Призрак Малого Льва

— Приготовься, будем садиться, — сказал он.

Они опустились недалеко от черного купола заброшенной станции. Надели скафандры, привинтили друг другу шлемы. Риция смотрела из-за стекла шлема и улыбалась ему.

— Ты как заправский десантник, Рики, — сказал он, — правда, это совсем не женское дело.

— А я и не женщина, — пожала она плечом, — я Прыгун.

Спорить с этим не приходилось.

— Вот сейчас мы в самом деле с тобой попрыгаем, — улыбнулся Ольгерд.

Тяжесть почти отсутствовала. До шлюзов станции они добрались большими прыжками, поднимая столбы пыли в желтом песке. Потом попытались открыть шлюзы, но не смогли. Этого следовало ожидать. Солнце было беспощадно ярким и, если б не защитные отражатели, оно бы просто ослепило.

— Иди сюда, — позвал Ольгерд щурясь, — встань. Обними меня. Прыгаем на три метра вглубь. На три, не больше, поняла?

Риция кивнула, улыбаясь из-за стекла. Ольгерд обнял ее, ему показалось, что даже сквозь скафандр он ощущает все изгибы ее тела и тепло ее кожи. Она прижалась к нему и замерла.

Все это они делали не раз, только без скафандров. Трудно было сосчитать, сколько склепов, подземелий и развалин они прошли вместе. Трудно было представить себя без нее. Но совершенно невозможно было представить себя с ней.

Через мгновение они оказались в темноте. Ольгерд зажег фонарь на шлеме. Это был широкий коридор, очевидно, идущий кольцом по периметру станции. Вдоль стен периодически встречались вогнутые внутрь двери.

Они стояли возле самых шлюзов, только теперь с другой стороны. Ольгерд поискал у входа щит управления, нашел нечто подобное и пощелкал тумблерами. В коридоре вспыхнул свет, который шел из узких ламп по стенам.

— Солнечные батареи работают, — сказал он.

— И воздух нормальный, — удивилась Риция, глядя на анализатор, — и температура.

Все это было странно и удивительно. Брошенная три тысячи лет назад станция ожила, как ни в чем не бывало. Как будто ее периодически навещал хозяин. Менял неисправные элементы, пылесосил ковры, протирал плафоны, смазывал дверные ролики.

Где-то в центре, под самым куполом, они попали в большой просторный зал, вдоль стен стояли экраны и пульты к ним. Это было похоже на диспетчерскую. В зале было темно, приходилось пользоваться своими фонарями. Они держали их в руках, потому что и шлемы, и скафандры давно сняли.

Ольгерд попробовал оживить один из экранов, и это ему скоро удалось. Пульт был почти человеческий. Аппиры той эпохи вообще мало чем отличались от людей. Зеленое марево плоского экрана запестрило командами и картинками. Он нашел освещение, активизировал его. В зале вспыхнул неяркий синий свет. Потом ему даже удалось раздвинуть своды купола. Они оказались под черным звездным небом.

Риция изумленно присела на ступеньку на полу.

— Такого мы еще не видели, правда, Ол?

— Это точно. Здесь все сохранилось гораздо лучше, чем на планете. Как в камере хранения. Похоже, в этом компьютере масса информации.

Часа три они не могли оторваться от экрана. Ольгерд выудил из памяти кучу текстов, по виду похожих на деловые отчеты и документы, бесконечные файлы с цифрами, целый банк изображений, хоть и плоских, но вполне достоверных…

Устав, они снова бродили по кольцевым коридорам станции. Риция деловито снимала все на камеру. Он шел сзади, и уже не запрещал себе любоваться ее гибкой фигурой, строго затянутой в черный комбинезон с белой полосой по глухому вороту. Не запрещал, потому что все равно ему тут осталась всего неделя или две. И это притяжение уже не успеет стать сильнее его.

— Пойдем, перекусим, — сказал он, забирая у нее камеру и убирая ее в карман.

— А где наши рюкзаки?

— Я их бросил в зале.

В зале они сели на ступеньки под звездным куполом, открыли термос и разлили по крышкам кофе. Казалось, что нет уже ни времени, ни остального мира.

— Как же все странно, — сказала Риция, обводя взглядом зал, — или я сплю? Как будто мы с тобой вдвоем во всей вселенной.

— Так и есть, — согласился с ней Ольгерд.

Они посмотрели друг на друга. Все давно было ясно. Риция поражала еще и тем, что ей ничего не надо было объяснять. Она любила его без всяких условий, чуть ли не с самого рождения, по-детски преданно и по-женски мудро.

Однажды он поцеловал ее. Осенью, на развалинах какого-то завода. Был солнечный день, небо было голубым, а яркая листва полыхала желтым и красным. Риция шла чуть впереди, а когда вдруг остановилась, он наткнулся на нее, обнял, увидел ее полураскрытые губы и все забыл. Потом опомнился. Риция смотрела на него исподлобья серьезными черными глазами. Голос у нее чуть-чуть дрожал.

— Ну? И что дальше?

— Ничего, — жестко ответил ей Ольгерд.

Она сверкнула глазами, отвернулась и пошла вперед по опавшей листве. Кажется, она уже тогда все поняла.

Они сидели на ступеньках и смотрели друг на друга. Глаза у Риции были продолговатые и очень яркие, лицо же наоборот — очень бледное.

— Простись со мной, Ольгерд, — сказала она, напряженно глядя на него.

Сердце на секунду остановилось. Хотя ничего неожиданного не произошло. Он прекрасно знал, что так оно и будет. Что не сможет он просто так улететь на свою Землю, до самого конца изображая олимпийское спокойствие. Сколько можно себя обманывать? Сколько можно оглядываться на Леция?

— Не здесь, — сказал он серьезно.

— Здесь, — возразила она взволнованно, — сейчас.

Он хотел объяснить что-то по поводу неподходящей мебели, но руки уже привлекли ее к себе. «Только поцелую», — подумал он, — «только расстегну эту чертову молнию, а потом…»

Потом звездная сфера завертелась.

Пар из котла, кажется, вышел. Они летели обратно, сидя в мягких креслах планетолета, как будто ничего и не произошло. Иногда он сжимал ее расслабленную руку, она тихонько отвечала. На экране была голубая, серпом освещенная планета и звездная пыль.

Ольгерд опустошенно смотрел в этот экран, и видел, как рушится где-то там за спиной его дом на берегу озера, расплываются, как акварельные рисунки под дождем, дети на берегу и женщина в цветастом фартуке…

— Ольгерд, — проговорила Риция и посмотрела на него с тоской, — неужели всё вот так и кончится?

— Мне лучше улететь, Рики.

— Почему? Ну почему?!

— Твой отец мне тебя не отдаст.

— Отец? — изумилась Риция, — как он может запретить тебе?

— Я и сам не посмею, — усмехнулся Ольгерд.