Чужой среди своих (СИ)

- Э-э.... Нет! Они, гады, подкрались незаметно.... Не спал! Точно говорю! Подкрались.... Чем хочешь, поклянусь! - при этом его глаза воровато забегали.

- Ганс, вы взяли нас спящих? - спросил я по-немецки разведчика.

Тот бросил на меня мутный взгляд, он все еще никак не мог прийти в себя, пару секунд соображал, потом сказал: - Да.

Я повернул голову к Ухову.

- Так ты думаешь, что тебе в отряде поверят?

Он догадался, что я спросил у немца и понял, что тот ответил. Теперь он старался не встречаться со мной глазами. Путь до леса мне дорого дался. Держался из последних сил. Стоило нам немного углубиться в лес, как мы устроили привал. Немец тоже себя неважно чувствовал. Его по дороге дважды рвало.

- Митяй. Ухов. Идете вместе в лагерь за помощью. Немца оставите со мной. У него, судя по всему, сотрясение головы, - я подтянул к себе автомат, передернул затвор и направил ствол на Ухова.

- Ты чего, парень?! - вопрос понятный, вот только взгляд у него нехороший, исходит злобой.

За эти несколько часов этот человек сильно изменился. Причем в худшую сторону. По себе знал, что критические ситуации ломают здорово человека. А тут у него двойной стресс. Сначала попасть в плен к немцам и ожидать, что тебя скоро повесят, потом получить свободу и снова оказаться в подобном положении.

- Ухов, пойдешь без оружия. Ложи его на землю. Медленно.

- Ты, что мне не веришь?! Да я с начала в партизанском отряде! Жизнью своей рисковал, пока ты в своей Москве сидел! - в его выкриках явственно звучали истерические нотки.

- Митяй! Забери у него оружие!

Ухов внезапно отскочил в сторону и уже взял винтовку наизготовку, как я спокойно сказал: - Дернешься, убью.

Партизан, с яростью глядя на меня, застыл, понимая, что так и будет, как сказал этот студент. Его схватка с гитлеровцами произвела на него неизгладимое впечатление. Этот убьет, рука не дрогнет. Единственным проявлением его дикой злобы стала с силой брошенная на землю винтовка.

- Снимай подсумки. Нож из-за голенища достань.

Глаза у Ухова потухли, стали безразличными. Он, не возражая, снял подсумки. Вытащил и воткнул в землю нож.

- Митяй, он арестован. Доведешь его до лагеря и сдашь Стукашенко. Попробует сбежать - стреляй! Ты все понял?

- Понял. Так мы пошли?

- Идите.

Я пришел в себя только на вторые сутки. Когда я открыл глаза, то увидел рядом со своим топчаном Наташу, которая спала, свернувшись клубочком на соседней лежанке. Лицо у нее было расслабленное и спокойное. Когда все окончательно удостоверились, что наши разведчики погибли, Наташа просидела в девичьей землянке почти сутки, плача навзрыд. Потом вышла, но ее было трудно узнать. Заплаканные глаза, растрепанная прическа, тоскливый, как у побитой собаки, взгляд. Я, Аня и другие ребята пытались ободрить, хоть как-то расшевелить ее, даже ежика как-то притащили, ничего не помогло. А сейчас даже немного улыбается. Я лежал и смотрел на нее. Сколько так времени прошло, не знаю, но дверь открылась и появилась Аня. Увидела, что я очнулся, и обрадовалась: - Костик! Какой ты молодец! Слушай, как ты нас напугал! Просто жуть!

От ее громкого, звонкого голоса проснулась Наташа и тут же захлопотала вокруг меня.

- Костик! Как ты?! Наверно пить хочешь?

Потом пришли командиры. Товарищ Зима пробыл недолго. Спросил про здоровье и сказал маленькую речь о комсомольцах - героях нашего времени и отбыл. Товарищ Град и товарищ Стук взялись за меня более основательно. Сначала потребовали от меня детальный рассказ о том, что произошло. Я им подробно все рассказал. Некоторое время они сидели и молчали. Обдумывали мои слова. Потом Градов рассказал мне то, что они узнали от немецкого разведчика. Оказалось, что они последние две недели рыскали по местности в поисках партизан. Им поставили задачу выяснить расположение партизанских отрядов. Две партизанские разведывательные группы наткнулись на немецких егерей и были уничтожены. Трупы партизан они забрали с собой. Их должны были вывесить в назидание в соседних деревнях. Дескать, так немецкие власти поступают с пойманными лесными бандитами. Короче, пропаганда!

