Пятый всадник (СИ)

Холодный дизель долго не хотел запускаться. Через три часа мучений я уже хотел бросить это занятие. Пальцы рук уже ничего не чувствовали от холода, да и ноги тоже начали дубеть. Наконец, догадался принести в дизельную ведро с раскаленными углями и поставил его прямо под генератор. А пока угли его прогревали, выкрутил топливные форсунки, принес их в бытовку, и там, в человеческих условиях, разобрал и прочистил. Через час, когда дизель прогрелся до температуры, по крайней мере, выше нуля, попробовал дернуть за шнур стартера, не слишком веря в успех. В принципе, был еще вариант купить в Лонгйире или Баренцбурге тепловую пушку, работающую на солярке, и уже с ее помощью нормально прогреть генератор. Такую пушку я раньше видел и на Северной Базе, но сейчас почему-то не нашел. Но, так или иначе, запасной вариант не потребовался. С первого же рывка дизель весело застучал.

Я погонял его минут десять, потом заглушил, чтобы не доводить бак до полного истощения и не получить затем проблем с прокачкой топливной системы от воздуха. На этом все планы, которые возлагал на свой разведывательный визит, были выполнены. Можно было со спокойной совестью отсюда уезжать и возвращаться уже с оборудованием.

Спустя три дня все было готово. Я запустил дизель и подключил его к системе. На мачте освещения тут же вспыхнул фонарь, как бы демонстрируя всем, что Северная База снова живет. Пошел ко входу в шахту, там открыл электрический шкаф, включил рубильники подземного освещения, оборудования Зала и подъемника. Нажал кнопку лифта – работает. Ступил на платформу и поехал вниз.

Вид Зала, с поблескивающей сталью анабиозных камер, стоящих в ряд, смахивал на кадры из фантастического фильма. Хотя то, что здесь было, и являлось воплощенной фантастикой. Я включил рабочий компьютер. Важно было узнать, какой режим заморозки использовала Катерина. Я надеялся, что тот, который ориентировочно набросал перед отъездом. В принципе, потом у меня возникли идеи чуть изменить некоторые параметры, но тут уж, как говорится, поезд ушел. Данные на компьютере говорили, что Катерина строго придерживалась каждого пункта моего плана. Это радовало.

Я был готов хоть сейчас задать необходимые параметры и включить процесс разморозки, но что-то остановило. Решил сходить в бытовку, поставить чаю и еще раз все обдумать. И, главное, собраться с духом – сейчас одно нажатие кнопки могло привести как к воскрешению, так и к необратимой смерти.

Через пару часов вернулся в Зал уже полный решимости. Набирая параметры, слегка изменил профиль подъема температуры по сравнению с тем, что намечал раньше. Сделал его более пологим. Лучше лишнюю неделю здесь просидеть, зато будет больше шансов, что все пройдет нормально.

Не без некоторых колебаний нажал на пуск.

Все. Процесс пошел.

Теперь только молиться и следить за эмиссией ксенона. Если будет выделяться слишком интенсивно, то притормозить нагрев.

Процесс шел почти месяц. Три раза приходилось притормаживать, так как скорость выделения ксенона из тела становилась опасной. Конечно, я не сидел безвылазно на Базе. В среднем, два раза в неделю посещал Баренцбург. За те три года, пока был в Италии, там отстроили неплохую баню. С мороза попариться было очень даже неплохо. Несколько раз летал в Лонгйир – закупался продуктами и соляркой. С соляркой потом ситуация поправилась, когда удалось договориться с нужными людьми в Баренцбурге. Трех бочек, которые мне привезли на вездеходе, должно было хватить надолго.

Наконец, наступил день, когда температура тела Катерины должна была перевалить за ноль. Теперь я должен был находиться при ней неотлучно, так как в любой момент могло потребоваться проводить действия по реанимации. Подвинтил терморегулятор в теплой комнате на тридцать семь градусов. Проверил, чтобы все необходимое – кислородная маска, шприц с адреналином и дефибриллятор – были на месте. Но при этом молил Бога, чтобы это хозяйство не понадобилось. Хотелось обойтись только маской, ну, в крайнем случае, непрямым массажем сердца.

После достижения нуля температура начала повышаться быстрее. Румянец исчез, лицо приобрело какой-то мертвенно бледный цвет. Я еще не разу не видел процесс разморозки человека, и вид Катерины сейчас откровенно пугал. Через стекло барокамеры было видно только лицо, но я, почему-то, не мог сейчас воспринимать его, как лицо человека, с которым жил, работал, спал.

