Хроники Кадуола

Музею естественной истории имени Корнелиса Памейера принадлежало собрание в шести томах, содержавшее описания разнообразных инопланетных гомологов, сформировавшихся благодаря динамическим закономерностям параллельной эволюции. Все шесть томов были подготовлены и опубликованы Обществом натуралистов. Музей не располагал никакими другими коллекциями документов или текстов Общества.

В Пифагорейском музее хранились четыре монографии Питера Буллиса, Эли Ньюбергера, Стэнфорда Винсента и капитана Р. Пилсбери, посвященные невразумительным для непосвященных вопросам нечеловеческой музыки и акустического символизма.

В Бодлейской библиотеке находилась подшивка зарисовок, запечатлевших процесс формирования псевдоживых кристаллов, произраставших на Спокое, пятой планете системы Беллатрикс.

В мемориальном музее «Фунусти» в Киеве, на окраине Великой Алтайской степи, не было ни справочного бюро, ни какого-либо должностного лица, ответственного за предоставление информации, но работники музея, посовещавшись, соединили Уэйнесс с мрачноватым молодым куратором, продолговатое бледное лицо которого контрастировало с угольно-черными волосами, безжалостно зачесанными назад и обнажавшими высокий узкий лоб. Человек явно не склонный к легкомыслию, он, по-видимому, почувствовал расположение к Уэйнесс, чем-то напоминавшую его и внешностью, и манерами. Он внимательно выслушал ее вопросы и смог незамедлительно предоставить интересовавшие ее сведения. Да, в обширные собрания музея входили несколько трактатов и диссертаций членов Общества натуралистов, посвященных анализу различных аспектов неземных методов связи. Куратор упомянул также — между прочим, как о чем-то, не заслуживающем внимания — об отдельном собрании древних документов, в том числе протоколов, реестров и прочих бумаг из архива Общества натуралистов. Доступ к этому собранию, как правило, частным лицам не предоставлялся, но помощницу секретаря Общества натуралистов трудно было причислить к категории «частных лиц», в связи с чем Уэйнесс могла просмотреть документы в любое удобное для нее время.

Уэйнесс выразила желание посетить музей как можно скорее, объяснив это тем, что она занималась составлением общей библиографии всех подобных исторических материалов в процессе обновления и возрождения Общества. Куратор, представившийся как Лефон Задори, одобрил ее энтузиазм. Он заверил Уэйнесс в том, что окажет ей по прибытии всевозможное содействие.

«Позвольте задать еще один вопрос, — сказала Уэйнесс. — Просматривала ли на протяжении последних двадцати лет те материалы, о которых идет речь, женщина, называвшая себя Симонеттой Клатток, Виолией Фанфаридес или просто Монеттой?»

Лефону Задори этот вопрос показался слегка необычным; он приподнял черные брови и наклонился к столу, просматривая свои записи: «Нет, эти материалы никто не запрашивал».

«Очень приятно это слышать!» — обрадовалась Уэйнесс. Ее беседа с куратором закончилась в атмосфере взаимного дружелюбия.

3

Взбудораженная надеждой, Уэйнесс отправилась далеко на северо-восток, пролетев над горами, озерами и реками, и спустилась наконец на Великую Алтайскую степь у древнего города Киева.

Музей «Фунусти» занимал помещения грандиозного дворца Коневицких на Муромском холме, на окраине Старого Киева. Уэйнесс остановилась в отеле «Мазепа»; ее провели в номер с бледно-каштановой обшивкой стен, украшенной красными и голубыми цветочными орнаментами. Окна ее номера выходили на площадь князя Богдана Юрьевича Кольского — не слишком правильный пятиугольник, вымощенный плитами розовато-серого гранита. С трех сторон возвышались любовно восстановленные реконструкции двух древних храмов и монастыря — с дюжинами парящих в небе куполов-луковиц, покрытых блестящим сусальным золотом, красных, синих, зеленых и расписанных спиральными полосами.

