Сахара

- У меня для тебя имеется кое-что интересное: небольшая цистерна.

- Да? И какой марки?

- "Берлье". Она здесь. Если бы ты захотел глянуть...

Снова жарища. Этьен обходит грузовичок, замечает, что он не новый, но в прекрасном состоянии, после чего обращается к одному из своих негров:

- Турэ, а ну-ка проедься на ней для пробы.

Турэ это вам не просо негр. У Этьена он надзиратель, а это важная должность. Платят ему больше, чем другим, что позволяет ему обладать внешними признаками богатства. Вечная его улыбка украшена семью золотыми зубами. Жаль только, что у него не осталось денег на пополнение гардероба, потому что в кабину он садится, придерживая рукой шорты, раза в три большие, чем его размер.

Стартер, скрежет коробки передач, и семь блестящих зубов теряется в туманах пыли. Испытание проходит успешно.

- И сколько ты за нее хочешь?

- Восемьдесят тысяч франков.

Это не первая наша сделка. Я не пытаюсь получить слишком большую выгоду, а он не торгуется. После всего, он сам займется пошлинами и заплатит мне французскими франками.

- А вторую, небольшой синий "рено", видел?

- Ну да, заметил. Хорошая тачка.

Этьен на мгновение задумывается.

- А ты знаешь, возможно, что у меня на него будет покупатель. Это француз, который основал ферму возле шоссе на Зинзана. Месяц назад он хотел купить машину.

- У тебя имеется возможность с ним связаться?

- Можно будет устроить, пошлю кого-нибудь. Пообедаем вместе?

Мы как раз пьем кофе, когда - приятная неожиданность - белый фермер, которому Этьен собирался сообщать, появляется лично и весьма заинтересованный. Это коренастый бородач в шортах, в зубах на дебильной роже торчит трубка; сам он инженер-агроном или какой-то подобного типа урод.

Урод осматривает грузовик. Видно, что он разбирается в этом как свинья в апельсинах, но склонен машину взять. Я требую от него сорок тысяч франков.

- Цена хорошая. Но остаются еще таможенные формальности, месье же знает, что законы...

- Никаких проблем. Я все устрою. Приезжайте ко мне вечером, около шести. К этому времени у меня будут все необходимые бумажки.

Потом я возвращаюсь к себе. Городские улицы уже раскалены. Красная пыль, присутствующая абсолютно везде, наиболее неприятна именно в эти жаркие часы. Единственное, что остается, это воспользоваться прохладой собственного дома на время сиесты, в компании парочки захваченных по дороге черненьких попочек.

Около пяти вечера трогаюсь в путь. Предстоит устроить не очень приятные вещи - визит к господину Кретину, начальнику таможенного управления в Сегу.

Это гора черномазого сала, жирная и продажная. При этом он сознательно ездит по Сегу на самой последней модели "Мерседеса". В Мали таможенный начальник означает одно: массу бабок, а точнее - богатство и немереная талия. Я его терпеть не могу, он же меня просто ненавидит. Мне он нужен, чтобы освобождать мо товары от пошлин, ибо, выполняя все законы, мне бы пришлось платить бешенные деньги. Я же ему нужен для того, чтобы поддерживать соответствующий жизненный уровень.

Я посещаю его в его конторе, пустой и грязной комнате, в которой он тиранит своих подчиненных. Сейчас он, одетый в голубое бубу, лежит, разлившись в огромном кресле и немилосердно потея, несмотря на вентилятор. Я сажусь напротив.

- Ну чего, толстяк, как дела?

Он терпеть не может, когда я обращаюсь к нему подобным образом и тоном. Здесь его уважают, и мое сознательное пренебрежение доводит его до бешенства. На запястьях он таскает кучу золотого лома: часы, цепочки, браслетки - и все это максимальных размеров.

- У меня все хорошо. Чего ты хочешь?

Чтобы поговорить со мной, он специально отослал секретаря. При наших деловых беседах свидетелей никогда нет.

- Мне нужно освободить грузовик от пошлин, толстяк.

- Регистрационные документы имеются?

При этом он перебирает своими пальцами-сардельками, отягощенными золотыми перстнями. Чует, гад, бабки. Бросаю документы на стол.

- Хорошо. Это будет стоить четыре тысячи франков.

- Это что еще за дела? Удваиваешь цены?

Толстяк гаденько усмехается.

- Выдавливать у тебя бабки, Чарли, это сплошное удовольствие. Но ведь ты всегда все можешь оформить и официально. Только это будет тебе стоить всего лишь шестьдесят тысяч франков.

Самое паршивое, что эта куча жира на сто процентов права.

- Ладно, за работу, заполняй свои формуляры, не люблю я долго торчать в твоей конторе.

- Тебе не нравится мой кабинет?

- По мне, так тут воняет.

На сей раз он оскорблен.

- Не забывай, что разговариваешь с малийским государственным служащим. Это могло бы тебе дорого стоить.

- Мне это уже и так дорого стоит. И вбей себе в башку, что только лишь по причине твоего высокой должности я не набил тебе харю. В тот день, когда тебя выкинут, ожидай пинка в задницу и от меня. Ну давай уже, хлопай свои печати, я плачу тебе достаточно много, чтобы не терять времени понапрасну.

Он не находит ответа и, опасаясь, что его сотрудники услышат мои крики, в конце концов укладывает перед собой бланки освобождения от таможенных пошлин и штампует на них печати. Правда, это не мешает ему провозглашать следующие комментарии:

- Такие как ты разрушают экономику страны.

- Заткнись, толстяк.

- Вот такие вот спекулянты и контрабандисты...

- Я тебе уже сказал, заткнись и пиши.

Для его страны я делаю гораздо больше, чем этот жирный взяточник. Но я не стану тут читать ему лекции. Плачу, размышляя над тем, какого черта приходится терпеть эту сволочь. Коррупция африканских чиновников, которая раньше меня забавляла, теперь начинает мне выходить боком. Так что бросаю банкноты ему на стол и сматываюсь.

***

Когда я приезжаю домой, еще не остыв от разговора с жирной свиньей, нос в нос сталкиваюсь с другим толстяком. Ахмед впустил полицейского шефа. Он чуточку менее жирный, чем тот, потому что его пост не позволяет ему воровать столько же.

Он заверяет меня, что крайне рад нашей встрече. Обрываю все эти любезности, вытаскивая банкноту. Полицейский делает оскорбленный вид, но у меня нет желания терять на него время. Этот громадный негр ведет со мной добродушно, но в своем комиссариате делается истинным сукиным сыном. Громадные лопаты, служащие ему вместо рук, пользуются дурной славой среди населения Сегу. Как-то раз Ахмед имел возможность перевязывать двух нищих, которые прошли через его контору, и я лично мог удостовериться в величине ущерба. Только негр может пережить подобные побои. Ах, насколько была бы прекрасней Африка без этих сволочных чиновников!