Единоборец

про эти глупости, прошу тебя. Сто тысяч рабов не стоят одного друга.

Мы выходим на улицу. Снег скрипит под ногами. Похолодало, и в небе высыпали звезды. Тучи снова рассеялись, как будто их и не было. Черный лес стоит вокруг нас высокой стеной. Над его неровной кромкой висит зеленоватая, почти полная луна. Ветра нет, и даже в свете луны видно, как поднимается пар нашего дыхания. Ноги проваливаются под наст, идти довольно тяжело. Клара отпирает гараж, отодвинув лиану дикого винограда, на которой до сих пор сохранились сухие листья. Листья шевелятся, в темноте они напоминают мне тех созданий, которые набросились на упавший самолет. Может быть, и не стоит идти в лес, но другого выхода нет.

– Я не знаю, – говорит она, – мне кажется, что сюда никто не заходил с самого лета. Но я не уверена. У меня нет прошлого, и у меня нет памяти, как у остальных людей. Я никогда никем не была. Я живу лишь в настоящем. А ты? Ты был кем-то?

Она толкает дверь, и та отъезжает в сторону, медленно, преодолевая сопротивление многих слоев снега и льда. Внутри уютно и тепло, как будто здесь всегда жили люди, и только вышли на минутку перед самым нашим приходом.

– Ты был кем-то? – повторяет она.

– Не знаю. Честно говоря, не знаю. Я всегда был тем, что я есть. В четыре года меня отдали в школу единоборств, вначале я занимался понемногу, а потом, когда проявил некоторые способности, стал торчать там и день и ночь. У меня был отличный наставник, не очень хороший профессионал, он и не выступал никогда по-настоящему, но очень хороший человек. Может быть, он был в чем-то не прав, но он сделал меня таким, какой я есть.

Я помню однажды, когда мы уже были постарше, он оставил нас в зале самих и поспешно ушел, потому что опаздывал на встречу с другом, которого не видел много лет. Но минут через тридцать он вернулся. Вернулся потому, что забыл сказать нам что-то очень важное. С другом он так и не встретился.

– Что это было? То, что он хотел сказать?

– Я не могу вспомнить точно. Он просил нас извиниться перед женщиной, которой мы оставляли ключи. Извиниться за какую-то мелочь, о которой она сама уже забыла.

– Но это неправильно!

– Я согласен. Тогда мы смотрели на него, как на ненормального. Но во всем, что он делал, был, как бы это сказать, был особенный свет, заметный не каждому, но, как только ты замечал этот свет, он завораживал и не отпускал.

– Он еще жив?

– Нет. Давно нет. Он умер, когда закрыли школу. Он уже был очень стар и имел слабое сердце. Школа заменяла для него весь мир.

– Почему вас закрыли?

– Несколько человек, и я в том числе, должны были выступить на международных соревнованиях. В этом случае нам продлевали финансирование. Мы тренировались целый год, работали, как бешеные, и подали заявку в последний день. Компьютер, который сортировал заявки, выбрал только первые пятьдесят. Все заявки, которые были поданы в последние дни, он просто стер. Заявок поступило слишком много, в этом было все дело.

– А потом?

– А потом я год служил