Я видел как плачут животные (СИ)

   Дым не прекращал витать вокруг меня. Когда мне все такие удалось слегка приоткрыть глаза и посмотреть перед собой, то все, что смог увидеть сквозь синевато-серую дымку, это металлическую руку, державшую тлеющую сигарету и раскрытый в ясной улыбке рот врача, чей вид был больше напоминал ожившего покойника, чем человека медицинской службы.

   - Где я?

   Банальный вопрос, но мне пришлось перестраховаться. Я помнил, что произошло. Не совсем ясно, не совсем четко, но главное, что случилось, твердо въелось в мою память и перемешалось с тем куском воспоминаний, что я смог вытащить из головы обезумевшего пилота корабля.

   - Ты в лазарете.- коротко ответил доктор и поднес сигарету к своему рту.

   - С ним что-нибудь случилось? - спросил я совершенно не ожидая каких-либо откровений, но к большому удивлению получившего исчерпывающий ответ.

   - Ты про этого психа, - он выдохнул тонкую струйку дыма, - он мертв. Бедолагу изрешетила служба безопасности, прибежавшая на твои вопли и выстрелы. Знаешь, таких случаев за все время было не очень много и твой поступок, дурацкий, чего греха таить, очень сильно повлиял на некоторые организационные моменты в размеренной жизни нашей прекрасной планеты.

   - Я не понимаю, - едва ответил, как по ноге от самой ступни до бедра электрическим уколом пробежала боль.

   - Не дергай ногой, - разумно заметил доктор, - мне пришлось хорошенько постараться чтобы сложить ее нормально да и сохранить в целом.

   - Все было так плохо?

   - Еще бы. Ты наступил в огромный капкан, который чуть было не отгрыз тебе ногу до самого колена. Этот псих расставил такие штуки по всему периметру диспетчерской - службе безопасности пришлось изрядно попотеть, чтобы "разминировать" эту территорию.

   Доктор наконец встал с кресла, поставленного возле моей койки, отошел в сторону и мерзкий табачный дым перестал лезть в легкие. Однако старик вскоре вернулся. В руках были данные о моих ранах, анализы, степень повреждений тканей и прочее медицинское барахло. Бросив это все мне на грудь, так, что часть бумажных документов рассыпалась и сползла вниз на пол, он затянулся последний раз и выбросил все еще дымящийся окурок в корзину.

   - Фалькон в бешенстве, мой милый земной друг.

   - Сколько я уже здесь нахожусь?

   - Три дня, - ответил доктор. - Он был здесь, кричал как истеричка и требовал, чтобы я поднял тебя на ноги как можно быстрее. Видно сроки очень сильно пожимают, раз такая спешка была оправдана солидной прибавкой к моему жалованию.

   В общей сложности прошло четыре дня из отведенной мне Фальконом недели. А я так до сих пор не приблизился к ответу на свои вопросы. Все было очень сложно. Память каждого из погибших была наполнена абсурдом, небылицами и бредом, которые ну никак не могли сойти за железобетонные доказательства. Я знал, что когда выйду мне придется вернуться к нему в кабинет, придется рассказать все и грустно подытожить, что я не справился со своим заданием и провалил его, навсегда запятнав себя собственным бессилием.

   Старею. Наверное.

   - Долго я еще буду здесь?

   Доктор пожал плечами.

   - Сложно сказать. В тебя разрядили ружье, мой друг, с очень близкого расстояния. Стоит помолиться Стэну и поблагодарить его, что он предварительно не вставил в ствол патрон с картечью, иначе тебя пришлось бы собирать как детский конструктор.

   - Мне нужно встать сегодня. - потребовал я от него и немного приподнялся на локтях. Боль была и очень сильной, но это уже никак меня не останавливало.

   - О-го, старина, не гони лошадей. Не надо делать резких движений, ты можешь рассыпаться в любое мгновение. Ладно, - он поднял свою металлическую руку, вытянул ее и взял с соседнего стола шприц в котором болталась странная синеватая жидкость. - когда я работал военным врачом, нам перед особо жаркими боями всегда выдавали определенное количество медицинских спецсредств. Это набор препаратов, способных прямо на поле боя в самых отвратительных санитарных условиях вернуть полумертвого бойца с того света и сделать его практически невосприимчивым ни к какому урону. Страх, боль, жалость, усталость и физические перегрузки, все это отходило на второй план. Они превращались в сгусток напряженного мяса, способного выполнить любую задачу. Теперь вот я здесь и кое-что, кроме воспоминаний, я тоже прикарманил после увольнения.

