Артемидора (СИ)

Ушлая Зигги мигом схватилась водить недавнюю пленницу под локоток да вдоль ограды - хвалиться не своим. Хотя она вроде как мигом своей стала...

Даже не выходя за пределы, видели они со всей несомненностью: внешняя белокаменная стена - ограда перед оградой. Внутри неё высился стройный пятиугольник, собственно монастырское общежитие с зарешеченными арками, ведущими внутрь. На него пошёл кирпич необычного розовато-красного цвета.

- Госпиталь и приют, сестринские дормитории и малые кельи, мастерские и трапезная, библиотека и часовня, гостевое крыло, - перечислила Зигрид. - Оно самое нарядное, госпиталь - самое чистое место.

- А в закрытом дворике что - большой храм? - спросила Арта, притворяясь более наивной, чем была.

- В известной мере. Только без трезвона. Такое знание - лепить наследственное вещество как глину - надо держать за двойной стеной, - с важностью провещала Зигги. - Когда король-дитя и его матушка по бедности казны уступили нашей обители выморочную пустошь, из глины слепили кирпичи, известняк выломали в каменоломне и вытащили из той же глины, когда её переворачивали. И возвели обитель. Не робей: меня уже везде пускают, скоро и тебя приставят к делу.

Так Арта и поняла: до сей поры учили её открытому знанию, а теперь обязаны были - потаённому. Опасному.

Самым первым, что ей пришлось уяснить, - решётки в святая святых не были так уж непроницаемы, во всяком случае, для своих. Рядом с ними стояли "боевые сёстры" в коричневом, вопреки привычному правилу, вооружённые и явно натренированные. Но своих они быстро запоминали в лицо и не чинили им препон.

Вторым следовало то, что кларинды почти все вышли из знати, истинной, коренной, а не "привенчанной". Чтобы удачно выдать замуж, девицу обучали зачаткам наук, копили приданое, сводили с достойными молодыми мужчинами, - но весь груз знаний, богатства и связей был потрачен на вклад в облюбованную обитель. К тому же ради того, чтобы настоять на своём вопреки родительской воле, девице надобно было выработать незаурядный характер и силу воли: так и происходило, это также можно было счесть вкладом в общее дело.

- И, заметь себе, мы не из младших отпрысков в семье и не из потомства вторых сыновей, - объяснял Арте кое-кто из них, - те идут в обители попроще. Где можно не тратить постельные и кормовые деньги на микроскоп, микротом, центрифугу и прочие греховные рутенские штучки, приведенные с помощью рутинной кровяной магии к состоянию живых, хотя не слишком разумных.

В самом деле: держали сёстры себя в сугубой бедности. Постели и в самом деле походили на сеновал, укрытый холстиной, на простую работу ставили простой и народ, хотя и сами её вовсе не гнушались, но лаборатории (не те, что от слова "лаборанта") были обставлены так, что новая сестра немела от изумления.

Этого изумления явно не хватало на Бельгарду. Арта побаивалась спросить и даже себе самой не хотела задать вопрос-другой, но ведь в рабстве её подруга, похоже, не была и дня, как и вообще в послушании. Взноса она честно не вносила - разве что в виде чего-то много более ценного, чем деньги. На монашку похожа не была, хоть и белые волосы остригла почти под корень, и покрывало широкое на них. Ряса без привычного глазу пришивного куколя была явно с чужого плеча: положим, всех тут одевали не с иголочки, но хотя бы не из бадьи со щёлоком. Вид у хламиды был, словно и её, и Белу снашивали долго и упорно. К тому же из-под неровного подола внаглую торчали исподники. Это была новая гигиеническая мода, для защиты от грязи и вредных испарений штаны носили все женщины, но старались оформить поизящней. Брали вместо посконины натуральный некрашеный шёлк, например.

А ещё младшую сестру Бельгарду в монастыре уважали. Не по причине условной аристократичности: почти все были из старинных родов, могли бы при случае заткнуть за пояс и короля Орта, и Фрейра-с-левой-стороны, и Библис, у которой оказалось два благороднейших отца: тот, кто зачал и погиб, и взявший вдову, не выдержав положенного срока. Хельмут, предок царящей во всем Верте династии, и его лучший друг и соратник. Но лишь потому уважали - а Зигрид и вообще в рот Беле глядела, - что та умела "говорить красно": выводить изящные умозаключения, чётко формулировать афоризмы и открывать перед слушателем неведомые стороны бытия.

