Хроники Кадуола

Спанчетта больше не могла сдерживаться. Она вскочила: «Я категорически, в самых сильных выражениях протестую против этой злостной клеветы! Меня просто изумляет тот факт, что верховные судьи позволяют этой помешавшейся старой обезьяне расхаживать у них перед носом, насмехаясь над достойными людьми и безнаказанно очерняя их репутацию! Я требую разъяснений!»

Эгон Тамм серьезно спросил: «Суперинтендант, вы слышали требование Спанчетты Клатток. Не могли бы вы разъяснить ваши обвинения?»

«Я не нуждаюсь в дополнительных обвинениях! — возопила, топнув ногой, Спанчетта. — Я настаиваю на безусловном отзыве всех так называемых обвинений и на том, чтобы суперинтендант принес глубочайшие извинения!»

«Я еще не предъявил обвинения, — напомнил Бодвин Вук. — А о том, кто должен приносить извинения, красноречиво свидетельствует ваше собственное поведение. За что я должен извиняться? За перечисление фактов?»

«Я не нарушала закон! Собрания избирательного комитета проводятся тогда, когда, по моему мнению, этого требуют обстоятельства. Вы не можете привести никаких фактов, подтверждающих наличие правонарушения или какого-либо злого умысла. А Гортону по праву принадлежит первое место в списке кандидатов, он родовитее Глоуэна — опять же, в строгом соответствии с действующими правилами».

«Ага! — поднял указательный палец Бодвин Вук. — Здесь-то и зарыта собака. На протяжении нескольких последних дней мы очень внимательно проверили все данные Гортона. Прежде всего, мы обнаружили, что он родился менее чем через шесть месяцев после официального бракосочетания Арлеса и Друзиллы».

«Что абсолютно не имеет никакого значения! Арлес и Друзилла вступили в неформальный брак несколько раньше, в Соумджиане. И даже если бы они вообще не были женаты — что с того? Арлес признаёт, что это его ребенок».

«Признаёт, это точно. Но закон недвусмысленно запрещает предоставлять статус приемным детям».

«О чем вы говорите? Гортон — не приемный ребенок! Его никто не усыновлял!»

«Именно так. — кивнул Бодвин Вук. — Как я уже упомянул, мы очень внимательно рассмотрели данные Гортона. Нам удалось получить материал для сравнительного генетического анализа — образцы клеток Арлеса, Друзиллы и Гортона. Это исследование проводилось специалистами, пользующимися самой высокой репутацией. Если потребуется, они могут выступить с показаниями, подтверждающими мои сведения».

«Все это блеф и клевета! — звучным, презрительным голосом заявила Спанчетта. — Факты налицо, их не изменишь рассуждениями!»

«Фактические свидетельства показывают, что Гортон — действительно сын Друзиллы, в этом нет никаких сомнений. В отношении отцовства, однако, такой уверенности нет, несмотря на наличие генетических последовательностей, характерных для Клаттоков».

«Ваши пробирки только повторяют то, что я уже вам сказала несколько раз! Разве этого недостаточно? Когда, наконец, вы оставите нас в покое?»

«Терпение, Спанчетта! Слушайте внимательно, и вы многому научитесь. Вернемся на несколько лет к тому времени, когда Арлес попытался изнасиловать Уэйнесс Тамм, дочь консерватора. Он не преуспел в своем намерении, его поймали. Я предоставлю верховному суду огласить наказание, к которому был приговорен Арлес».

«Готовясь к попытке изнасилования, Арлес надел маску и плащ с капюшоном, чтобы остаться неузнанным, — сказал Эгон Тамм. — По этой причине мы допустили, что он планировал только изнасилование, а не убийство, в связи с чем суд сохранил ему жизнь.

Тем не менее, для того, чтобы Арлес больше никогда не попытался повторить такую попытку, его подвергли хирургической операции. Арлес стерилен и практически неспособен к эрекции. Выполненная операция необратима. Гортон не может быть сыном Арлеса».

Спанчетта издала странный, воющий крик возмущения: «Неправда! Неправда! Неправда!»

«Правда», — спокойно возразил Эгон Тамм.

Бодвин Вук указал на Друзиллу: «Ну-ка, встань».

Друзилла опасливо поднялась на ноги.

