Языки Пао

Наложниц из роскошного гарема Бустамонте он отправил восвояси и занялся формированием собственного гарема. Это от него ожидалось — панарх без надлежащих любовниц вызывал бы нежелательные подозрения.

В этом отношении Берану не препятствовали никакие внутренние препоны; так как он был молод, хорошо выглядел и пользовался всеобщей популярностью героя, собственноручно повергнувшего в прах ненавистного узурпатора, затруднения Берана объяснялись не столько поиском наложниц, сколько разнообразием ассортимента, предлагавшегося на выбор.

Тем не менее, государственные дела почти не оставляли времени на удовольствия. Бустамонте заполонил исправительный лагерь на Вредельтопе политическими заключенными вперемешку с уголовниками. Беран объявил амнистию всем узникам, кроме лиц, действительно совершивших тяжелые преступления. Кроме того, в последние годы своего правления Бустамонте поднимал налоги, пока они не стали почти такими же обременительными, как при покойном Айелло, а если между этими уровнями и существовала какая-нибудь разница, ее жадно поглощали чиновники-взяточники. Беран безжалостно расправлялся с правительственными жуликами, заставляя их заниматься самыми неприятными видами тяжелого физического труда и выплачивать наворованное из своего скудного заработка.

Однажды, без предупреждения, в столицу спустился красный с синими и коричневыми обводами космический корвет. Пренебрегая ответом на обычное требование диспетчера назвать себя и указать причину прибытия, владелец корабля развернул длинный раздвоенный вымпел и нагло приземлился прямо посреди висячего сада на крыше Большого дворца, подминая кусты и клумбы.

Из корабля вышел Эван Бузбек, гетман топогнусского клана Брумбо, в сопровождении свиты отборных головорезов-приближенных. Игнорируя дворцовых служащих, бандиты прошествовали в парадный тронный зал и громко потребовали, чтобы к ним явился Бустамонте.

В зал вошел Беран, облаченный в церемониальную черную мантию.

К тому времени Эван Бузбек уже узнал о смерти Бустамонте. Он смерил Берана цепким оценивающим взглядом, после чего подозвал переводчика: «Спроси нового панарха, признаёт ли он себя моим вассалом!»

Беран ничего не ответил на робкий вопрос переводчика.

«Что скажешь, новый панарх?» — рявкнул Бузбек.

«По правде говоря, у меня нет готового ответа, — произнес наконец Беран. — Я хотел бы править в мире и спокойствии. В то же время я считаю, что мы слишком давно платим топогнусскую дань».

Выслушав переводчика, Эван Бузбек зашелся раскатистым хохотом: «Благими пожеланиями вымощена дорога в ад! Жизнь — пирамида, и на ее вершине может стоять только один. В данном случае на вершине пирамиды стою я. Непосредственно подо мной — другие военачальники клана Брумбо. Остальные меня не интересуют. Каждый возвышается настолько, насколько позволяют его доблесть и коварство. Я прибыл, чтобы потребовать от Пао удвоенной дани. Мои расходы увеличиваются — соответственно должен увеличиться вклад паонов. Если ты покоришься, мы расстанемся мирно. Если нет, мои беспокойные соплеменники нанесут твоей планете еще один визит, и ты горько пожалеешь о своем упрямстве».

«У меня нет другого выхода, — сказал Беран. — Я обязан предохранить паонов от катастрофы и выплачу ваш оброк. Тем не менее, вам было бы выгоднее, если бы мы были вашими друзьями, а не вассалами».

На топогнусский язык слово «друг» можно было перевести только как «соратник». Выслушав переводчика, Эван Бузбек снова рассмеялся: «Паоны — соратники? После того, как они подставляли задницы пинкам по первому приказу? Дингалы с Огненной планеты, нападающие под прикрытием дряхлых старух — бесстрашные вояки по сравнению с паонами! О нет — мы, Брумбо, не нуждаемся в таких союзниках».

