Большая планета. Дилогия (Большая планета. Плавучие театры)

«Но он не сказал ничего приятного!» — возмутился Войвод.

Настоятель терпеливо устремил взор на перламутровые панели купольного зала: «В Миртопрестольном храме никто не может рассчитывать на лесть или на уклончивое многословие. Оракул говорит правду — и ничего, кроме правды».

Войвод побагровел пуще прежнего и надул щеки: «Хорошо, еще вопрос. Разбойники из Дельты совершают набеги на Криджинскую долину и похищают скот. Мои солдаты вязнут в грязи и в тростниковых топях. Как избавиться от этих нападений простейшим способом? Что я могу сделать?»

«Озеленить Имсидиптийские высоты сетчатой лозой».

Войвод стал грязно ругаться, брызгая слюной; настоятель поспешно сказал оракулу: «Будь так любезен, объясни подробнее».

«Обитатели Дельты предпочитают питаться раковинными моллюсками. На протяжении веков они выращивали этих моллюсков на отмелях. Твои подданные выпасали печави на склонах Имсидиптийских высот настолько интенсивно, что теперь эти районы практически лишены растительности, и дожди смывают в реку Паннасик большое количество ила. Ил осаждается на отмелях, где выращивают моллюсков, и моллюски погибают. Голод заставляет обитателей Дельты угонять скот из долины. Для того, чтобы избавиться от разорительных набегов, устрани их причину».

«Эти предатели ведут себя дерзко. Я желаю им отомстить».

«Таким образом ты не решишь свою проблему».

Войвод вскочил на ноги, схватил каменный кувшин, стоявший внутри его паланкина, и в бешеной ярости швырнул его в оракула. Кувшин ударил оракула в грудь. Настоятель возмущенно поднял руку. Войвод бросил на жреца взгляд, полный черной ненависти, отшвырнул в стороны девушек, стоявших за креслом, и запрыгнул в паланкин. Четыре чернокожих носильщика молча подняли шесты на плечи и направились к выходу.

Оракул закрыл глаза. Он задыхался, судорожно глотая воздух. Его пальцы сжимались и разжимались. Глистра, непрерывно следивший за прорицателем, бросился было вперед, но Наймастер удержал его: «Ты с ума сошел? Тебе жить надоело?»

Коромутин, проходивший мимо, многозначительно обронил: «Ждите меня в коридоре».

«Торопись!» — успел ответить Глистра.

Коромутин покосился на него с молчаливым презрением и скрылся в глубине какого-то прохода. Наймастер и Глистра прошли в коридор. Тянулись бесконечные десять минут. Коромутин вернулся в своей обычной белой тунике с рифленым воротником. Не сказав ни слова и даже не повернув голову, он прошел мимо и стал подниматься по блестящим ступеням, покрытым киноварным лаком. Лестница выходила на кольцевую арочную галерею, окаймлявшую основание купола. Сквозь проемы высоких арок Глистра видел весь оазис и, в дрожащем над пустыней воздухе, смутные очертания озаренных вечерним солнцем черных обсидиановых холмов.

Коромутин поднялся по еще одному лестничному пролету, и они вышли в другой кольцевой коридор — на этот раз с внутренними арками, позволявшими смотреть сверху на подкупольный зал. Коромутин повернул и зашел в небольшое помещение. Там сидел за столом человек, которого можно было бы назвать братом-близнецом жирного Коромутина. Знаком предупредив Наймастера и Глистру, что им не следовало заходить в эту контору, Коромутин приблизился к столу и что-то очень серьезно сказал, получив столь же серьезный ответ.

Коромутин подозвал Наймастера: «Это Жантиль, рукоположенный заведовать хозяйством. Он может оказать нам содействие, если твой отец согласится предоставить ему еще один высококачественный порфировый кинжал, не хуже моего».

Наймастер выругался, но проворчал: «Это можно устроить».

Коромутин кивнул, а низенький толстяк за столом, словно ожидавший такого сигнала, поднялся на ноги и вышел в коридор.

«Жантиль видел женщину, о которой вы хлопочете, — доверительно произнес вполголоса Коромутин. — Он проведет вас в отведенное для нее помещение. Оставлю вас на его попечение. Соблюдайте осторожность — здесь, наверху, руководство не терпит никаких вольностей».