- Ладно, Костя, я пойду, - Градов поднялся. - Ты давай выздоравливай скорее, парень!

Как только захлопнулась дверь, я сказал:

- Слушаю вас, заместитель командира по внутренней безопасности.

Стукашенко усмехнулся.

- Значит, понял, о чем пойдет разговор. Это хорошо. С Василием Уховым нам все ясно. Говорил с ним, потом говорил с Дужко. Ухов сначала пытался врать, выкручивался, но потом сознался. Просил простить. Впрочем, речь не о нем, а о тебе, Костя.

"Началось".

- Слушаю вас внимательно.

- Да ты не напрягайся. У меня к тебе ничего нет, даже больше скажу: ты хороший боец. Мне вот что удивительно: как ты сумел расправиться с четырьмя специально подготовленными гитлеровцами? Ты пойми меня правильно, Звягинцев. Просто понять хочу, чисто по-человечески.

- Не знаю даже как объяснить. Просто какая-то ярость во мне появилась. Мой метательный нож, словно сам в руке оказался. Подумал в тот миг: умру, но и вас, гады, тоже достану! Вот... и все.

- Как нож метаешь, сам видел. Мастер. А как у тебя со спортом?

- Вторые разряды по самбо и боксу. При этом меня неоднократно хвалил наш инструктор по рукопашному бою, когда нас готовили в Химках.

- Вот оно как, - с некоторым удивлением протянул Стукашенко. - А на вид так и не скажешь, что богатырь. Ладно, Костя, больше вопросов к тебе не имею. Ты давай быстрее выздоравливай.

Судя по всему, мои ответы его удовлетворили и он ушел. Потом стали приходить ребята, интересоваться моим здоровьем и подробностями схватки. Похоже, моя схватка с гитлеровцами стала что-то вроде показательного примера, под которым можно поставить фразу: Товарищи бойцы! Берите пример с подвига комсомольца Константина Звягинцева!

Пришел ко мне и Митяй. К моему удивлению, с вещевым мешком за плечами.

- Здорово, Костя!

- Привет.

- Это я тебе принес, - гордо заявил он и стал выкладывать из мешка различные вещи. Спустя пару минут, передо мной лежала куртка немецкого разведчика, фляга, нож в чехле и полплитки шоколада.

Не успел я все это оглядеть, как партизан снял свою куртку и вывернул ее наизнанку.

"Опа! Так она двухсторонняя. Весна-лето!".

- Во, гляди, Костя! И так, и так можно носить!

- Спасибо тебе, Митяй. Уважил ты меня, брат!

На простодушном лице молодого партизана появилась широкая улыбка. Потом он взял флягу и протянул ее мне.

- Что это?

- Шнапс ихний. Чуть-чуть попробовал. Гадость противная, - при этом его лицо смешно скривились.

- Сейчас не хочу. Расскажи, как ты добрался до лагеря.

Его рассказ уложился в несколько минут, после чего он сразу переключился на то, что ему было более интересно: на вещи, которые были взяты у немецких разведчиков. Радовался, какие ему достались добротные вещи. Куртка, штаны, кепи и сапоги. В конце пожаловался, что у него большую часть вещей забрали и положили на склад. Особенно жалел бинокль, который у него отобрали командиры. Потом достал из кармана губную гармошку и спросил меня: - Костя ты умеешь на ней играть?

- Нет.

- Вот и никто не умеет, а я хочу научиться. Знаешь, я на гармони....

Через полторы недели я выписался из госпиталя. Бок побаливал, но уже можно было не обращать на него внимание. Еще несколько дней я мог наслаждаться законным отдыхом. Для начала я решил сходить в лес, к месту своих тренировок с ножом. Только уже собрался выйти, как неожиданно вбежала Наташа. Глаза дикие, волосы растрепанные.

Увидела меня и на грудь бросилась. Прижалась, тело ее вздрагивает, а сама, чувствую, вот-вот разревется.

- Ты чего?

Сначала ничего не хотела говорить, а потом все же рассказала. Оказывается, пару недель тому назад ей стал оказывать знаки внимания командир отряда. А сегодня предложил стать его любовницей.

- Силу применял?

- Нет. Обнять хотел,... а я убежала.