Земное счастье

— Почему груз? — удивился Дан.

— Потому что потомком великих быть трудно. Приходится конкурировать с собственным именем.

Дан засмеялся.

— Такую проблему можешь придумать только ты. Абсолютное большинство людей счастливы оттого, что они хотя бы потомки великих. Не пустое место тем самым.

— Может, и так. Как бы то ни было, Дина стала похожа на себя.

— Забыла?

— Забыть это невозможно. Меняется категория памяти. Есть такая, которая висит на шее камнем и тянет на дно. Безрадостная и тяжелая, память-самоубийство. А есть светлая, которая поднимает над землей. Примиряет с жизнью. И Дина…

— Примирилась?

— Еще нет.

— Ты о чем?

— Ника свою задачу выполнила, Дан. Но есть то, что ей не под силу. Просто по определению.

— А именно?

— Дан, есть память души и память тела.

— Ну с этим ничего поделать нельзя.

— Можно. И нужно. Потому что иначе, оставшись одна, она опять потихоньку вернется назад. В этом процессе выздоровления не хватает финала. В предложении не поставлена точка, а значит, его можно продолжить.

— И как ты себе эту точку представляешь?

— Да, в сущности, это несложно. Ее тело должно узнать пока недоступную ему истину: то, что давал ему Лей, не исчезло с его смертью. Это может дать и другой.

— Кто? — спросил Дан.

— Об этом я и думал, — сказал Маран. — Что и как, мне ясно. Вопрос в том, кто.

Дан нервно рассмеялся.

— Ты смотришь на меня так, словно хочешь поручить это мне.

Маран ответил без улыбки.

— Увы, Дан! Если б даже я имел право давать тебе подобные поручения… Извини, но ты пока не потянул бы. Не забудь, Лей владел высшей ступенью. Да еще и приукрашенной памятью и временем. Нужен тот, кто ему, как минимум, не уступит.

— Уж не ты ли? — спросил Дан.

— Нет. Я не подхожу. Я слишком близок. Это ведь на один раз, а после ей захочется быть от того человека подальше.

— Почему?

— Ведь ей предстоит пережить еще одно потрясение, осознать, что она изменила памяти… И первое движение — быть подальше, не видеть, не слышать. Уже позднее придет другое — понимание, что еще не все потеряно, и можно снова искать и найти. Пусть не гармонию, но партнера.

— Психолог, — сказал Дан. — Ты бы лучше романы писал, а не болтался по всяким Эдурам. Ладно, допустим, все изложено верно. Но в таком случае тут, на Земле, подходящего человека нет.

— Ну почему же? Один есть.

— Кто это?

— Мит.

— У Мита высшая ступень? — спросил Дан.

— Да.

— Я не уверен, что Дина ему нравится. Как женщина, я имею в виду.

— Боже мой, Дан! Нашел проблему! Это не имеет ровно никакого значения. Ты что, забыл о наших заповедях? Он же бакн. Главное, чтобы он был ей приятен. Но как это выяснить? Она ведь о таких вещах не думает, так что не разберешь…

— Поди угадай. Желания женщины не менее неисповедимы, чем пути господни. Если не более, — вздохнул Дан. — Впрочем, мне кажется, он ей вполне симпатичен. Не знаю, правда, настолько ли, чтобы пойти на такой шаг.

— Все зависит от обстановки. Атмосферы. Бедняжка столько лет без мужчины… Я, конечно, могу позвать в гости Мита, но остальное… Послушай, Дан, поговори с Никой. Посоветуйся. Она же любит устраивать счастье своих друзей.

— Ника?

— А что, нет? — Маран рассмеялся. — Или она постоянно держит в руке ключи от флайера и визитные карточки всех своих знакомых?

— Карточку она не держала, — проворчал Дан. — Она ее взяла со стола. А ключи… Да, может быть… А ты что, недоволен? Ты был похож на тигра в клетке. Голодного тигра… Ладно, поговорю.

Дан огляделся с любопытством. Сюда он еще не разу не попадал, впрочем, это была почти точно такая же спальня, а вернее, модная комната неизвестного назначения, как у них с Никой, на шестидесяти или семидесяти квадратных метрах разбросаны в продуманном беспорядке шкафы, диваны, кресла, столики, полки, лампы, вазы и прочие безделушки, словом, куча всякой дребедени. И широченная софа посреди всей этой неразберихи.