Теперь они следовали за Жантилем по бесконечным коридорам, а затем вверх по еще одному лестничному пролету. Глистра услышал звук, заставивший его застыть на месте: низкое тихое гудение, поразительно знакомое.

Жантиль нетерпеливо обернулся: «Пойдемте, я покажу вашу женщину, и мое дело будет сделано».

«Что производит этот звук?» — спросил Глистра.

«Взгляните через решетку — и вы увидите источник звука. Это организм из стекла и металла, говорящий голосами издалека — драгоценная, полезнейшая в своем роде вещь, но она не имеет отношения к нашему делу. Пойдемте».

Глистра припал лицом к решетке. Он видел современное электронное оборудование, установленное и соединенное кем-то, кто явно импровизировал, но понимал назначение приборов. На грубо сколоченном столе стояли громкоговоритель, микрофон и панель управления, а за ней — не меньше двадцати параллельных гнезд с печатными платами, блестевшими миниатюрными конденсаторами, резисторами и транзисторами... Клод Глистра не верил своим глазам: перед ним открывалось множество новых, неожиданных возможностей.

«Пойдемте, пойдемте! — начинал нервничать храмовый завхоз. — Я хочу, чтобы моя голова осталась на плечах, даже если вы нисколько не беспокоитесь о своей».

«Сколько еще идти?» — резко спросил Наймастер.

«Несколько шагов, не более того — и вы увидите свою женщину. Но предупреждаю: никто не должен знать, что вы здесь. Иначе вас бросят в камеру, чтобы высосать мозги из ваших черепов — если в них еще что-то осталось».

«Как ты сказал?» — угрожающе надвинулся на чиновника Глистра. Наймастер схватил его за руку и настойчиво прошептал ему на ухо: «Не восстанавливай против себя старого дурака. Без него мы никогда ее не найдем».

Глава 18

Они продолжали идти по выстланному толстым зеленым ковром кольцевому коридору, пологая кривизна которого не позволяла видеть далеко вперед. Наконец Жантиль остановился у массивной деревянной двери. Пугливо посмотрев направо и налево, он пригнулся явно привычным движением и заглянул внутрь через узкую прореху, образованную петлями между дверью и косяком.

Обернувшись, он подозвал Глистру движением пухлой ладони: «Вот, смотрите. Убедитесь в том, что она здесь — после чего нам нужно уходить. В любую минуту может появиться Меркодион, верховный надзиратель храма!»

Мрачно усмехнувшись, Клод Глистра заглянул в прореху.

Нэнси! Она сидела, поджав ноги, в мягком кресле, откинув голову назад и полузакрыв глаза. На ней была свободная пижама из тускло-зеленой парчи, ее чистые волосы блестели — она выглядела так, словно только что выкупалась и привела себя в порядок. На ее лице не было никакого выражения — точнее, никакого выражения, значение которого мог бы распознать Глистра.

Левой рукой Глистра нащупал засов двери, правой взялся за лучемет. Жирный завхоз стал кудахтать: «Что вы делаете? Отойдите, сейчас же! Нам пора уходить!» Он хватался раздраженными пальцами за рукав Глистры.

Глистра оттолкнул его: «Наймастер, позаботься об этом подонке!»

Отодвигать засов не понадобилось — он был открыт. Глистра распахнул дверь и встал в ее проеме.

Нэнси широко открыла глаза: «Клод?»

Медленно опустив ноги на пол, она встала. Она не бросилась к нему в порыве радости и облегчения.

«Что происходит? — тихо спросил он. — Что с тобой случилось?»

«Ничего, — равнодушно ответила она. — Я в полном порядке».

«Тогда пойдем! У нас мало времени».

Глистра обнял ее за плечи — девушка казалась вялой, оглушенной.

Наймастер держал завхоза за загривок. Глистра взглянул в испуганные, возмущенные глаза храмового чиновника: «Назад, в радиорубку!» Завхоз резко повернулся, высвободившись из хватки Наймастера, и засеменил по освещенному янтарным закатом коридору, что-то жалобно приговаривая на ходу.

Они спустились по лестнице и поспешили по коридорам, взаимное расположение которых Глистра помнил очень смутно. В одной руке Глистра держал лучемет, в другой — руку Нэнси.