Большая планета. Дилогия (Большая планета. Плавучие театры)

«К чертовой матери предварительные обряды! — завопил лорд Войвод. — Так или иначе, я не могу не заметить ничтожное число мудрецов, соблаговоливших почтить мое присутствие. Без таких скоропалительно организованных предварительных обрядов вполне можно обойтись. Перейдем к диссертации. И выберите здорового оракула, помоложе — реббира, бода или джуйярда».

Настоятель поклонился: «Мы постараемся удовлетворить ваши пожелания, Войвод». Настоятель повернулся, услышав какой-то звук: «Оракул прибыл».

Два префекта вошли в зал, поддерживая под локти черноволосого мужчину в длинной белой рубахе. Мужчина озирался по сторонам, как затравленный зверь.

Лорд Войвод презрительно взвыл: «И это жалкое существо будет мне советовать? Тьфу! Он дрожит от страха — на что он способен?»

«Не беспокойтесь, лорд Войвод, — с невозмутимой любезностью отозвался настоятель. — Устами оракула глаголет мудрость четырех».

Несчастного в белой рубахе подняли и посадили в кресло на возвышении — его так сильно трясло, что кресло задрожало вместе с ним.

Лорд Войвод наблюдал за происходящим, не скрывая отвращения: «Не будет преувеличением сказать, что мои советы пригодились бы ему больше, чем его советы — мне, даже несмотря на его учетверенную мудрость. Он ничего не соображает от ужаса. Опять же, драгоценные мгновения моей жизни растрачены впустую! Где я найду исцеление?»

Настоятель пожал плечами: «Мир велик. Возможно, где-то прорицают ясновидцы, способности которых превосходят прозорливость оракулов Миртопрестольного Родника. Лорд Войвод мог бы воспользоваться услугами такого всезнающего пророка и получить исчерпывающие ответы на свои вопросы».

Войвод фыркнул, но замолчал.

Появился Коромутин — торжественная и впечатляющая фигура в жестком церемониальном одеянии. Коромутин поднялся на возвышение, снял шприц с конической белой шапки и погрузил его иглу в шею оракула. Оракул напрягся — спина его выгнулась дугой, локти рук, схвативших ручки кресла, приподнялись, как крылья бабочки, подбородок выдвинулся вперед и вверх. Какое-то мгновение несчастный неподвижно сидел в таком положении, после чего обмяк в кресле, как мешок с мокрыми водорослями. Схватившись за голову руками, он принялся растирать лоб.

В зале воцарилась мертвая тишина. Оракул продолжал растирать лоб.

Его нога дернулась. Его опущенная голова тоже стала подергиваться — вверх и вниз. Из его рта стали доноситься звуки. Оракул поднял голову, дико озираясь. Его плечи трепетали, ступни судорожно постукивали по гладкому деревянному настилу, нос морщился и кривился то налево, то направо. Торопливый бессмысленный говор вырвался у него из груди, постепенно становясь все визгливее. Оракул закричал хриплым ревущим басом. Все его тело извивалось и тряслось — быстрее, еще быстрее. Он вибрировал так, как если бы под креслом был установлен быстро вращающийся коленчатый вал.

Клод Глистра не отрывал глаз от оракула: «Это мудрость?»

«Тихо!»

Мужчина в белой рубахе агонизировал — его лицевые мышцы натянулись, как веревки, глаза выпучились, как полусферические линзы.

Лорд Войвод наклонился вперед, улыбаясь и кивая. Повернувшись к настоятелю, почтительной позой выразившему готовность выслушать замечания клиента, он задал вопрос, который нельзя было расслышать из-за воплей и вздора, доносившихся с возвышения. Настоятель спокойно кивнул, выпрямился и заложил руки за спину, рассеянно покачиваясь на каблуках.

Оракул успокоился и замолчал. Он сидел неподвижно, с просветлевшим блаженным лицом — казалось, агония очистила его душу от всего обыденного и вульгарного, наполнив ее великим задумчивым покоем.

Теперь, в тишине, вежливые слова настоятеля, обращенные к Войводу, стали отчетливыми: «Его состояние уравновесилось. Задавайте вопросы — через пять минут он умрет».

Войвод напряженно вытянул шею: «Оракул, отвечай! Сколько мне осталось жить?»