Маран, как и следовало ожидать, лежал на софе, вокруг него на свободном трехметровом пространстве были раскиданы, нет, разложены в неком порядке многочисленные листы с текстом. Как раз в тот момент, когда Дан вошел, компьютер выплюнул очередную пачку, и Наи, сидевшая перед дисплеем, перекинула ее Марану.

— Не люблю я этот лексор, — сказал Маран, заметив удивление Дана. — Неудобная штука. И вообще мне больше нравится печатный текст. Как-никак я человек из прошлого.

— Ты просто лодырь, — сказала Наи.

— Маран — лодырь? — усомнился Дан.

— Конечно. Ему лишь бы сохранять горизонтальное положение.

— В горизонтальном положении отнюдь не всегда лодырничают, — заметил Маран, потом посмотрел на Дана, на Наи и усмехнулся: — Вы, земляне, просто уникальный народ, мозги у вас всегда работают в одном направлении. А я вовсе не это имел в виду.

— А что? — спросил Дан смущенно.

— Процесс мышления.

— Вот как?

— Да. Процесс мышления, дорогие мои, требует удобств, — сообщил Маран, отодвигая бумаги к середине софы. — Энергетически целесообразнее думать лежа, расслабив мышцы. — Он встал и пересел в кресло. — Дан, ты собираешься стоять до специального приглашения?

— По-моему, ты не всегда так считал, — сказал Дан, садясь. — Были времена, когда ты думал и в иных позах.

— Да? Это когда же?

— Сейчас вспомню. После Перицены — пожалуй, уже нет. Исключения, как я понимаю, не в счет. На Перицене? Нет, там ты растягивался прямо на песке. В Дернии ты валялся все время, один или в компании, с бутылкой или без. Но вот до того… В Крепости, например…

— В Крепости, — возразил Маран, — удобные положения приравнивались к идеологической диверсии. Я вынужден был запирать двери, если уж мне хотелось прилечь, дабы поразмыслить. И впускать только особо доверенных людей. Пока ты вошел в их число, с Крепостью было покончено или почти покончено. Но вот в эпоху Малого дворца действительно… Это была поистине собачья жизнь. Ни минуты покоя. Я крутился без отдыха целый день, занимаясь всякой ерундой и не имея никакой возможности подумать. И так уставал, что когда наконец являлся к себе на квартиру и принимал горизонтальное положение, тут же засыпал.

— Один? — спросила Наи.

— Представь себе.

— Трудно представить.

Маран развел руками.

— Ну как правило. С редкими исключениями. Это был самый вертикальный период моей жизни. Потому, наверно, все так и кончилось.

— Можешь немедленно лечь обратно, — сказала Наи. — Я не хочу, чтобы со мной у тебя все кончилось так же, как тогда в Бакнии. Лежи и размышляй, сколько влезет.

— А что ты читал, мыслитель? — поинтересовался Дан.

— Сводный отчет по Второй Гаммы Водолея.

— Это еще зачем? — удивился Дан. — Там уж точно другая раса, к тому же совершенно первобытная.

— Просто интересно.

— Любопытный у тебя муж, — сказал Дан Наи. Сказал и спохватился, что степень формализованности их отношений ему неизвестна, понял по лицу Наи, что нет, не муж, но слово уже вылетело, правда, Маран не обратил на его оговорку ровно никакого внимания, может, не придавал формальностям значения? Дан вспомнил, как он сказал Лету: «Ты не видел мою жену»… Может, не придавал, а может, опять у них культурологическая путаница, он машинально предоставил решать ей, а она, естественно…

— А что-нибудь полезное нашел? — спросил он. — Для Эдуры.

— Сейчас не скажешь. Я ведь не знаю, что нас ждет на Эдуре. Пока все идет в общий котел, а там будет видно.

— Какой котел? — не понял Дан.

Маран постучал себя пальцем по виску.

— Между прочим, — добавил он, — что касается Второй Гаммы Водолея… А, кстати, почему мы пользуемся громоздким астрономическим термином? Есть же название, данное аборигенами.

— А ты способен его выговорить?

— Подумаешь, — сказал Маран пренебрежительно. — Врджлакстла.

Дан зааплодировал.

Маран встал и отвесил вполне актерский поклон.