. Скорость Мучительная боль деревенеющих мускулов. Только бы не упасть. Только бы не упасть, господи! Какая ослепительная чернота впереди. Ночь висит над землей. Снегопад. Сначала плыть в неподвижном воздухе, потом ринуться вслед за порывом ветра. Кружиться, кружиться в снежном ветровороте, а потом опуститься на озаренную ночным светом поляну посреди леса. Безмолвные деревья, четкие тени, а между ними мириады крохотных искорок в голубоватом снежном покое. Идти босиком по волшебным огонькам, тонуть в пушистом снегу и пьянеть от звенящего воздуха... Стучат! — Стучат, бабушка! Ольга сбежала по лестнице и отодвинула засов прежде, чем кто-либо шевельнулся. На пороге стоял белый паук, усыпанный снегом, и с полуоторванной восьмой лапой. — Флаер сбили над лесом, — сказал он мрачно. — Положение очень скверное. — Куда?! — Марта успела перехватить Ольгу. — Ночь! — Пусти! Марта оттащила Ольгу от двери, Анатолий проворно вскочил, впустил паука и захлопнул дверь. На чердаке застучал пулемет. Ольга заплакала, по-детски растирая слезы кулачками. Смотритель со злостью пнул кресло ногой, а Михаил схватил оставленный было карабин. — Серж, что там?! — крикнула бабка Марта, стараясь перекричать рокот выстрелов. Пулемет умолк. С чердака спустился слегка запыленный Сергей с яблоком в зубах. Прожевав откушенный кусок, он сообщил:

— Спугнул каких-то лохматых тварей. — Серж, — Анатолий забрал у него яблоко, протер о рукав и с большим удовольствием впился зубами, — ням приням ня. — Что?! — Я говорю, нас в лес приглашают. Ночное сафари. Смотритель швырнул трубку в камин: — Да вы с ума посходили! — Ну отчего же? — возразил Михаил. — Раз уж мы здесь в последний раз... Лично я желаю еще поднабраться сил перед возвращением, отдохнуть от неопределенности. Я — за. — Я тоже, — обрадовался Сергей. — Надо запастись едой, — забеспокоилась бабка Марта. — Неизвестно, когда вернемся, а с рассветом надо уходить! Будет ли время на завтрак? — Детей брать не будем, — предложил Анатолий. У Ольги мигом высохли слезы: — Я пойду с вами! Вы не посмеете меня оставить! — Олег просил тебя не ходить, — сказал молчавший доселе паук.