Дело и учение шли без запинок: стеклянная и глиняная посуда не билась даже в неумелых руках, приборы были скрупулёзно и надоедливо точны - хотя рутенцы бы изумились до полусмерти, какие цели преследует эта неубиваемость и точность. Из Зигрид получилась настоящая лаборантка, и она подражала Беле с усердием неофита. Возможно, было наоборот, старшая щадила, подстраивалась под младшую?

По крайней мере объясняла весьма образно и доходчиво:

- Вот эта штуковина как раскалённый добела нож, только в сотню раз острее и горячей: будь осторожна, тогда извлечёшь пользу. Лазер - тот же дневной свет, который ловят все стёкла и отражают все светила. Только скрученный в тугой жгут. А чтобы получить тончайший срез живой ткани, требуются холод и алмаз. Называется микротом.

Вначале Арта чувствовала себя словно орангутан в посудной лавке. Не так уж это было фатально: она как раз читала книгу одного славного рутенца, что называлась "Таинственный остров", там смышлёный обезьян Юп кухарил и (вот ужас-то) курил трубку. Но постепенно и сами приборы начали рассказывать неофиткам о себе. Что сказывалось - разумное ли и гармоничное устройство или особенная вертская магия, было неясно. Когда женщины, юная и не очень старая, спрашивали, ответ обычно шёл по касательной. Примерно так, хотя имелись варианты:

- Да нет её, никакой магии! Это программирование наследственного вещества - вот и всё. Рутенцы смотрят через такой микроскоп, который ловит и увеличивает тень, так как сам объектус очень мал. Видит цепь, объясняет себе значения отдельных звеньев и вырезает нежелательное. Полагает, что и дети прооперированного существа будут исправны. Так бывает, только не часто: но ведь это насилие. А в Вертдоме исполняют песню крови, и вся вселенная под неё танцует. Не вдаются в подробности по поводу - что лучше и чего бы они хотели. Узнают верный алгоритм реалий, исправляют соответственно ему. А теперь отвечайте: что наши христиане именуют белой магией?

- Обряды, - неуверенно говорила Арта. В обители ими не злоупотребляли, да и не верили в Христобога, только в пророка, но раньше она вращалась в кругах модных еретиков, вернее - отиралась около. - В Рутене причащаются телом их божества.

- Плотью и кровью, - вставляла Зигги. - Считается, что они сами станут такими же.

- Богами или богом? - старшая монахиня с лукавством щурила глаз. - То есть будете как боги, знать добро и зло?

- Нет, - внезапно осеняло Арту. - Весть пророка Хесу ба-Йоше - он сам. Истинный человек, рождённый заново, исправленный Всевышним. Мужчина, во имя которого разделили надвое женщину, то бишь женское начало, которое вдвое сильней мужского - ведь у них в хромосомах двойной набор всех человеческих качеств. Капля крови хозяина делает механизм или инструмент в чём-то подобным человеку. Частица наследственного вещества, в которой заключён алгоритм, врачует изначальную ошибку. Для такого не требуется добираться до корня, то есть оплодотворённого яйца: действует и на взрослых особей, успевших сформироваться, так как это не генетическое изменение в собственном смысле, а лишь коррекция неправильностей и прямых ошибок.

- Человек, зачатый внутри женской плоти и рождённый из неё - ошибка? - риторически спрашивала старшая, не требуя ответа.

- Бела, меня тут силком натолкнули на мысль, - поведала Арта подруге. - Если принять рутенскую ересь - Ты-то наверняка размышляла на медитациях. Ягве родил сына. Что имеется в виду? Как это может вообще быть?

- Не как у людей, - ответила Бельгарда коротко. - Люди - срам и позор земли.

"А ведь в самом деле, всё у нас идёт по-дурному. Вынашивание, роды, боль, вся прочая маета... Неужели вся эта патология никого и ничему не учит? - думала Арта на медицинский манер. - Мы ведь не макаки или шимпанзе какие-нибудь. Люди достойны лучшего, а на деле куда хуже самого худшего".