Часть той силы

вид очень старые, куклы. Одна из них была Чебурашкой, а другая, уже полуразложившаяся, скорее всего обозначала крокодила Гену. Крокодил повторял с уверенной размеренностью колес, ударяющих в стыки: "Чебурашка, подвинься. Чебурашка, подвинься…" Очевидно, это были роботы, функционирующие до сих пор. С правой стороны все пространство до самого горизонта превратилось в марево желтой пустыни, над которым то и дело проблескивали какие-то быстрые искры. Здесь же, довольно близко, к самому небу поднималось нечто, напоминающее мутный хобот застывшего смерча. Ложкин не имел ни малейшего желания идти в эту сторону.

Он остановился у роботов-игрушек и коснулся крокодила.

– Добрый день, – сказал Крокодил знакомым чуть скрипучим голосом Шерлока Холмса.

Это ободранное чудище ростом было повыше Ложкина. Каким образом могла появиться эта кукла, – подумал он, – если этот мир возник сто лет назад? Возможно, куклы меняют облик, приспосабливаясь к интересам детей той или иной эпохи? Тогда почему крокодил, которому уже лет тридцать или сорок, а не… Чем увлекаются дети сейчас? Спайдерменами или еще чем-то? Не имею понятия. Когда появится новая по-настоящему популярная кукла, этот робот примет ее облик. Если только доживет до того времени. Кажется, он вот-вот развалится.

– Добрый день, – ответил Ложкин, – не подскажете ли, где мне набрать воды?

– А как же! – обрадовался Крокодил, – идите туда, там озеро с прекрасным местом для купания. Там можно набрать очень много воды. Хотите, мы вас с Чебурашкой проводим?

– Нет, спасибо, – отказался Ложкин.

– Чебурашка, подвинься, – снова сказал Крокодил.

– Не могу, у меня лапка болит, – ответил Чебурашка и жалобно захныкал. Ложкин увидел, что у него всего одна нога, а из разрыва в брюхе торчит белая кость. Рана выглядела так, что у Ложкина внутри что-то оборвалось.

Он перешел через насыпь и спустился в ту сторону, где за стволами старых ив действительно поблескивала вода. В ушах все еще звучал детский плач Чебурашки.

Только подойдя совсем близко, он понял, что ошибся. Поверхность воды была совсем рядом, но вдали она переходила в самое настоящее болото, скрытое завесой тумана. Из жирно блестящей грязи торчали голые мертвые стволы. Горизонт был затянут серой дымкой, из-за которой болото казалось бесконечным, как песня кочевника.

Жалость в нашем мире есть вещь столь же ненужная и неуместная, как лишняя пара извилин у полковника военкомата, – подумал он, – надо же, пожалел игрушку, идиот! Интересно, пожалеет ли кто-нибудь меня, если сейчас из болота покажется… А ведь это самое настоящее болото!

Он отступил от воды на несколько шагов.

Местность была смутно знакома. Скорее всего, он бывал здесь раз или два в раннем детстве, приходил на пляж с кем-нибудь из взрослых. Раньше здесь действительно было озеро, раньше здесь купались и загорали. Болото возникло уже после этого. Ложкин узнавал полуразрушенный каменный павильон, который в старые времена был, кажется, магазином. Сейчас крыша исчезла, а толстые каменные