Семь смертей Лешего

Это было только на руку, что беглец не подозревал о преследователях. Тем приятнее будет прочесть на его лице ни с чем, ни сравнимое удивление, смешанное с ужасом, когда он поймет, как жестоко ошибался на их счет. Удивление и страх промелькнут в его глазах за мгновение до того, как в ноги вцепятся мертвой хваткой собачьи клыки, а на тупую башку сокрушительным молотом обрушится приклад армейского карабина. Всего лишь за мгновение до того, как разум погрузится во мрак, а башка затрещит от удара, как старый, растрескавшийся колокол.

А когда он очухается и сможет вновь адекватно воспринимать окружающий мир, то увидит глаза поймавших его людей, и прочтет в них приговор, жестокий и окончательный, и горько пожалеет о том, что очнулся.

Осталось еще чуть-чуть. Преодолеть сопку, на вершине которой они заметили силуэт беглеца, и он будет у них как на ладони. От осознания этой мысли у солдат открылось второе дыхание и они, на удивление собакам, смирившимся с человеческой медлительностью, резво устремились вперед, на пути к желанной добыче.

А она рядом, совсем рядом. Она не бежит, не уходит размашистым шагом, внимательно глядя на них сквозь ветви кустов, поджидая преследователей. И нет ничего хорошего в этих глазах. Нет ни тени страха и смятения. Они просто терпеливо ждут приближения собак и людей. Еще миг и глаза взирают на приближающихся, через прорезь автоматного прицела.

На мгновение все как будто остановилось. И лес, и люди, и собаки. Даже легкое дуновение ветра, умерло, не успев родиться. Все застыло в ожидании. А мгновение спустя треск автоматной очереди разорвал хрупкую паутину зачарованной тишины. Все вокруг зашевелилось, пришло в суматошное движение, стремясь наверстать упущенное за время сумеречного покоя.

Взвизгнув от боли, кубарем покатились с сопки вниз, путаясь в поводьях, служебные овчарки. И не успели их тела грузными серыми кулями застыть внизу, как души вознеслись к небесам, к заоблачному собачьему раю. Где нет людей, кровавых погонь, где тишь и благодать, много вкусных косточек и никаких врагов. Никого не нужно преследовать, ни с кем, ни нужно драться. Просто лежи себе спокойно и наслаждайся умиротворением и покоем.

И улетели собачьи души прочь, к небесам, лишь на мгновение, бросив взор на землю, на неприметные, заросшие серой шерстью холмики, покрытые алой, сочащейся кровью. Мимолетное сожаление и позабыв обо всем на свете, они уже мчатся по дороге в рай, той дороге, по которой можно мчаться вечность, не чувствуя усталости.

Грянувшие как гром среди ясного неба, автоматные очереди, унесшие жизни служебно-розыскных собак, ошеломили людей. Они настолько были поражены случившимся, что даже не попытались упасть на землю и вжаться, врасти в нее, спасаясь от обрушившегося на них свинцового ливня. Ничего не соображая, словно зачарованные, продолжали мчаться к намеченной сопке, с вершины которой на них глянула смерть.

Очередь была одна, но очень длинная. Похоже, устроивший засаду зэк, после убийства собак, особо не целился. Он просто выпустил в преследователей очередь, высадив патроны оставшиеся в магазине. Но одно дело, если оружие в руках дилетанта, впервые имеющего с ним дело, и совсем другое, когда в руках у профессионала. Даже не целясь, он одной очередью нанес ощутимый урон преследующим его людям. Обоих собаководов, бежавших впереди основной группы, он уложил наповал. Одному из солдат повезло несколько больше, он остался жив, но был ранен настолько серьезно, что нуждался в срочной медицинской помощи. И каждое мгновение, что он валялся на земле, неловко подложив под себя руки, только уменьшало его шансы на спасение. А его товарищи, слившись с землей в ожидании нового шквала пуль, не спешили на помощь.

Несколько бесконечно долгих минут пролежали они, уткнувшись носами в землю, не смея поднять голову, но очередного свинцового шквала не последовало. И тогда капитан Шалмин приподнял голову и огляделся. Вслед за начальником, начали осматриваться и остальные. В их руках появилось оружие, через прицел которого они рассматривали окружающий мир. Наконец, изрядно поредевший стараниями беглого зэка отряд, стал походить на боеспособное подразделение, изготовившееся к бою.

А схватки, похоже, и не намечалось. Спустя несколько минут капитан Шалмин привстал, а затем и выпрямился в полный рост, продолжая глядеть в направлении смертоносной сопки, готовый в случае малейшей опасности вновь упасть на землю. Зарыться в нее по уши, оставив невидимому стрелку лишь округлую и аппетитную часть тела, на которую так любили западать большие начальники, задницу. Все было спокойно. Похоже, беглец, оценив урон, нанесенный преследователям, решил более не ввязываться в схватку, а спокойно уйти, пока противник приходит в чувство. Возможно, он решил, что преподанный им болезненный урок, остановит преследователей, и они откажутся от дальнейшей погони, позволив ему уйти.

Но если он действительно думал так, то сильно заблуждался. Не такой был человек капитан Шалмин, что скрежетал сейчас зубами от злости, и сжимал кулаки в бессильной ярости над телами погибших. Он и прежде не думал отступать, а теперь и подавно не отступится от намерения, во что бы то ни стало поймать, и доставить на зону беглого заключенного. Тем более он не отступится сейчас, когда к погибшим сотрудникам тюрьмы, добавилось еще двое, и еще один почти не подавал признаков жизни. Вряд ли ему суждено дожить до возвращения. Жить ему оставалось день, от силы два, а затем он умрет. Слишком серьезным было ранение, слишком много потерял он крови.

С ним срочно нужно что-то решать. Проклятый зэк, словно специально оставил его в живых, чтобы доставить капитану Шалмину побольше хлопот. Тащить раненого с собой, значит затормозить продвижение отряда, да и не выдержит организм бедолаги даже размеренного темпа. Оставить его умирать, он тоже не мог. Ведь это солдат, гражданин советской страны, а не какой-нибудь лишенный прав, зэк.

За подобное деяние, он точно пойдет под трибунал. А это лишение погон, и тюрьма. На зоне новости распространяются очень быстро, и ему останется от силы пара дней, чтобы привести приговор самому себе в исполнение, дабы избавиться от неминуемых издевательств и смерти в муках от рук сокамерников, едва они узнают, что за человек попал к ним. Под трибунал капитану Шалмину не хотелось, и поэтому он думал о том, что делать с раненным. И хотя раненый все равно не жилец и возможно доживет последние часы, он, начальник, обязан о нем позаботиться. Быт может потом, при расследовании ЧП, происшедшего во вверенном учреждении, этот поступок зачтется ему в актив, и хоть чуть-чуть, сработает в его пользу.