   - Ты вколешь это мне?

   Вид шприца и его содержимого был не очень приятен.

   - Конечно, это не больно. Ты ведь хочешь встать с койки? Я ведь могу и попридержать это до более важного случая.

   Я колебался. Кто знает чем был напичкан этот шприц и какой эффект оно произведет после инъекции. Нет, сказал я сам себе, и отвел рукой уже приготовленный к уколу шприц. Доктор пожал плечами. Черт с ним! Время еще есть. Даже если мне придется проваляться здесь еще сутки или двое, у меня будет время сделать свое дело.

   Когда он вышел, мне все же удалось приподнять покрывало и посмотреть что же творилось у меня на месте огнестрельного ранения. В обмотанной бинтом и скрепленный миниатюрными скобами тампоне угадывалось очертание вздувшегося прямо у меня на животе пузыря. Незнаю что это было, но любое движение, которое требовало усилий мышц брюшной полости так или иначе смягчалось этим странным образованием у меня на теле. С ногой все было несколько хуже. Она оказалась намертво скреплена и зафиксирована, чтобы никакое лишнее движение не свело на нет усилия врача. Пальцы едва слушались, стопа так и вовсе никак не реагировала. Быть может она была совсем омертвевшей и странный доктор готовил мою ногу к ампутации? Ответа не было. И я вскоре провалился в сон, который до сегодняшнего дня был для меня неуместным времяпрепровождением.

   Я видел картины прошлого, видел обрывки памяти всех тех, кто жил у меня в мозгу уже многие годы. Их воспоминания являлись ко мне сразу, как только веки опускались на глаза и мое пространство сменялись грезами, разными, страшными и добрыми, глупыми и явно несущими в себе какой-то смысл. Но больше всего меня пугало мое личное прошлое. Тот день, проклятый вторник, улыбка Боба, никогда не знавшего пощады и ликовавшего каждый раз, когда туша поверженного его громадными руками, сжимавшими длиннющий нож, падали на пол и отправлялись куда-то в другой мир. Может он не был похож на человеческий рай. Да и кто в нем был? Кто оттуда возвращался, чтобы поведать нам каково оно быть там. Но жалость, которую я чувствовал в тот момент по отношению к издыхавшему животному, навсегда вклеилась в мою память и приходила каждый раз, когда сон овладевал мной и силы контролировавшие меня, уступали ему место.

   Он мычал, когда я пытался подойти к нему. Всего в каких-то паре метров от меня, теленок стоял в густой траве, почти скрывавшей его грузную тушу. Лишь часть головы и глаза были видны мне и вся эта ненависть, все мое отношение к тому, что происходило на отцовской скотобойне внезапно возросло так сильно и резко, что я бросился к нему, надежде схватить его и увезти прочь, подальше от этого места. Я бежал за ним, а он стоял на месте. Кричал ему своим детским голосом, чтобы он скорее покинул это место, ведь позади меня уже слышался рев двигателя и скрежет колес о песчаную дорогу, где за рулем проржавевшего грузовика, улыбаясь и предвкушая встречу, сидел Боб. Этот чертов жирдяй, не знавший ничего в своей жизни, кроме крови и ножа, с которомон никогда не расставался. Вот оно момент! Машина остановилась. Хлопнула дверь и на улице послышались мужские голоса. Топот тяжелых сапог перебил мой крик и чья-то рука опустилась мне на плечо. Я обернулся, посмотрел вверх и в этот момент животное вскрикнуло, а земля под моими ногами затряслась от веса рухнувшего тела.

   - Это же просто животные.

   Я бросился вперед. Сквозь кусты, стоявшие передо мной сплошной стеной, я бежал не замечая как лицо, руки и ноги, открытые и незащищенные одеждой, стали красными и кровавыми. Оно лежало. Прямо у самых ног и плакало. Как человек, только сильнее и искреннее, просто не могло сказать об этом.