Когда температура достигла тридцати градусов, не выдержал, открыл торцевую крышку, выкатил из камеры Катерину, и побежал с ней в теплую комнату.

Там трясущимися пальцами надел ей маску и стал порциями подавать кислород, имитируя вдохи и выдохи. Грудь вздымалась и опускалась вслед за тактами подачи кислорода. Затем я начал делать ей непрямой массаж сердца, следя за тем, чтобы на каждые два вдоха приходилось десять толчков. Мне показалось, что прошло уже не менее получаса, как я начал проводить эти мероприятия. Я почувствовал отчаяние. Повернулся, чтобы взять шприц с адреналином, и вдруг краем глаза заметил какое-то движение. Взглянув на Катерину, увидел, что глаза ее открыты и смотрят прямо на меня. Я стал, как вкопанный. Так мы смотрели друг на друга довольно долго. Я решил, что надо о чем-то ее спросить.

– Катюша, ты жива? – задал ей довольно глупый вопрос, но ничего другого придумать был не способен.

Катерина продолжала смотреть, ничего не отвечая. Я уже начал беспокоиться за сохранность ее мозга.

Наконец, она кивнула.

Я взял ее лицо в свои ладони и прижался к нему. Из моих глаз потекли слезы. Они падали ей на щеки и нос. Никогда в жизни я не испытывал такого счастья. Вдруг почувствовал, как ее руки легонько прикоснулись к моей спине. Я тоже осторожно обнял ее рукой за шею, прижался щекой к ее щеке и замер. И тут мой взгляд упал на часы. Я был поражен. Оказывается, с момента, как я вытащил Катерину из камеры, прошло всего каких-то десять минут.

– Животные, – прошептала она.

– Что-что? – не понял я.

– Где мои животные?

Господи! В такой момент она вспомнила про животных.

– На Базе их нет, клетки пустые, – ответил я.

Она вздохнула, как мне показалось, с облегчением.

– Сколько я проспала? – тихо спросила она.

Голос звучал намного тверже.

– Три с половиной года.

– Сколько? – глаза округлились от ужаса.

Она слегка приподнялась на локтях.

– Три с половиной года, – повторил я.

Она закрыла глаза и долго лежала молча, видимо, силясь воспринять услышанное.

– А почему ты меня так долго не будил?

– Очень много всего произошло. Поднимемся наверх и я тебе все расскажу.

Она больше ни о чем не стала расспрашивать. Просто молча лежала и смотрела на меня. Вдруг, разобрало любопытство.

– А тебе казалось – сколько ты пролежала?

– Пять минут, – ответила Катерина, вдруг улыбнувшись чему-то.

Через полчаса она уже достаточно окрепла, чтобы начать одеваться. Еще с час мы сидели в теплой комнате, а затем потихоньку пошли наверх. Катерина была еще слаба. Она шла, обняв меня за шею одной рукой, и еле переставляла ноги, опираясь всем весом.

В нашем теплом вагончике, когда Катерина, полулежа в кровати, мелкими глотками отхлебывала из чашки сладкий чай, я стал описывать ей свои приключения. Пришлось рассказать и про то, как я на Базе занимался изготовлением Бомбы. Она это восприняла на удивление спокойно, похоже, тогда еще подозревала что-то в этом роде. Она заметно переживала, слушая про мои похождения.

А потом я рассказал ей про смерть Профессора.

Услыхав это, Катерина заплакала.

– Но как же ты додумалась залезть в морозильник? – спросил я ее, закончив свой рассказ.

– Ты хотел бы, чтобы я тебя дождалась?

– Ну, да. Мы же договорились, что я лезу первым.

Она ответила не сразу.

– Значит, ты бы хотел, чтобы нас нашли там, в Зале, как Ромео и Джульетту? – спросила она.

– Не понял – при чем здесь Ромео и Джульетта?

– Я бы не смогла тебя откачать. И удавилась бы прямо на твоем трупе, – будничным тоном произнесла Катерина, – когда я это поняла, то решила сама лечь в морозильник, пока ты не приехал. Дала только инструкции работникам, чтобы в течение месяца держали работающим генератор, а затем вырубили все электричество и сваливали отсюда, забрав моих зверей.