Хроники Кадуола

«Намур ведет себя капризно, — ответил Рун Оффо. — Он заявил, что слишком занят, чтобы участвовать в совещании. Пришлось послать двух сержантов в парадной форме, чтобы его привели. Если не ошибаюсь, они уже здесь».

Дверь открылась, и в кабинет зашел Намур.

«А, Намур! — воскликнул Бодвин Вук. — Рад, что в конечном счете вы смогли уделить нам свое драгоценное время! Вероятно, вы сможете подтвердить или разъяснить некоторые детали нашего расследования».

«Какого такого расследования? — без всякого дружелюбия осведомился Намур. — Гораздо вероятнее, что я не смогу предоставить вам никаких сведений, в каковом случае предпочел бы немедленно откланяться — сегодня я очень занят».

«Полно, полно, Намур! Вы скромничаете! По всеобщему убеждению, вы всех видите насквозь и все про всех знаете».

«Это не так! Я интересуюсь только своими собственными делами».

Бодвин Вук огорченно развел руками: «Сегодня вам придется поступиться своими интересами во имя интересов отдела B, которому, согласно Хартии Заповедника, должны оказывать всяческое содействие все служащие управления».

Намур улыбнулся — холодно и саркастически: «Меня вынудили явиться на допрос — по меньшей мере не ожидайте от меня подхалимского энтузиазма. Надеюсь, что вы позволите мне удалиться, когда в моем содействии больше не будет необходимости».

«Разумеется!» — великодушно пообещал Бодвин Вук. Поразмышляв несколько секунд, он жестом подозвал Руна Оффо и Айзеля Лаверти. Те подошли к столу. Все трое посовещались неразборчивым полушепотом, после чего «боров» и «хорек» вернулись на свои места.

Бодвин Вук прокашлялся: «Сегодня мы возвращаемся к чрезвычайно неприятному делу, о котором многие из нас постарались уже забыть. Мы делаем это по вполне основательным причинам, с чем согласится даже Намур, когда он меня выслушает. Я говорю об отвратительном изнасиловании и убийстве Сесили Ведер, совершенном во время Парильи несколько лет тому назад.

Дело это никогда не было закрыто, но только настойчивость капитана Глоуэна Клаттока позволила нам раскрыть эту тайну. Глоуэн, я попросил бы тебя изложить обстоятельства дела, так как тебе лучше известны его подробности».

«Как вам будет угодно. Постараюсь не быть многословным. Прежде всего, у нас есть улики, полученные в ходе первоначального расследования, а именно волокна, найденные в грузовике винодельни. Они могли остаться от костюма Намура, переодевшегося сатиром с козлиными ногами, или от любого из «первобытных» костюмов, хранившихся в гардеробе «Лицедеев». Костюмы всех «бесстрашных львов» были изготовлены из другого материала.

Намур смог отчитаться о всех своих передвижениях в период убийства. Арлес и Керди должны были совершать обходы вокруг табора йипов. Их подписи на обходном листе, казалось бы, исключают обоих из числа подозреваемых.

Тем не менее, Айзель Лаверти нашел дополнительное свидетельство — фотографию, на которой видна фигура, крадущаяся за «Старой беседкой». Фигурой этой оказался Арлес в «первобытном» костюме. Мы были уверены, что нашли убийцу. Арлес признался в том, что его подписи на обходном листе подделаны. Керди признался в том, что посмотрел сквозь пальцы на подделку — на том основании, то он и Арлес, будучи членами клуба «бесстрашных львов», обязаны были друг другу помогать и вообще благородны по определению. Арлес признал, что пробрался в гардероб «Лицедеев», находившийся на складе поблизости от табора. Он оделся в «первобытный» костюм, после чего поспешил в «Старую беседку» на свидание с Друзиллой. Керди остался один в патруле.

Друзилла более или менее подтвердила показания Арлеса, хотя и не слишком уверенно, потому что, по сути дела, в тот вечер она напилась до бесчувствия. И все же, судя по всему, Арлес и Друзилла вместе смотрели на сцену, пока исполнялась «Фантасмагория», и трудно предположить, что Арлес поспешил пожертвовать увлекательным обществом пьяной Друзиллы ради того, чтобы надругаться над Сесили Ведер в кузове грузовика на заднем дворе театра.