Оракул устало улыбнулся: «Ты задаешь пустяковый вопрос, но я отвечу. Почему нет? Твоя поза, твои жесты, цвет твоего лица и некоторые другие соображения позволяют заключить, что тебя снедает внутренний язвенный недуг. Твое дыхание отдает вонью разложения. Думаю, что тебе осталось жить не больше года».

Лицо Войвода перекосилось, он прокричал настоятелю: «Уберите этого лжеца! Я заплатил рабами редкого качества, а он осмеливается врать мне в лицо...»

Настоятель успокаивающе поднял ладонь: «Паломничество к Миртопрестольному Роднику совершают не для того, чтобы услышать лесть или проглотить подслащенную пилюлю, Войвод. Ты слышишь истину — истину без прикрас».

Войвод повернулся к оракулу: «Как я мог бы продлить свою жизнь?»

«Медицину нельзя назвать точной наукой. Разумный режим предусматривал бы воздержание от пряной, соленой и сладкой пищи, полный отказ от стимулирующих наркотиков и омолаживающих железы препаратов, а также программу облегчающей совесть благотворительной деятельности».

Войвод снова гневно повернулся к настоятелю: «Вы меня надули! Это существо несет омерзительный бред! Почему оракул не раскрывает рецепт?»

«Какой рецепт?» — без особого любопытства спросил настоятель.

«Рецепт приготовления эликсира вечной жизни! — заорал Войвод. — Какой еще?»

Настоятель пожал плечами: «Спросите его сами».

Войвод сформулировал вопрос. Оракул вежливо выслушал его: «Насколько мне известно, такой эликсир не существует, и доступной информации недостаточно, чтобы его синтезировать».

Настоятель придал своему голосу выражение заботливого снисхождения: «Лучше не задавать вопросы, выходящие за пределы естественного мироздания. Оракул — не мистический прорицатель. С вопросами веры следует обращаться к виттхорнам или к эдельвайсским ведьмам».

Красное лицо Войвода покрылось лиловыми пятнами: «Каков наилучший способ гарантировать, что мой сын унаследует мою власть и мои владения?»

«В государстве, изолированном от внешних влияний, правитель может руководствоваться традицией, прибегать к принуждению или прислушиваться к пожеланиям и возражениям своих подданных. Последний подход лучше всего гарантирует стабильное правление».

«Продолжай, торопись! — завопил Войвод. — Ты можешь умереть каждую секунду!»

«Странно! — сказал оракул с той же усталой улыбкой. — Странно, что мне суждено умереть сразу после того, как я впервые начал жить».

«Говори!» — резко приказал настоятель.

«Ты сам стал основателем своей династии, когда отравил предыдущего войвода. Следовательно, ты не можешь рассчитывать на престолонаследие по традиции. Твой сын может сохранить власть принуждением. Процесс принуждения прост. Он должен убивать всех, кто усомнится в его праве руководить и в правильности его решений. Но такие действия наживут ему новых врагов, и ему придется убивать их тоже. Постольку, поскольку он сумеет убивать быстрее, чем его враги успеют сплотиться против него, он сохранит свою власть».

«Невозможно! Мой сын — безмозглый хлыщ. Меня окружают предатели, хвастливые завистливые выскочки, которые ждут не дождутся моей смерти, чтобы приступить к грабежам и устроить кровавую баню!»

«В таком случае твой сын должен доказать, что он способен быть правителем, от которого никто не пожелает избавиться».

Глаза Войвода заволоклись мутной пленкой — они смотрели куда-то вдаль. Возможно, он представил себе лицо своего сына.

«Для того, чтобы способствовать возникновению такой ситуации, — продолжал оракул, — ты должен радикально изменить свою политику. Рассматривай каждое действие своих чиновников и помощников с точки зрения наименее привилегированных представителей населения и изменяй методы управления соответствующим образом. После того, как ты умрешь, твой сын сможет удержаться на троне, демонстрируя добрую волю и верность твоему наследию».

Войвод откинулся на спинку плетеного кресла и вопросительно взглянул на настоятеля: «И за это я отдал двадцать здоровых рабов и пять унций меди?»

Настоятель сохранял безмятежность: «Оракул сформулировал, в общих чертах, рекомендуемое направление действий. Он ответил на ваши вопросы».