В брошюре, лежавшей на столике, говорилось: «Здания, окружающие площадь Кольского, представляют собой точные реплики оригинальных построек и сложены из традиционных материалов с применением традиционных методов в строгом соответствии с античным славянским стилем. Справа от вас находится собор св. Софии с девятнадцатью куполами. Слева — монастырь св. Михаила, на церкви которого лишь девять куполов. Внутри и собор, и церковь роскошно украшены мозаиками, статуями и золотыми окладами, инкрустированными драгоценными камнями. Древний Киев многократно подвергался опустошительным разрушениям, и площадь Кольского была свидетельницей множества катастроф. Но сегодня посетители со всех концов Ойкумены приезжают к нам только для того, чтобы полюбоваться на вдохновляющие произведения архитектуры, поражаясь власти и смекалке жрецов, умудрявшихся в незапамятные времена накапливать такие сокровища за счет населения, прозябавшего в нищете».

На старой площади, озаренной бледным послеполуденным светом, было много прохожих, плотно сжимавших воротники пальто, накидок и плащей — с холмов налетали порывы холодного ветра. Уэйнесс решила было позвонить в музей «Фунусти», но передумала; сегодня было поздно заниматься делами. Лефон Задори уже согласился оказать ей помощь, более чем охотно; Уэйнесс не хотела, чтобы он предложил ей где-нибудь встретиться и заняться осмотром достопримечательностей.

Уэйнесс прогулялась по площади одна и заглянула в собор св. Софии, после чего поужинала в ресторане «Карпатия» — ей подали чечевичный суп, жаркое из дикого кабана с грибами и ореховый торт с фундуком.

Выходя из ресторана, Уэйнесс обнаружила, что город уже погрузился в сумерки. На старой площади Кольского было ветрено, темно и пустынно — она вернулась в отель «Мазепа» в полном одиночестве. «У меня такое чувство, будто я пустилась в океанское плавание на утлой лодочке», — подумала Уэйнесс.

Утром она позвонила Лефону Задори. Куратор музея «Фунусти», как и прежде, облачился в нечто вроде развевающейся черной мантии, казавшейся Уэйнесс странной и старомодной. «Вас беспокоит Уэйнесс Тамм, — сказала она мрачноватому собеседнику с продолговатой физиономией. — Если вы помните, я уже звонила вам из усадьбы «Попутные ветры», в районе Шиллави».

«Конечно, помню! Вы прибыли быстрее, чем я ожидал. Собираетесь в музей?»

«Если это будет удобно».

«Заняться вашими делами сейчас же было бы так же удобно, как в любое другое время. Буду рад вас видеть — более того, постараюсь встретить вас в крытой галерее у входа».

Энтузиазм Лефона Задори — несмотря на попытки последнего вести себя сдержанно — подтвердил правильность вчерашнего решения Уэйнесс не торопиться со звонком в музей «Фунусти».

Уэйнесс вызвала такси и поехала по широкому бульвару; справа тянулась набережная Днепра, слева — ряд массивных многоквартирных домов из бетона и стекла. Выше, на склонах холмов, теснились один над другим кварталы таких же жилых застроек. Наконец такси повернуло на поперечную улицу, извилисто поднимавшуюся в холмы, и остановилось у сооружения впечатляющих размеров, возвышавшегося над рекой и расстилавшейся дальше бескрайней степью.

«Музей «Фунусти», — объявил водитель. — Когда-то здесь жили князья Коневицкие! Днем господа закусывали жареной дичью и медовыми пряниками, а по ночам танцевали фанданго. Теперь здесь тихо, как на кладбище — все ходят на цыпочках в черных балахонах и даже высморкаться боятся, не спрятавшись под стол… Что, по-вашему, лучше: радости элегантной роскоши или уродливый позор педантизма? По-моему, ответ напрашивается сам собой».

«Вам следовало стать философом», — заметила Уэйнесс, выходя из машины.

«Верно! Философия у меня в крови! Но прежде всего и превыше всего я — казак!»

«Казак? А что это такое?»

Таксист взглянул на девушку с изумлением: «Как вы можете этого не знать? Ага, теперь я вижу — вы с другой планеты. Ну что ж... Казак — врожденный аристократ, бесстрашный и непреклонный. Казак не поддается принуждению! Даже если он всего лишь водит такси, он ведет себя с достоинством, приличествующим его происхождению. В конце пути он не подсчитывает, сколько ему должны, а называет первую цифру, пришедшую в голову. Если пассажир не согласен платить, так тому и быть — что с того? Водитель не удостоит его даже взглядом и уедет в молчаливом презрении».