«Кто отец Гортона?» — спросил Бодвин.

Друзилла поколебалась, посмотрела направо и налево, облизала губы и ответила угрюмым, хрипловатым голосом: «Намур».

«Арлес об этом знал?»

«Разумеется! Как бы он не знал?»

«Спанчетте тоже об этом было известно?»

«А этого я не знаю и знать не хочу. Спрашивайте ее сами».

«Можешь сесть, — Бодвин Вук повернулся к Арлесу. — Ну что ж! Что ты можешь сказать в свою защиту?»

«В данный момент ничего».

«Твоя мать знала, что Гортон — не твой сын».

Арлес покосился на Спанчетту — та сидела в полной прострации, даже цилиндрическая копна ее кудрей свесилась в сторону. «Наверное, нет!» — прорычал Арлес.

Глоуэн, сидевший в стороне, поднялся на ноги: «С разрешения суда, я хотел бы задать Арлесу один вопрос».

«Задавайте».

Глоуэн повернулся к Арлесу: «Что ты сделал с моей почтой?»

«То, что нужно было, то и сделал! — вызывающе заявил Арлес. — Тебя не было, Шарда тоже не было; никто не знал, что с вами случилось и где вы пропадаете. Так что каждое приходившее вам письмо мы возвращали отправителю с пометкой «Адресат выбыл»».

Глоуэн отвернулся. «У меня нет больше вопросов», — сказал он суду.

Эгон Тамм кивнул — на его лице появилась тень мрачной улыбки. Посовещавшись с коллегами, он произнес: «Мы выносим следующий приговор. Капитану Глоуэну Клаттоку присваивается принадлежащий ему по праву статус постоянного служащего управления станции Араминта. Суд выражает сожаление в связи с тем, что ему пришлось стать жертвой махинации, которую суперинтендант Бодвин Вук справедливо назвал «опасным мошенничеством». Арлес и Друзилла лишаются какого бы то ни было статуса и не могут рассматривать себя даже в качестве наемного вспомогательного персонала. Они обязаны немедленно выехать из пансиона Клаттоков, сегодня же. Обстановка в квартире капитана Клаттока должна быть восстановлена в первоначальном виде в кратчайшие сроки и к полному удовлетворению капитана Клаттока. Выражение «в кратчайшие сроки» означает, что работы должны начаться сегодня же и продолжаться днем и ночью, невзирая на расходы. Если Арлес и Друзилла не могут оплатить эти расходы, соответствующую сумму обязана внести Спанчетта Клатток с тем, чтобы Арлес впоследствии возместил эту сумму на любых удовлетворяющих ее условиях.

Далее, Арлес и Друзилла приговариваются к восьмидесяти пяти суткам каторжного труда в лагере строгого режима на Протокольном мысу. Суд надеется, что этот опыт пойдет им на пользу. Это минимальное наказание, предусмотренное законом за их проступок, и они должны благодарить судьбу за то, что отделались так легко».

Друзилла громко рыдала в полном отчаянии. Арлес молча уставился в пол.

Эгон Тамм продолжал: «Суд не может не подозревать, что Спанчетта Клатток знала обо всем этом деле гораздо больше, чем позволяют установить фактические свидетельства. Для того, чтобы придти к такому выводу, достаточно простейшего здравого смысла. Тем не менее, мы не можем выносить приговоры на основе одних подозрений, и на этот раз, по меньшей мере, Спанчетта Клатток не присоединится к своему сыну и его супруге на Протокольном мысу. Внутренний распорядок пансиона Клаттоков не входит в юрисдикцию нашего суда, но мы рекомендуем освободить Спанчетту Клатток от обязанностей председательницы избирательного комитета и от участия в работе любого другого комитета, выполняющего существенные функции. Мы рекомендуем также, чтобы совет старейшин пансиона Клаттоков принял соответствующие дисциплинарные меры.

Так как рассмотрение каких-либо дальнейших дел не предусмотрено сегодняшней повесткой дня, на этом заседание суда объявляется закрытым».

5

Во второй половине следующего дня Глоуэн снова посетил тюрьму. Зайдя в камеру, он обнаружил Флоресте, сгорбившегося за столом над книгой в изящном розовом кожаном переплете. Флоресте оторвался от чтения с явным недовольством: «Что тебе еще нужно?»