Снова проверяя фотографические свидетельства, я обнаружил, что Намур, в костюме сатира, остановился неподалеку от «Старой беседки», наклонился, глядя внутрь сводчатой галереи, и несколько секунд говорил с кем-то, кто сидел внутри. Намур, вы не помните этот эпизод?»

«Нет, не могу точно сказать. Это было давно, и в тот вечер я тоже изрядно выпил».

«А я очень даже помню! — неожиданно провозгласил Арлес. — Намур издевался над шлемом моего костюма, не подходившим бесстрашному льву. Он сказал, что я выгляжу, как жаба в парике змееголова. Я оправдывался тем, что не успел найти ничего более подходящего, но Намур меня не слушал — он любезничал с Друзиллой».

Намур усмехнулся: «Это правда. Теперь я припоминаю. Так оно и было».

«Это произошло сразу после окончания «Фантасмагории». Следовательно, Арлес, так же, как и Намур, однозначно исключается из числа подозреваемых.

Что же остается в результате? Бесстрашные львы пьют и гуляют. Керди браво марширует в одиночку по периметру табора йипов. Намур, оторвавшись от разговора с Друзиллой, танцует павану со Спанчеттой. Арлес сидит, надувшись, в «Старой беседке». Так мы и представляли себе эту ситуацию много лет, пока милая невинная Сесили постепенно стиралась из нашей памяти.

Но по меньшей мере в двух умах память о ней еще свежа. Убийца часто о ней вспоминает — и я тоже не могу о ней забыть. Два месяца, сидя в гробнице Зеба Зонка, я думал о самых разных вещах. Одна идея показалась мне неожиданно интересной. Мы тщательно просмотрели все снимки камер наблюдения. Мы нашли Арлеса, и тогда нам этого показалось достаточно.

Моя идея стала первой трещиной в стене этой тайны, потому что... короче говоря, я решил проверить фотографии, снятые позже. И нашел еще одну крадущуюся фигуру — на этот раз, без сомнения, фигуру убийцы. Убийца выходит с заднего двора Орфеума за несколько минут до полуночи. Он спешит — почти бежит — по Приречной дороге, потому что боится опоздать. Он должен вернуться, пока в патруль не вышла следующая смена.

Флоресте всколыхнул мои застоявшиеся воспоминания, когда упомянул о том, что Керди, выступая с «Лицедеями», глаз не мог оторвать от Сесили. Но все его потуги были тщетны. Сесили не подпускала к себе ни его, ни Арлеса. Как же быть с патрулированием табора? Еще одна мысль пришла мне в голову и подошла к общей картине, как недостающий кусочек мозаики. Керди говорил мне как-то, что он никогда не подчиняется приказам, которые считает глупыми или бесполезными. У Керди всегда было самое величественное представление о себе — он неповторим, он не подлежит действию обычных правил и постановлений. С точки зрения Керди приказ, согласно которому он должен был ходить ночью вдоль ограды табора йипов, был глуп и бесполезен. Как только Арлес ушел, Керди тоже решил дезертировать. Он последовал за Арлесом в гардероб «Лицедеев» и переоделся в «первобытный» костюм. Теперь он был свободен! Он мог делать, что хотел, все внутренние препятствия исчезли. И больше всего он хотел покуситься на Сесили — продемонстрировать ей неповторимое величие своей похоти и строго наказать ее за преступное пренебрежение!

Сказано — сделано. Керди осуществил свой план. Это был для него миг победы, самое славное свершение в его жизни».

Глоуэн замолчал. Все вопросительно смотрели на Керди. Тот сидел, как каменный.

Намур резко сказал: «Все это очень хорошо, и даже не мое дело, но где твои доказательства, позволь спросить?»

«Керди видно на фотографиях, — ответил Глоуэн. — Он спешил вернуться в патруль и забыл об осторожности. Видно, как он идет, наклонив голову и размахивая руками, по Приречной дороге. Никаких ошибок не может быть — это Керди собственной персоной».

«Все это ложь, — сказал Керди. — С первого до последнего слова».

«Значит, ты ничего не признаёшь?» — спросил Бодвин Вук.

«Мне нечего признавать. Все это ложь».

«И ты оставался в патруле все положенное время?»

«Так точно. Глоуэн всегда ко мне ревновал, потому что я — это я, чистокровный Вук, а он — полукровка!»