На паонезском языке рассуждения гетмана прозвучали как залп ничем не спровоцированных оскорблений. Беран подавил разгоравшийся гнев: «Ваши деньги будут переведены на счет топогнусской казны». Чопорно поклонившись, Беран повернулся и направился к выходу из зала. Считая, что тем самым панарх не проявил достаточного уважения к гетману, один из приближенных Бузбека бросился вдогонку. Беран поднял руку, направив палец на бандита — но опять сдержался. Топогнусец каким-то образом почувствовал, что его жизнь висела на волоске, и отступил.

Беран беспрепятственно удалился из тронного зала.

Дрожа от возмущения, Беран явился в апартаменты Палафокса. Тот не проявил особого интереса к ситуации. «Ты поступил правильно, — похвалил он. — Глупо навлекать на себя гнев успешных и опытных завоевателей».

«Паонам нужна защита от инопланетных вымогателей. Тем не менее, мы можем себе позволить платить дань: это дешевле, чем содержать большую армию», — мрачно уступил Беран.

Палафокс согласился: «Наемники обходятся дорого».

Беран внимательно взглянул на продолговатое костлявое лицо наставника; не заметив никаких признаков иронии, он удалился.

На следующий день после отлета топогнусского гетмана и его приспешников Беран приказал принести карту Шрайманда и принялся изучать расположение барачных городков «героев». Лагеря воинственных носителей нового языка занимали прибрежную полосу длиной примерно сто пятьдесят километров и шириной пятнадцать километров; еще одна полоса такой же ширины, дальше от берега, была «очищена» от населения в ожидании приумножения численности мирмидонов.

Беран провел немало времени в Дьеромбоне и хорошо помнил фанатичных юношей и девушек с непреклонно целеустремленными лицами, готовых умереть, чтобы прославиться. Молодой панарх вздохнул. Такие люди могли ему пригодиться.

Он вызвал Палафокса и, как только тот вошел, начал горячо возражать — несмотря на то, что раскольник еще ничего не сказал: «В принципе я согласен с необходимостью формирования армии, а также высокопроизводительного промышленного комплекса. Но применявшиеся Бустамонте методы жестоки, несправедливы и противоречат всему нашему укладу жизни!»

Палафокс серьезно ответил: «Предположим, каким-то чудом ты смог бы завербовать и обучить паонезскую армию, внушив рекрутам способность к боевому самопожертвованию — но что потом? Откуда ты возьмешь оружие? Кто предоставит тебе военные корабли? Кто станет изготовлять приборы и коммуникационное оборудование?»

«На сегодняшний день Меркантиль удовлетворяет наши потребности, — медленно сказал Беран. — Возможно, в будущем мы сможем делать закупки где-нибудь за пределами скопления».

«Меркантильцы никогда не вступят в сговор против Брумбо, — пожал плечами Палафокс. — А для того, чтобы приобретать товары и оборудование за пределами звездного скопления, нужно предлагать взамен нечто равноценное. Другими словами, кто-то должен уметь торговать и торговаться».

Беран уныло смотрел в окно: «Мы не можем торговать, у нас нет даже грузовых кораблей».

«Совершенно верно! — бодро заявил Палафокс. — Пойдем, я покажу тебе кое-что, чего ты еще, скорее всего, не видел».

Палафокс и Беран отправились к заливу Зеламбре в скоростном летательном аппарате, напоминавшем черную торпеду. Беран задавал вопросы, но раскольник молчал. Аппарат приземлился на восточном берегу залива, в изолированном районе перешейка, с которого начинался Маэст-Гелайский полуостров. Здесь их ожидала группа новых корпусов, утилитарных и уродливых. Палафокс провел Берана в большой ангар, где находился продолговатый цилиндрический корпус.

«Группа особо талантливых студентов задумала секретный проект, — нарушил молчание раскольник. — Как видишь, перед тобой прототип небольшого космического корабля. Насколько мне известно, это первый космический аппарат, построенный на Пао».

Беран рассматривал огромный цилиндр, не высказывая никаких замечаний. Палафокс явно играл с ним, как рыбак играет с рыбкой, подергивая поплавок.

Беран подошел поближе к корпусу и погладил ладонью обшивку: поверхность была шершавой, соединения были хорошо заметны — внешний вид аппарата явно никого не беспокоил. Тем не менее, корабль производил впечатление громоздкой надежности. «Он летает?» — спросил Беран.